147

 

НАШИ ЮБИЛЯРЫ

 

К 75-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ В.Э. ЧУДНОВСКОГО

 

 

 

24 сентября 1999 г. доктору психологических наук, профессору Вилю Эммануиловичу Чудновскому исполнилось 75 лет. Из них около 40 лет он связан с Психологическим институтом РАО, где прошел путь от аспиранта до ведущего научного сотрудника.

Коллеги и редколлегия журнала сердечно поздравляют Виля Эммануиловича и желают ему здоровья, широкой жизненной перспективы и оптимизма в достижении поставленных целей.

В связи с юбилеем мы попросили НЛ. Карпову, сотрудницу В.Э. Чудновского, взять у него интервью. Ниже публикуется текст этой беседы.

— Уважаемый Виль Эммануилович, расскажите, пожалуйста, немного о себе и о том, как Вы пришли в психологическую науку. Кто из Ваших преподавателей оставил наиболее глубокий след в Вашей жизни?

— Во время учебы в Ташкентском педагогическом институте я увлекся лекциями по психологии, которые читал П.И. Левентуев, близко знавший А.Р. Лурия и в свое время (это были 30-е гг.) вместе с ним и с Ф.Н. Шемякиным проводивший очень интересное исследование по этнопсихологии в отдаленных кишлаках Узбекистана. В этих лекциях передо мной предстала “живая психология”, тесно связанная с реальной действительностью и преподносимая очень эмоционально, проникновенно, иногда лирично. Это была первая “зацепка”. После окончания института я был оставлен на кафедре психологии в должности ассистента. Стал читать лекции на филологическом, историческом, физико-математическом, дошкольном факультетах. Пятнадцать лет преподавательской работы. Затем аспирантура в Москве в Психологическом институте на Моховой, а после ее окончания — зачисление в штат этого института и.о. младшего научного сотрудника. С тех пор моя жизнь связана с судьбой института.

 

148

 

— На Ваших глазах и при Вашем участии последние 35 лет проходит жизнь первого Психологического института России. Каковы наиболее запомнившиеся Вам события?

— Прежде всего хочу сказать, что поступление в институт было для меня настоящим подарком судьбы. Я оказался в коллективе, в котором работали такие психологи, как Б.М. Теплов, А.А. Смирнов, Н.И. Жинкин, П.А. Шеварев, Н.А. Менчинская, Д.Б. Эльконин, В.В. Давыдов, Л.И. Божович, К.М. Гуревич, Н.С. Лейтес, М.И. Лисина, В.Н. Пушкин... Поразительно, что в относительно небольшом институте, здание которого построено почти 90 лет назад на деньги С.И. Щукина, было “прописано” большое число “психологических звезд”. И в этом, пожалуй, первая и главная особенность Психологического института. С некоторыми из них довелось общаться достаточно интенсивно. Н.А. Менчинская принимала меня на работу. Д.Б. Эльконин был оппонентом моей кандидатской. В.В. Давыдов председательствовал на защите докторской. Очень полезное для меня сотрудничество было с М.И. Лисиной и ее лабораторией. Об А.А. Смирнове, Н.С. Лейтесе, Л.И. Божович — разговор особый...

Вспоминая историю института, хочу выделить “эпоху Смирнова”. Об Анатолии Александровиче много написано, и все же хочу добавить несколько личных впечатлений. Было время, когда в течение двух лет мне приходилось общаться с ним чуть ли не каждый день, и это общение оставило след на всю жизнь. Анатолий Александрович был русским интеллигентом в полном смысле этого слова, влюбленным в психологию и в свой институт. Его отношение к институту было похоже на отцовское чувство (Анатолий Александрович по возрасту был старше большинства сотрудников) или чувство рачительного хозяина, который понимает, что успех общего дела обусловлен благополучием и эмоциональным состоянием каждого.

Иногда строгий, часто снисходительный (Анатолий Александрович с гордостью рассказывал о таком эпизоде из своей биографии: когда-то он в течение двух лет был начальником военного училища, и за это время не наложил на своих подчиненных ни одного административного взыскания), с юмором относящийся к человеческим слабостям, ставивший во главу угла своей организационной работы стремление к справедливости, Анатолий Александрович каким-то непостижимым образом создавал в институте ту особую атмосферу, в которой “психологические звезды”, разные по своей “фактуре” и масштабам, светили ярким и ровным светом, создавая чудесный ансамбль... И недаром “эпоха Смирнова” была эпохой расцвета Психологического института несмотря на чрезвычайно сложную социально-политическую ситуацию, в которой приходилось работать.

