Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в восемнадцатилетнем ресурсе (1980-1997 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

33

 

НЕЖЕЛАННАЯ БЕРЕМЕННОСТЬ У ЖЕРТВ СЕКСУАЛЬНОГО НАСИЛИЯ

(ПСИХОЛОГО-ПСИХИАТРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ)

В.И.БРУТМАН, С.Н.ЕНИКОЛОПОВ, М.С.РАДИОНОВА

 

Беременность после изнасилования при кажущейся казуистичности, к сожалению, — не очень редкое явление. Драматизм ситуации, тяжесть социальных, нравственных и психологических последствий таких беременностей очевидны каждому специалисту, кто на практике сталкивался с подобными случаями. К сожалению, в исследованиях по проблемам сексуального насилия данному вопросу практически не уделяется внимания, что затрудняет разработку специальной превентивной и реабилитационной тактики в отношении таких случаев.

Данное сообщение базируется на опыте комплексного изучения природы отказов от новорожденных как одной из форм девиантного материнского поведения. В наших предыдущих публикациях было показано, что в основе отказа от материнства лежит сложная констелляция социальных, экономических, психологических и патологических факторов [2], [3], [4]. Работа в родильных домах показывает, что среди многочисленных мотивов отказа от новорожденного ребенка изнасилование встречается примерно в 8 — 10% случаев. В настоящее время под нашим наблюдением 11 женщин в возрасте

 

34

 

от 15 до 19 лет, которые рожали от случайной беременности в результате изнасилования (в исследование включались только до известной степени верифицированные случаи и исключались спорные, в которых можно было заподозрить определенный элемент условной желательности сексуальных отношений).

По нашим наблюдениям, жертвы сексуального насилия, вынашивающие ребенка, — это незрелые, подчиняемые, пассивные в выборе жизненных позиций девушки, а также крайне инфантильные, интеллектуально неразвитые подростки. Очень часто этому сопутствует воспитание в тоталитарной или гиперопекающей семье. По-видимому, именно такие женщины чаще других оказываются виктимными в отношении сексуального насилия. По нашим наблюдениям, у некоторых из них в экстремальных ситуациях легко возникают панические состояния. При этом острейшее чувство страха перед лицом реальной угрозы у таких женщин вызывает особое состояние беспомощности вследствие общей двигательной заторможенности — вплоть до полной мышечной обездвиженности.

Практически во всех случаях такие беременности — это последствия так называемых скрываемых изнасилований, при которых родные узнают о случившемся поздно, иногда только после рождения ребенка, а в отдельных случаях не узнают вовсе. Беременность, возникающая как следствие изнасилования, практически всегда воспринимается молодой женщиной как «удар судьбы», как нечто чуждое, враждебное ее благополучию и поэтому априорно нежеланное. Поэтому, как только обнаруживается беременность, у молодых женщин возникает острое желание избавиться от нее любыми способами, а сохранение такой беременности во всех случаях оказывается вынужденным.

Почему же сохраняются такие беременности? Исследования показывают, что в большинстве случаев неудачи с прерыванием беременности объясняются женщинами страхом разглашения и стремлением юных во что бы то ни стало скрыть беременность от родителей ("было стыдно признаться"). Таково психологически сложное и амбивалентное состояние, при котором одновременно сосуществуют чувство угрозы от развивающейся беременности, подталкивающее к немедленному ее прерыванию, и страх унижения, заставляющий оттягивать время развязки и часто сопровождаемый плохо осознаваемым чувством враждебности к своим близким. По-видимому, именно наиболее близкие родственники символизируют собой главную преграду для разрешения проблемы — анонимности в прерывании беременности. В таких случаях реальной угрозой становится дальнейшее ухудшение внутрисемейных отношений и как следствие, — уменьшение шансов мирного разрешения основного конфликта.

