К ЮБИЛЕЮ Э.А. ГОЛУБЕВОЙ
27 ноября 1997 г. исполняется 70 лет со дня рождения Э.А. Голубевой - доктора психологических наук, профессора,
главного научного сотрудника Психологического института РАО. Редакция и
редколлегия журнала "Вопросы психологии" поздравляют Эру
Александровну с юбилеем и желают ей новых творческих успехов и неиссякаемого
оптимизма.
Ниже публикуется интервью с Э.А. Голубевой.
- Эра Александровна, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли в психологию.
-
Этот приход в далекую пору, в 1947 г., был достаточно драматичным, с одной
стороны, и, как сейчас видно по прошествии полувека, все-таки закономерным - с
другой. Драматичным потому, что жилось трудно; я закончила
школу без родителей, мама умерла перед
войной, отец погиб в 1941 г. под Москвой, погибли и все его братья. В
эвакуации, в далекой от районного центра деревушке Башкирии, где не было
средней школы, пропал учебный год.
В
1946 г. окончила хорошую московскую школу. Мне давались
языки, но заниматься дальше немецким, который преподавали в большинстве школ, в
том числе и нашей 349-й, я после войны не могла и поступила на подготовительное
отделение романского факультета Института иностранных языков, где весьма
успешно обучалась; нравились французский язык и прекрасная Франция с ее
литературой и культурой. И тем не менее в
следующем 1947 г., преодолев большой конкурс, я поступила на психологическое
отделение философского факультета МГУ. По-видимому, глубинная причина состояла
в том, что одно гуманитарное знание не удовлетворяло: помимо предметов этого
цикла меня влекла в школе биология и астрономия, а подрабатывая в Библиотеке
им. В.И. Ленина, увлеклась психологической и философской литературой. Так или
иначе, выбор был сделан, и я никогда не пожалела об этом: действительно, синтез
гуманитарного и естественно-научного знаний в
психологии представлен более, нежели в других науках.
- Кого из учителей университетского периода Вы помните и кто из них оказал наибольшее влияние?
-
Сначала об учителях в МГУ (время учебы длилось восемь лет, включая три года
аспирантуры). Было необычайно интересно. Логика, латынь, философия "от
Ромула до наших дней" и в то же время целый цикл биологических дисциплин -
не только лекционных занятий, но и серьезных практических. Анатомию
нам успел прочитать и принять "грозный" экзамен известный антрополог
В.В. Бунак (во время лысенковщины
его "попросили" из МГУ как бывшего евгеника), антропологию читал Я.Я.
Рогинский, эволюцию ЦНС - Г.И. Поляков, общую физиологию - М.В. Кирзон, физиологию ВНД - ученик И.П. Павлова Л.Н. Федоров,
требовавший абсолютно точного знания конкретных опытов.
Что
касается собственно психологии, она в годы учения была представлена целым
созвездием талантов и эрудитов. Обстоятельнейший
двухгодичный курс общей психологии (кажется, не пропустив ни одной лекции) вел
С.Л. Рубинштейн (семинары - М.Г. Ярошевский). Сергей Леонидович перед окончанием университета прочитал нам и
блестящий спецкурс о значении трудов И.М. Сеченова и И.П. Павлова для
психологии, а в аспирантуре снова воспитывал академизм, предложив мне,
например, в докладе о соотношении сознательного и бессознательного такой список
литературы, который наряду с известными трудами по этой проблеме включал
монографии крупнейших представителей теории медицины. Курс по
психофизиологии органов чувств читал С.В. Кравков, по
патопсихологии - А.Р. Лурия, по детской психологии -
А.В. Запорожец, по истории психологии - П.Я. Гальперин и М.В. Соколов, по
психологии искусств - Н.Н. Волков. Экспериментальной психологии нас обучали
А.Н. Соколов и К.М. Гуревич. Как не порадоваться такому образованию!
- Расскажите, пожалуйста, о Вашем круге общения.