В этот период я активно занимался общественной работой. Из песни слова не выкинешь — в институте действовала партийная организацию, которая имела свою историю, сложную и своеобразную. Сейчас, оценивая результаты общественной деятельности, вижу их неоднозначность. С большой теплотой вспоминаю о совместной работе и повседневном общении с И.В. Равич-Щербо, И.В. Дубровиной, О.А. Конопкиным, Т.В. Снегиревой, а позже с В.И. Пановым, А.Б. Николаевой и многими другими. Да, были большие сложности, обусловленные идеологическим давлением, бюрократическими инструкциями. Приведу лишь один эпизод. Удалось при содействии Анатолия Александровна предотвратить намечавшийся “разгром” книги Л.И. Божович “Личность и ее формирование в детском возрасте” (1968). Автору инкриминировались два “греха”: 1) в книге почти не было ссылок на классиков марксизма, 2) покритиковав 3. Фрейда, Л.И. Божович отметила и позитивные стороны его концепции. С большим удовлетворением вспоминаю о работе в местном комитете профсоюзной организации, которая давала возможность сделать нечто конкретное для облегчения жизни сотрудников, организации их отдыха. (Это было время, когда в большой аудитории института побывало множество кумиров эстрады — от Г. Хазанова до В. Высоцкого).

Наиболее значимой жизненной вехой для меня была встреча с Н.С. Лейтесом. С гордостью вспоминаю о том, что был его первым аспирантом. Натан Семенович — один из представителей той “психологической элиты”, которая в течение многих лет определяла духовную атмосферу Психологического института и для которой характерна безграничная преданность науке, гуманность, скромность и доброжелательность,

 

149

 

органично сочетающаяся с высокой научной требовательностью. Помню, что текст моей первой статьи, которую я написал для журнала “Вопросы психологии”, Натан Семенович возвращал мне десять раз! Но когда последние правки были сделаны, Б.М. Теплов, который был тогда редактором журнала, немедленно передал статью в редакцию для опубликования.

Следующая веха моей жизни в институте связана с лабораторией Л.И. Божович. Лидия Ильинична, про которую говорили “женщина с мужским характером”, была сильным полемистом, упорно и с достоинством отстаивавшим свою научную позицию. Даже такие титаны отечественной психологии, как А.Н. Леонтьев и Д.Б. Эльконин в какой-то мере побаивались ее выступлений, печатных и устных, остерегались силы ее логики, ее неукротимого темперамента. В научной позиции Лидии Ильиничны было нечто “диссидентское” — она боролась за “психологический суверенитет” личности, за эмансипированность личности от социального давления, за право человека быть не только преобразователем окружающих обстоятельств, но и творцом себя самого. В лаборатории Л.И. Божович мне довелось работать с такими интересными исследователями, как Л.С. Славина, Т.Е. Конникова, М.С. Неймарк, С.Г. Якобсон, Т.В. Снегирева, Е.И. Савонько, Т.А. Флоренская, Т.П. Гаврилова. Иных уж нет...

Одно из достижений лаборатории — в общем, удачная попытка создания экспериментальных методик выявления направленности личности. В то время это был настоящий прорыв. Парадоксально, но факт — в разгар брежневского застоя удалось опубликовать цикл статей, в которых было показано, что так называемая номенклатурная психология зарождается еще в школе как результат нарушения демократических принципов деятельности детских школьных организаций. Впоследствии эти материалы были обобщены в книгах “Нравственная устойчивость личности” (1981) и “Воспоминания о будущей школе” (1993). Наследницей этого коллектива стала лаборатория практической психологии под руководством И.В. Дубровиной.

Если говорить о сложностях жизни института, то в “доперестроечные времена”, на мой взгляд, основные из них имели не внутренний, а внешний характер. Это, мягко говоря, — “сверхопека” со стороны вышестоящий инстанций — отдела науки ЦК партии и особенно президиума Академии педагогических наук, что частенько приводило к перекройке структуры института, принудительному изменению научных планов, неоправданному перемещению сотрудников из одного подразделения в другое. Это коснулось и меня, что не способствовало концентрации на определенной проблеме и углублению в нее, но с другой стороны, “перемена мест” расширяла кругозор, способствовала приобретению нового опыта. С удовольствием вспоминаю о работе в группе изучения способностей совместно с А.А. Мелик-Пашаевым, З.Н. Новлянской, Г.Н. Кудиной и другими, затем в “строго экспериментальной” лаборатории Э.А. Голубевой, и, наконец, — в группе исследования общения и развития личности А.А. Бодалева.