Второй по частоте называемой причиной сохранения нежеланной беременности является отсутствие своевременного понимания (осознания) женщиной своей беременности, несмотря на появление ее признаков. Этот феномен «отрицания беременности» известен как пример инфантильного вытеснения травмирующих переживаний [10]. Другим объяснением данного явления может быть и то, что для многих юных женщин в первые годы после менархе (первой менструации) неустойчивый менструальный цикл бывает нормой, поэтому редкие менструации (с задержками на один-два цикла) становятся привычными. Необходимо также иметь в виду, что задержки и даже длительное исчезновение менструаций (как болезненная реакция) часто встречаются у женщин, переживающих острые стрессовые состояния [1], [5]. Знания об этом широко распространены и поэтому легко становятся достоянием юных женщин. Поэтому частыми бывают высказывания типа: «Я в это время очень сильно нервничала и поэтому думала, что месячные из-за этого...»

На третьем месте из причин сохранения беременности стоят ошибки диагностики беременности гинекологами. Истинную распространенность таких ошибок трудно установить, так же как и трудно иногда отграничить защитное стремление некоторых женщин оправдать

 

35

 

себя в глазах окружающих, переложить вину за несвоевременное обращение за помощью на врачей. Однако практика показывает, что «отказницы» очень часто жалуются на участковых гинекологов, обвиняя их в неверной диагностике сроков беременности.

И наконец, одной из частых причин сохранения такой нежеланной беременности можно считать во многом безответственное поведение окружающих и особенно врачей — их прямые уговоры донашивать такую беременность, с тем чтобы после родов оставить ребенка на воспитание государству. Такая практика «уговоров», по-видимому, отражает сохраняющийся в общественном сознании миф о том, что оно (государство) способно решить все проблемы, а также недопонимание значительной частью медицинских работников роли ранних диадических отношений для развития младенца [6].

Как же происходит дальнейшее вынашивание такой беременности? Здесь необходимо остановиться на тех психологических реакциях, которые возникают у женщин на собственное решение отказаться от ребенка. Обычно через некоторое время после первого шока осознания себя беременной включаются различные механизмы психологической защиты. Одной из наиболее частых форм защиты в этих случаях бывает своеобразная рационализация, снижающая чувство ответственности за случившееся. Доминируют мотивы: «я не виновата, я вынуждена это сделать», «я не считаю этого ребенка своим» и т.д. При этом чем больше усиливается ее позиция жертвы случая, судьбы, тем менее выражены эмоциональные нарушения. В таких случаях женщины поступают в родильный дом достаточно спокойными, так как имеют четкую и очень устойчивую психологическую установку отказаться от ребенка сразу после родов. Психологически еще менее конфликтной становится ситуация при наличии психологической поддержки со стороны родных и близких, соответствующей данному направлению мотивов. К примеру, это происходит тогда, когда родители берут на себя ответственность за решение конфликта, категорически настаивают на отказе от ребенка или, напротив, принимают ребенка в семью. Как в том, так и в другом случае еще больше принижается ответственность женщины за происходящее. Примером такого малоконфликтного разрешения ситуации является следующее наблюдение.

Наташа А. — девятнадцатилетняя девушка, окончила вспомогательную школу, в настоящее время ученица ПТУ, будущая швея. Наташа интеллектуально ограниченная, физически плохо развитая, застенчивая, боязливая девушка. Ее родители — москвичи, материально хорошо обеспечены, инженеры, обоим по 46 лет. У них мирные, дружелюбные взаимоотношения и счастливый брак продолжительностью более 25 лет. Хорошо понимая интеллектуальную недостаточность своей дочери, они всю жизнь тщательно опекали ее.

Наташа забеременела летом на отдыхе в деревне в результате нераскрытого группового изнасилования. Девочка скрывала беременность от родителей вплоть до пятого месяца. Со слов матери, Наташа тяжело переживала случившееся. Долгое время родители не могли понять причин ухудшения настроения, повышенной плаксивости, обидчивости дочери, упорной бессонницы. Когда родители узнали о случившемся, Наташа не допускала при себе никаких разговоров о будущем ребенке, говорила, что ненавидит его. Ближе к родам стала значительно спокойней, так как родители девушки приняли решение и взяли младенца на воспитание с перспективой удочерить новорожденную.