-
Здесь нельзя не сказать о насыщенности культурной и духовной жизни Москвы в те
годы вообще, в которую я окунулась благодаря моей
подруге юношеских лет Н.Н. Бочаровой (она и сейчас
заведует школьной библиотекой). Мы были знакомы с поэтами Н. Асеевым и -
особенно хорошо - с опальным в то время Н. Глазковым, не пропускали ни одного
концерта удивительных чтецов В. Яхонтова и Д.
Журавлева. Пушкин, Грибоедов, Достоевский, Блок, Есенин, Маяковский благодаря
феноменальной памяти и мастерству артистов Театра одного актера обретали
неповторимое звучание.
Почти
каждую неделю мы ходили в консерваторию и Колонный зал Дома Союзов, где слушали
музыку Чайковского, Моцарта, Бетховена, Прокофьева,
146
Скрябина, Шопена,
Рахманинова, Грига, Листа и многих других гениальных композиторов в исполнении
выдающихся музыкантов - Рихтера, Софроницкого,
Юдиной, Гилельса, Мержанова,
Флиера, Ойстраха с оркестрами под управлением Гаука, Иванова, Мравинского (он часто бывал в Москве, да и
поездка в Ленинград не была, как в наше время, проблемой). Наслаждались пением
Обуховой, Долухановой, Козловского. В балет и театры
мы чаще ходили с М.И. Лисиной - моим лучшим
университетским другом, о котором хочется сказать особо.
Я считаю истинным счастьем встречу и общение многие годы с
этим всесторонне одаренным человеком: глубочайший ум в сочетании с блестящим
остроумием, эрудиция, в том числе и языковая (Майя Ивановна кроме украинского
знала английский, французский, испанский и итальянский языки), колоссальные
воля и работоспособность, организованность, музыкальный талант и как самый
"общий знаменатель" - доброта, когда все щедро раздавалось
окружающим. И нам, друзьям из "Боярской думы" (так
называли нескольких студенток из нашей группы, надеюсь, не только за меховые
шапки), которую Майя Ивановна возглавляла, а потом - и ученикам, сотрудникам,
коллегам и, конечно, родным. При этом именно от Майи можно было услышать
самую горькую правду и нелицеприятную критику.
- Кто были Вашими учителями в науке? Как сложились научная жизнь и профессиональное общение?
-
В научной жизни, благодаря университету, везение, а точнее - также счастье,
продолжались. Начиная с IV курса и до сих пор мой
учитель по общей психофизиологии Е.Н. Соколов - ученый с мировым именем,
беспредельно преданный науке, генератор идей и оригинальных решений, мастер
эксперимента. Именно под руководством Е.Н. Соколова и при помощи его сотрудниц
Н.Н. Даниловой и М.Б. Михалевской я овладевала в
аспирантуре электрофизиологией.
Для
научного общения важно и то, где и как оно происходит. В связи с 80-летием нашего
института было много написано и сказано о необычайной атмосфере человечности,
интеллигентности, благожелательности, царившей в этом оазисе и в значительной
мере создаваемой его директором А.А. Смирновым.
Я
попала сюда в 1958 г. благодаря Е.И. Бойко, который, несмотря на то что к этому времени у меня было двое маленьких детей,
пригласил меня на работу для ЭЭГ-изучения проблем нейродинамики, приютил же меня в электрофизиологической
лаборатории А.Н. Соколов. Но вскоре лаборатория Е.И. Бойко была необоснованно
закрыта. Потом ее снова открыли, а затем, уже после кончины Евгения Ивановича,
перевели в Институт ВНД и нейрофизиологии. Все это сократило жизнь Евгению
Ивановичу, но уроки мужества, которые он дал ученикам и сотрудникам своим
самоотверженным трудом, не прошли даром.
С
начала 60-х гг. и по сей день моя научная жизнь
связана с исследованием природных основ индивидуальных различий сначала в
лаборатории Б.М. Теплова, а затем В.Д. Небылицына.
Как не почитать за счастье общение с этими замечательными учеными и разработку
под их руководством интереснейших проблем нашей науки!