Вот некоторые соображения об институте сквозь призму собственных дел, мыслей и чувств. Добавлю только, что если в современных сложнейших условиях институт смог не только выжить, устоять, но и продолжает развиваться, открывает новые подразделения — это свидетельство того, что он создан на прочном фундаменте.

— Вами опубликовано 95 работ. Что определяло и определяет их тематику?

— Первые публикации были посвящены проблеме соотношения индивидуальных и возрастных особенностей детей. Тематика дальнейших работ — психология личности: цикл статей по направленности личности (выделю здесь публикацию 1968 г. “Направленность личности и поведение школьников” — попытку рассмотрения феномена направленности на конкретном материале педагогической практики), работы по анализу проблемы конформизма и устойчивости личности, которые были обобщены в монографии “Нравственная устойчивость личности” (1981); публикации по проблеме способностей и одаренности (1986, 1990), психологический анализ феномена убеждений. В 1993 г. совместно с учителем Л.И. Звавичем была опубликована книга для старшеклассников “Анатомия убеждений”, победившая на конкурсе по программе “Обновление гуманитарного образования в России”. В том же году совместно с P.M. Бескиной, директором школы № 67, которая почти 30 лет была моей базовой школой,

 

150

 

опубликована книга для учителя “Воспоминания о будущей школе” — попытка дать углубленный психологический анализ многогранному опыту работы одной из московских школ. В последние годы опубликовано несколько моих работ по проблеме смысла жизни. Полагаю, что эта тема органически следует из ранее разрабатываемых проблем психологии личности. Хотя нужно признать, что здесь мы еще в самом начале; растет число исследователей, проблема разрастается вширь, но, к сожалению, не хватает концентрации на наиболее перспективных направлениях.

— Вы уже много лет занимаетесь исследованием психологических аспектов смысла жизни, написали интереснейшую книгу “Смысл жизни и судьба человека” (Книга для учителя, 1998 г.), а как для себя Вы определяете смысл жизни? Какое содержание, на Ваш взгляд, должно получить это понятие в XXI в.?

— Вопрос закономерный. И, конечно, очень трудно “наложить” его на собственную жизнь. Это прежде всего связано с тем, что существует предрассудок по отношению к этой проблеме — стремление свести его к какой-либо одной отдельно взятой идее, ценности. Чем больше думаю над этим, тем яснее становится, что смысл жизни — целая система смысложизненных ориентации, имеющая сложную структуру, при этом система динамическая, своеобразная в разные периоды жизни, во многом обусловленная как социальной ситуацией, так и особенностями личности.

Не буду о ранних, юношеских представлениях на этот счет. А впрочем... Мы воспитывались на романтических революционных идеалах, иногда далеких от реальной жизни. Но вот известная мысль Н. Островского: “Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...”, пожалуй, оказалась достаточно содержательной и универсальной, хотя и в форме, так сказать, “доказательства от противного”. Ретроспективно оглядываясь на прошлое, вижу немало упущенных возможностей, несвершившихся планов. Разумеется, можно ссылаться на социальные обстоятельства, которые были суровы и часто не столько воспитывали, сколько обжигали. Но вместе с тем мне близки строчки М. Светлова: “Быть может я не выкопал по лени в моей душе давно зарытый клад”. Насчет клада не знаю, но то, что жизненный КПД мог быть больше — несомненно. Вообще проблема самореализации или самоактуализации человека, а также его “недореализации” неразрывно связаны с проблемой смысла жизни...