Напротив, ситуация утяжеляется в случае отсутствия адекватной социальной и психологической поддержки со стороны окружения, к примеру, когда неуверенной в себе женщине передается полная свобода решения «брать или оставлять ребенка».

Еще более психологически сложной становится ситуация, когда у изнасилованной женщины во время беременности постепенно пробуждаются материнские чувства, возникает отношение к ребенку

 

36

 

как к собственному — "мой ребенок". В таких случаях может возникать тяжелый психологический конфликт, исход которого также во многом зависит от позиции семьи и ближайшего окружения. В качестве примера приводим следующее наблюдение.

Татьяна Щ. — 16 лет, ученица 11 класса школы. Родилась первым ребенком и воспитывалась в полной семье. С детства она отличалась тихим нравом, была очень послушная и застенчивая. С трудом привыкала к новым людям, не любила новые коллективы.

Взаимоотношения между родителями были в целом хорошие, добрые, однако временами возникали ссоры, которые девочка переживала очень тяжело — убегала в свою комнату, пряталась, плакала.

В школе учится хорошо, прилежна, усидчива. Переживает за плохие оценки, одновременно учится в музыкальной школе. Всегда очень занята, гуляет мало, поэтому подруг почти не имеет. Более близка с отцом, доверяет ему свои секреты.

Была изнасилована вечером, когда возвращалась из музыкальной школы. Насильники — двое незнакомых молодых мужчин — напали на нее, силой затащили в машину и увезли за город. Кричала, пыталась сопротивляться, но «не хватило сил».

Вернулась домой одна. Родители в это время навещали больную бабушку. Была в смятении, растерянности, не знала, как ей поступить. Было очень стыдно, но больше всего боялась признаться матери, так как считала, что если она узнает, то «ей станет плохо с сердцем». Решила скрыть случившееся. Последующие две, три недели находилась в постоянном напряжении, плохо спала. В воспоминаниях все время обращалась к случившемуся. Появилось неприятное чувство брезгливости к мужчинам. Их вид, а особенно их прикосновения (даже нечаянные) вызывали почти физическое отвращение и даже ощущение тошноты.

Первая менструация после изнасилования пришла вовремя, но была необычайно скудной. Не придала этому значения. Осознала, что беременна, лишь после того как дважды не приходили менструации. Обратилась к гинекологу и узнала, что все возможные сроки прерывания беременности уже прошли. Пришлось рассказать обо всем родителям. После первого потрясения родители предприняли несколько попыток найти возможность прервать беременность на поздних сроках. Была помещена в стационар для прерывания беременности на 21-й неделе, но в последний момент отказались от операции, так как гинеколог сказал ей и родителям, что прерывание такой беременности может иметь крайне плохие последствия, что лучше родить и оставить ребенка в родильном доме.

Остальные месяцы беременности чувствовала себя довольно хорошо, несколько успокоилась. Поддерживали уверенность в силах родители, которые были к ней особенно внимательны, добры. Часто сами выходили на разговор о предстоящих родах, успокаивали, убеждали, что если она оставит ребенка, то они сделают все, чтобы никто об этом не узнал. Постепенно привыкла к этой мысли.

Однако все изменилось после того, как стала регулярно чувствовать шевеление плода. Сначала «просто прислушивалась» к толчкам, потом стала с нетерпением ждать их. Толчки, повороты создавали приятное ощущение комфорта, смутное чувство «причастности к чему-то хорошему». Если раньше не обращала внимания, то теперь стала следить за собственными движениями, старалась ограничить себя от резких движений, на улице боялась поскользнуться и упасть. Эпизодически ловила себя на том, что бессознательно поглаживает себе живот. Появилось множество приятных сновидений. Помимо воли воображение рисовало ей младенца. Представляла его маленьким, «тепленьким» мальчиком, от которого «так вкусно пахнет».