Недавно
мы отметили 100-летие Б.М. Теплова сначала на его родине в Туле, в музыкальном
училище им. А.С. Даргомыжского, которое Борис Михайлович закончил, а потом в
стенах нашего института конференцией "Б.М. Теплов: история и
современность". При поддержке РФФИ вышла книга "Способности:
К 100-летию Б.М. Теплова" (Дубна:
Изд. центр "Феникс", 1997), в которой авторы попытались отразить
развитие научного наследия Б.М. Теплова и представить новые материалы о жизни и
облике ученого и человека, обладавшего высочайшими
интеллектуальными и нравственными качествами. Отсылая читателей
«Вопросов психологии» к данному труду, я хотела бы в этой части нашего интервью
сказать лишь о том, что, будучи эрудитом в самых различных областях — истории и
философии, искусстве и литературе, физиологии органов чувств и высшей нервной деятельности, Б.М. Теплов являлся прежде
всего выдающимся психологом, осуществившим в своем творчестве синтез
гуманитарного и естественнонаучного знания, что соответствует существу
психологии как науки.
Недавно
при поддержке гуманитарного научного фонда вышла и обстоятельная книга о В.Д. Небылицыне «В.Д. Небылицын, жизнь
и научное творчество» (М.: Научно-изд. центр «Ладомир», 1996). Я также отсылаю читателей к этой книге.
Блестящий, талантливый ученый и обаятельный, самобытный и полный внутреннего
достоинства человек, В.Д. Небылицын был признанным
продолжателем дела Б.М. Теплова. Он обогатил нашу науку, внедрив в изучение
индивидуальных различий ЭЭГ-методы и достижения
дифференциальной психологии, в частности в системе доказательности выводов.
Б.М. Теплов и В.Д. Небылицын — создатели в нашей
стране нового научного направления — дифференциальной психофизиологии.
После трагической гибели В.Д. Небылицына с
женой в авиакатастрофе в 1972 г. я возглавила часть его лаборатории, куда вошла
группа В.И. Рождественской, изучавшая проблемы функциональных состояний в связи
с типологическими свойствами нервной системы, и моя группа, исследовавшая природные
предпосылки — типологические свойства нервной системы — как задатки
индивидуальных особенностей памяти человека.
Создание этой лаборатории дифференциальной психофизиологии было зафиксировано в
одном из последних приказов А.А. Смирнова перед его уходом с поста директора.
После кончины Ф.Д. Горбова в лабораторию влилась
группа В.В. Суворовой.
Рассказ
о лаборатории, которой скоро исполняется 25 лет, — особый. Здесь хочется
отметить только одно: вверенный мне коллектив оказался уникальным; он
сохранился, несмотря на попытки уничтожить его под разными предлогами. Такая
«живучесть» нашего сообщества, если говорить коротко, объясняется тем, что
научное и человеческое общение сосредоточено вокруг очень интересной и
продуктивной тематики, объединяющей к тому же безусловно
порядочных и умных людей.
В
настоящее время директор нашего института В.В. Рубцов и директор Института
психологии Российской академии наук А.В. Брушлинский
поддерживают это направление исследований не только словом, но и делом.
Заключая
ответ на сложнейший вопрос о научной жизни и круге общения (к тому же в течение
50 лет), можно подвести самый общий итог. Моя научная жизнь сложилась
необычайно счастливо. А человеческое общение (назову психологов) — доброта
Лисиных, Тепловых, Смирновых, Суворовых, Туровских,
Даниловых-Михайловых, Рождественских-Лейтес и других
отзывчивых людей — согревала в самые тяжелые времена.
— Как развивается линия Б.М. Теплова в современных исследованиях?
— Правильнее
говорить о школе Б.М. Теплова и направлении Теплова — Небылицына.
И это не моя уточняющая мысль. Еще в начале 80-х гг. вышли в свет ряд книг и
статей, где на основе науковедческого анализа было показано, что существует
школа Б.М. Теплова. Статья М.Г. Ярошевского
и В.В. Умрихина так и называлась «Формирование школы Б.М. Теплова как
исследовательского коллектива» (Вопр. психол. 1983.