Вспоминаю годы войны. Райком комсомола направил меня на авиационный завод, который выпускал военно-транспортный самолет Ли-2. Мне довелось выполнять две основные операции — установка киля (часть хвостового оперения) и круговой панели (“Турель”), на которой затем ставился пулемет. И в этих повторяющихся, почти доведенных до автоматизма операциях воплощался смысл дней, месяцев, целого куска жизни. Хотя, конечно, были и другие составляющие этого феномена: не сломаться от перегрузок, изматывающего однообразия дней, истощения; помочь родным выжить, увидеть день Победы. Структура смысла жизни была упрощена до предела... Не буду останавливаться на последующих периодах, отмечу только, что работа в сфере психологии стала звеном, соединяющим различные жизненные этапы в одно целое. Но вот — поворотный пункт, связанный с ломкой устоявшихся общественных отношений и развенчанием привычных идеалов. Психологический шок. Перелом, особенно болезненный для старшего поколения, из которого только сейчас постепенно начинаешь выходить. И вновь помогает “психологическая составляющая”. Уходит пена революционного экстремизма, и яснее видишь, что многое из того, что было сделано, небесполезно.

Сейчас больше, естественно, интересует проблема смысла жизни пожилого человека. Приближается финиш, укорачивается жизненная перспектива. А может быть, не совсем так? Парадоксальная мысль: жизненная перспектива на склоне лет увеличивается... Попробую обосновать. Прежде она была крепко привязана к настоящей сегодняшней действительности — наличным социальным и иным обстоятельствам, собственным возможностям и способностям; наконец — к состоянию здоровья.

Но вот наступает момент, когда будущее настолько сжимается (на манер шагреневой кожи), что за него трудно “уцепиться”. Малая величина этого отрезка обусловливает тот факт, что мы постоянно стремимся “выскочить” за его пределы. Выйдя на финишную прямую, мы уже не можем

151

 

видеть себя в будущем (за исключением ближайшего завтра). Ибо нас там нет, и мы понимаем это. Однако “опережающее отражение”, обращенность в будущее, жизненная перспектива — слишком значимое свойство человеческой природы. И вот происходит метаморфоза, изменение качества жизненной перспективы. Жизнь человека в будущем все больше замещается тем, что связано с ним, но уже не является им самим: дети, внуки, правнуки, ученики, последователи, дело, которое, возможно, будет продолжаться. Это его опора, сюда “перетекает” смысл его жизни. Блажен тот, у кого эта “сегодняшняя опора” широка, разнообразна, основательна. А если нет? Важнейшая задача человека, вышедшего на финишную прямую, — найти эту опору, свою, особую, уникальную, которую, быть может, ранее не заметил, не относился к ней как к тому, в чем непосредственно заинтересован, что может придать смысл завершающей стадии жизни. В этой связи вспоминается прочитанная где-то фраза, которая больше относится к области военного искусства, но подходит и к данному случаю: “Отступать медленно, организованно, с боями”. На завершающем этапе эта “процессуальная характеристика” становится все более ценной, приобретая значимость смысла жизни...

— Вы выпустили в 1993 г. в соавторстве с P.M. Бескиной еще одну книгу для учителя “Воспоминания о будущей школе” и в настоящее время преподаете курс психологии в педагогическом университете, — насколько готовы сегодняшние студенты строить “школу будущего”?

— Создание школы будущего должно начинаться с подготовки Учителя. Именно он может воспитать новое поколение людей, способных выстроить свою судьбу, достойную человека разумного.

К сожалению, наши педвузы готовят, в основном, не учителя, педагога, воспитателя, а преподавателя определенной учебной дисциплины (литературы, истории, математики). Именно этой задаче подчинено основное время студента, именно на это направлены учебные программы и планы. Чрезвычайно слаба психологическая подготовка студентов, особенно в области практической психологии. Это одна из причин разочарования значительной части студентов в будущей профессии. Здесь — огромное поле деятельности...

— Ваш взгляд на развитие психологии в XXI в.

— Психология третьего тысячелетия, на мой взгляд, должна стать одной из наиболее значимых наук, а может быть, и самой значимой! Поясню свою мысль. Человечество в процессе своего развития уделяло основное внимание преобразованию окружающей природы и производству материальных благ, научно-техническому прогрессу.

События, происшедшие во второй половине XX в., особенно наглядно показали роль психологических факторов в жизни человеческого общества и его развитии. Проблема не только позитивных, но и негативных тенденций в развитии человеческой психики, проблема не только истинного, но и заблуждающегося мышления, его деформации. Предметом пристального внимания исследователей XXI в. должно стать изучение психологических причин, обусловливающих то парадоксальное обстоятельство, что по мере развития цивилизации человек все больше становится заложником своего разума, своих способностей, своего таланта, которые все в большей степени оборачиваются против него, приносят ему страдания и создают угрозу для его существования на Земле.