Т.В. КОРНИЛОВА

МОСКВА

Знаков В.В. «Понимание в познании и общении». М.: Институт психологии РАН, 1994. 235 с.

Представляемая монография является второй книгой В.В. Знакова, обобщающей его исследования мышления, понимания и общения последних лет. Первая («Правда и ложь в сознании русского народа и современной психологии понимания». М.: Институт психологии РАН) вышла в 1993 г. и была посвящена проблеме понимания в более специализированных контекстах выделения психологических типов понимания правды и культурологического аспекта связи этих типов с этносоциальными проблемами. В рецензируемой монографии проблемы понимания рассматриваются уже более широко – во всем спектре проблем психологии мышления и общения. Два фокуса можно было бы выделить в качестве полюсов эмпирических разработок – «понимание и познание» (главы 1,2) и «понимание и общение» (главы 3,4).

В первой главе – «Познание и понимание» обсуждаются науковедческие и гносеологические особенности постановки проблемы понимания, методологические контексты и оценка возможности моделирования так называемых понимающих систем. Вторая глава написана в стиле анализа конкретно-психологических подходов к изучению взаимосвязей понимания и мышления. Два проблемных вопроса задают начальное структурирование главы: каким образом конструкт «понимание» соотносится с использованием знаний и с мыслительными процессами? Смысловые и ценностные аспекты знания, структура так называемого личностного знания выступают здесь связующими моментами переходов от знания проблемного к понятому, от гипотез к осмыслению актуально сформированного знания, от инициации поиска к возникновению нового знания.

Таким образом, автор реализует вариант перехода от когнитивного и семантического подходов к проблеме взаимосвязей понимания и мышления, закономерно опирающихся на сложившиеся философско-методологические парадигмы, к дескриптивно-психологическому, предполагающему анализ актуалгенеза понимания и мысли, включая их разноуровневую смысловую регуляцию. (Разрабатываемая О.К. Тихомировым

134

и его учениками теория смыслообразующих факторов мышления находит здесь новый источник теоретических и эмпирических доказательств.)

С актуалгенезом мышления связывается только понимание нового; другие формы понимания, также имеющие психологический статус, могут осуществляться на основе механизмов узнавания или припоминания, демонстрируя свой как бы репродуктивный характер. Существует ли при этом специфический процесс понимания нового, отличный от процессов мышления? Автором обосновывается отрицательный ответ на этот вопрос. Указывая на неидентичность Исходных познавательных целей субъекта деятельности при решении проблемной задачи (с целью поиска знаний для нахождения требуемого ответа) и задачи на понимание, В.В. Знаков приходит к выводу о том, что понимание всегда есть либо компонент, либо этап, либо один из процессов мышления. Специфика же процессов понимания связана с активностью субъекта в усвоении новых знаний, вписывании их в накопленные структуры опыта, формировании личностного знания. Разделяя позицию автора в подходе к выделению структурных компонентов мыслительной деятельности, я вместе с тем вижу возможность поспорить по указанному тезису.

Речь идет отнюдь не о выдвижении иных принципов раскрытия выделенных проблемных вопросов психологии понимания, здесь тщательность авторского обзора и обоснования заявленных позиций не может быть оспорена. Но здесь можно говорить о других реконструкциях взаимосвязей понимания и мышления. На мой взгляд, одной из существенных черт отечественных теорий мышления является имплицитно присущий им уровневый подход. Эта черта видится и «со стороны», например, через призму взглядов на отечественную психологию немецкого автора В. Маттеуса, знатока не только немецкой, но и советской психологии мышления (Маттеус В. Уровневые концепции познания в русской и грузинской психологии // Психол. журн. 1995. М 4; Matthaus W. Sowjetische Denkpsychologie. Gottingen: Hogrefe, 1988). Если попытаться перейти от «отражательного» к «регулятивному» контексту описания структурно-функциональных особенностей мышления при решении так называемых проблемных задач и задач на понимание, то движение фокуса осознания от более подчиненных целевых компонентов решений к более верхним и менее определенным (и в плане меньшей заданности их структурирования, и в плане открытости саморегуляции) может быть описано с точки зрения специфичной продуктивной роли этапов понимания или даже специфичных процессов понимания. При выдвижении в самосознании субъект на первый план тех или иных уровней целевой и ценностно-смысловой регуляции познавательной активностью структуры мышления и понимания, возможно, не будут выглядеть столь слитыми в едином процессе и могут быть отнесены к разным классам «компонентов» мышления.