№ 1. С. 87 — 101), а книга В.В. Умрихина —
«Развитие советской школы дифференциальной психофизиологии» (М.: Наука, 1987).
О
том, что наработано за 25 лет, многое напечатано, и об этом я еще скажу.
148
Здесь же отмечу главное,
что, как мне кажется, относится к разработкам именно нашей лаборатории.
В
богатом научном наследии Б.М. Теплова можно обозначить два «центра», к которым
тяготеют основные теоретические и экспериментальные исследования. Это
дифференциальная психофизиология и проблемы способностей и одаренности (здесь
работы Б.М. Теплова стали классическими).
К
началу 70-х гг., когда была создана наша лаборатория, несмотря на огромные
достижения школ Б.М. Теплова, В.С. Мерлина, Б.Г.
Ананьева в изучении павловских типологических свойств
как природной основы индивидуальных различий, а также в исследовании значения
этих свойств в трудовой спортивной и учебной
деятельности (К.М. Гуревич, Е.М. Климов, Е.П. Ильин, Б.А. Вяткин
и другие), проблема реального содержания понятия «задатки» оставалась во многом
невыясненной. Это было обусловлено, в частности, отсутствием систематического
сопоставления показателей типологических свойств нервной системы и
характеристик различных способностей, т.е. тех двух «центров» научного наследия
Б.М. Теплова, о которых говорилось выше. Сам Б.М. Теплов считал такое
объединение особой научной задачей, которая не допускает только словесных и
вообще упрощенных подходов.
И
действительно, экспериментальное решение проблем измерения способностей и их
задатков на единой концептуальной основе потребовало содержательного
сопоставления способностей как сложнейших прижизненно сформированных качеств
индивидуальности и личности с врожденными, преимущественно безусловнорефлекторными
и наследственно обусловленными особенностями ВНД.
Этот
единый план комплексного исследования способностей и их задатков,
предполагающий объединение параметров физиологических, психологических и
поведенческих характеристик каждого испытуемого, а также синтез методов
дифференциальной психологии и дифференциальной психофизиологии, реализован при
изучении различных общих и специальных способностей.
В
свою очередь, несмотря на разработанность методов измерения способностей
(тестов и статистических приемов) в мировой науке, для диагностики ряда общих
(ориентировочно-исследовательских и мнемических) и
специальных, например языковых, способностей потребовалось создание
оригинальных авторских методик.
Интерпретация
известных тестов, широко используемых нами (Д. Векслера, Р. Кеттелла
и др.), также оказалась в контексте типологической концепции особой задачей.
Наконец, применение ЭЭГ-методов в физиологической части исследований, где
проблема измерений в значительной степени решена, связано с отбором и валидизацией наиболее общих, интегративных
ЭЭГ-показателей с точки зрения устойчивых
типологических особенностей ВНД.
Рассмотрена
индивидуальность как целостность. Получены результаты изучения интегральных
параметров: соотношения общих и специально человеческих типов ВНД и их
психологических проявлений в типах ориентировочной активности, познавательных
способностей, когнитивных и коммуникативных стилей индивидуальности. Наконец,
предложена структура индивидуальности с ее подструктурами и
структурообразующими признаками, в которой определено место способностям и их
задаткам.
Часто
непредсказуемое a priori
объединение различных признаков в синдромы и типы позволило экспериментально
обоснованно подойти к классификации способностей: более общих —
ориентировочно-исследовательских, познавательных и коммуникативных — и более
специальных — музыкальных, педагогических, языковых, математических,
литературных, а также к проблеме их взаимодействия.
149
Мы
полагаем, что эти исследования являются развитием концепции индивидуальных
различий и способностей Б.М. Теплова.
— Расскажите, пожалуйста, о наиболее значимых публикациях Вашей лаборатории за последнее время.
— Помимо статей сотрудников Н.А. Аминова,
Э.А. Голубевой, Е.П. Гусевой, С.А. Изюмовой, М.К. Кабардова, И.А. Левочкиной, М.А. Матовой, В.В. Печенкова,
В.В. Суворовой, И.В. Тихомировой, З.Г. Туровской в
журналах, в том числе центральных («Вопросы психологии» и «Психологический
журнал») вышли обобщающие (Голубева Э.А.
Способности и индивидуальность. М.: Прометей, 1993; Изюмова С.А. Природа мнемических
способностей и дифференциация обучения. М.: Наука, 1995) и коллективные
монографии (Способности и склонности. М.: Педагогика, 1989; Способности: К
100-летию Б.М. Теплова. Дубна: Изд. центр «Феникс», 1997).
— Какими Вам видятся перспективы разрабатываемого лабораторией «Дифференциальной психологии и психофизиологии» направления?
— Анализируя
теории личности в минувшем столетии, Л. Хьелл и Д. Зиглер (1997) приходят к выводу, что в XXI в. прогресс в
этой области психологического знания будет неразрывно связан с изучением
нейрофизиологических, биохимических и генетических основ личности. Этот вывод
основан и на исследованиях биологических основ индивидуальности и личности во
второй половине XX в. (Г. Айзенк и Р. Кеттелл, кстати бывавшие в нашей
стране). Вне рассмотрения Л. Хьелла и Д. Зиглера, несмотря на энциклопедический характер их издания,
остались отечественные школы дифференциальной психологии и психофизиологии, в
том числе исследования Б.М. Теплова, В.Д. Небылицына,
Б.Г. Ананьева, В.С. Мерлина, К.М. Гуревича, Б.А. Вяткина, Н.С. Лейтеса, В.М. Русалова,
А.И.
Крупнова и их сотрудников. Авторами монографии «Теории личности» выделено два
перспективных направления теоретических и эмпирических ее исследований: 1)
изучение биологических основ личности (в частности, с использованием
электрофизиологических методов); 2) создание концептуальных схем, включающих
биологическое наследие индивида.
В
отечественной дифференциальной психофизиологии на основе типологической
концепции И.П. Павлова с учетом современного нейрофизиологического этапа ее
развития такого рода исследования ведутся много лет. Здесь необходимо упомянуть
и работы польских психологов и психофизиологов во главе
с Я. Стреляу.
Как
было отмечено, в основном, однако, исследовались природные предпосылки общих и
специальных способностей и темперамента. Важной перспективой исследований,
исходя из отмеченных тенденций мировой и отечественной науки и предложенной
нами структуры индивидуальности и личности, мы считаем комплексное изучение
таких подструктур, как мотивация, характер и структурообразующие признаки —
эмоциональность, активность, саморегуляция и
побуждения. На основе дифференциальной психофизиологии такое исследование
представляется актуальным.
— Эра Александровна, Вам многое удалось сделать в области психофизиологии способностей. Как, на Ваш взгляд, используются научные знания на практике, в частности в образовании? Каково Ваше отношение к современному состоянию науки?
—Лабораторные
исследования, а также опыт комплексной диагностики, обязательно включающей
анализ не только психологических, поведенческих, но и физиологических
характеристик, на основе чего осуществляется и консультирование, говорят о том,
что определение природных задатков — необходимое условие
150
полноценного тестирования
способностей, склонностей, одаренности и других личностных особенностей. Это и
путь к обнаружению внутренних, подчас скрытых, ресурсов человека. К сожалению,
диагностика физиологического звена в системе принятых методов не предусмотрена
психологической службой ни школы, ни вуза. Научное обоснование
дифференцированного обучения также предполагает определение природных
предпосылок индивидуально-типологических различий каждого учащегося. Этого, к
сожалению, нет.
Угнетает
нищенское существование науки, особенно той фундаментальной, где невозможно
проводить исследования без аппаратурного обеспечения. В жалком состоянии
библиотечное дело: современные важные книги и журналы на иностранных языках
недоступны. Я уже не говорю об общем падении нравов.
Но,
как сказал любимый А.С. Пушкин: «Товарищ, верь...»