Автор монографии подразделяет уровни сложности разных видов понимания, относя к более сложным понимание-гипотезу и понимание-объединение. Последний вид прослеживается у наиболее интеллектуально активных испытуемых. В эмпирической же части исследования, построенного поэтапно как работа испытуемого с фразами на карточках, в зависимости от понимания которых субъектом определялась их возможная последовательность, идентифицировались все предполагавшиеся виды понимания, структурно связанные с реализуемыми мыслительными стратегиями. Понимание и текста, и проблемы могут выступать здесь как разные компоненты целевой регуляции мыслительной деятельности испытуемых. Тем самым, как нам кажется, автор

135

предлагает эмпирический материал, возможности обобщения которого могут лежать и в плоскости названного «регулятивного» аспекта. Но это потребует модификации экспериментальных процедур и изменения перспектив анализа, а не переоценки позитивно описанных закономерностей.

Третья и четвертая главы монографии, посвященные проблемам межличностного взаимопонимания, анализа влияния ситуаций общения и личностных свойств людей на процессы понимания, эмпирически «нагружены» гораздо сильнее, чем первые. В них представлены также и известные по журнальным публикациям автора эксперименты. Хотелось бы отметить исследования психологических стереотипов в восприятии воинов-афганцев, не нашедшие пока, на наш взгляд, должного отклика. Здесь чрезвычайно интересно представлены как обзорные сведения о факторах изменения отношения американцев к военнослужащим, прошедшим Вьетнам, так и авторские исследования, демонстрирующие, в частности, неадекватность обыденных представлений в отечественных выборках о повышенной агрессивности «афганцев» и т.д. Возраст, жизненный опыт и опыт общения способствуют преодолению неверных стереотипов. В последней четвертой главе конкретизированы условия эффективного взаимопонимания между людьми. В качестве таковых выступили мнемические, целевые, змпатические и нормативные условия.

Актуальным выглядит анализ автором такой закономерности, как нарушения взаимопонимания из-за влияния агрессивности, выступающей в качестве личностного свойства субъектов общения, и неодинаковости понимания ими конфликтной ситуации с применением насилия. Обычные школьники и несовершеннолетние правонарушители сравнивались как с точки зрения выраженности личностной агрессивности, так и с точки зрения понимания ими ситуации физического насилия и унижения человеческого достоинства (при текстовом представлении конфликтной ситуации). Аналогичные эксперименты были проведены и с бывшими воинами афганцами. У 31 из 35 человек служба способствовала, как показали исследования, формированию нравственных норм осуждения насилия. Индивидуальные различия касались в первую очередь их ценностно-смысловых позиций; среди препятствующих взаимопониманию факторов указаны разные ролевые позиции. Допустимость аргументов с позиции силы по-разному принимается людьми с высокой и низкой агрессивностью, что делает проблему взаимопонимания неразрешимой. Видимо, эта часть книги будет читаться сейчас с гораздо большим пристрастием, чем это мог ожидать автор, задавший здесь чисто академический стиль представления данных проблем. Ссылаясь на положения концепций С.Л. Рубинштейна, Б.Г. Ананьева, В.Н. Мясищева как на краеугольные камни отечественной школы межличностного познания, В.В. Знаков выдвинул и проверил множество гипотез о лежащих в основе взаимопонимания процессах, представляющих современный срез этих проблем. Использованные методические приемы расширили возможности изучения этих процессов именно с точки зрения их мыслительного опосредствования и его взаимосвязей с ситуационными и личностными факторами (в частности, с эмпатийностью). Так подойти к межличностному познанию мог именно тот, кто прошел хорошую школу психологии мышления. Поэтому, несмотря на достаточную дифференцированность проблем первой и второй частей монографии, в целом в ней просматривается общая идея взаимозависимости смысловых образований субъекта и структур мышления, общения и мышления, целеобразования и личностного знания, актуалгенеза понимания и личностных свойств субъекта. Хотя сам автор,

136

на мой взгляд, проявил излишнюю сдержанность в выводах, о чем свидетельствует и их объем.

Эта книга, вышедшая небольшим тиражом, будет интересна большему кругу читателей, чем можно было бы предположить по достаточно академичному названию. Она побуждает к дальнейшим размышлениям о мышлении и взаимопонимании людей, а также о возможностях учета психологических знаний в практических целях (преодоления социальных стереотипов, изменения отношения к насильственным способам разрешения конфликтных ситуаций, ценностного отношения к диагностируемым личностным свойствам с точки зрения потенциальных возможностей понимания человеком других людей и возможностей управления возникающими ситуациями).