Постепенно безмятежный покой стал омрачаться наплывами неприятных мыслей, представлением о том, как она войдет в родильный дом и объявит, что ей «не нужен этот ребенок», как зло на нее будут смотреть окружающие, осуждать ее. В душе жалела ребенка, называла его про себя «моя кровиночка». То ругала

 

37

 

себя, что согласилась донашивать беременность, то обвиняла себя в том, что не может противоречить родителям. Одновременно жалела родителей, боялась их огорчить, старалась не подавать вида, скрывала свои переживания. В таком состоянии в конце седьмого месяца беременности по совету родителей, которые очень боялись огласки, приехала рожать в Москву и жила у родной тетки. Внезапно, до срока началась родовая деятельность.

После родов была подавлена, постоянно плакала. Просила приносить ей почаще девочку, все время прикладывала ее к груди. Успокаивалась, когда ребенок сосал. Постоянно прислушивалась к крикам младенцев, казалось, что слышит голос дочери, думала о ее здоровье. Сильно переживала, когда ребенка переводили в детскую больницу для недоношенных детей. Лишь через два дня после перевода ребенка несколько успокоилась, но оставалась мрачной. Очень тяготилась пребыванием в родильном доме, плохо спала, часто пробуждалась от ощущений то жара, то духоты. Видела беспокойные сны, просыпалась утром не отдохнувшая. Вновь стали возникать назойливые воспоминания неприятного содержания о различных событиях в ее жизни. Во время встреч с врачом первое время держалась смущенно, но была доверчива, послушно рассказывала о себе. Интересовалась судьбой ребенка, винила себя в неосмотрительности, несамостоятельности. Рассуждала о том, что ей «вообще-то рано еще иметь детей», потому что она не чувствует себя самостоятельной. В оценке событий жизни, в планах на будущее постоянно ссылалась на мнение своих родителей. Внешне сама создавала впечатление большого ребенка, стремящегося к покровительству.

Представленные наблюдения показывают, как у юных, психологически незрелых, чувствительных, зависимых женщин после изнасилования развиваются типичные для большинства изнасилованных так называемые посттравматические стрессовые расстройства — PTSD, глубина и тяжесть которых различна в разные периоды [7]. Ведущими признаками этого болезненного состояния являются постоянно возвращающиеся неприятные воспоминания о переживаниях и ощущениях, связанных с изнасилованием. Они бывают особенно острыми в тех ситуациях и местах, которые напоминают о случившемся. Поэтому многие женщины стараются избегать всяческих разговоров, обсуждения случаев, просмотров кинофильмов, пребывания в ситуациях, которые могли бы оживить такие воспоминания. Существуют и неосознаваемые способы психологической защиты. К примеру, таковым может оказаться вытеснение, т.е. исчезновение из памяти деталей случившегося или даже самого случая изнасилования.

Другими важнейшими признаками болезненного состояния в наших случаях являются типичные для PTSD симптомы нервного возбуждения: трудности засыпания, вздрагивание во сне, раздражительность, взрывчатость, повышенная ранимость. По нашим наблюдениям, у изнасилованных женщин иногда появляется чрезмерная физиологическая реакция на ситуации, которые символизируют или напоминают изнасилование (например, сексуальные расстройства, приступы тошноты, рвоты, мышечные спазмы).

Существующее общественное сознание, культурно-нравственный климат в нашей стране (особенно в провинциальных регионах) имеют особенности, в результате которых изнасилованная женщина в глазах окружающих одновременно выступает и как жертва, и как виновница случившегося. Поэтому у некоторых (особенно комформных) женщин развивается особая сензитивность, стыдливость и чувство виновности. Они теряют радость жизни, становятся подавленными, чувствуют себя грешными и одинокими. Особенно неблагоприятной динамика психических расстройств, связанных с изнасилованием, бывает в тех случаях, когда жертвы проживают в замкнутых сообществах, характерных для сельской местности, воинских городков и пр., а также в традиционных и религиозных (ортодоксальных) семьях. В таких случаях не редкостью становится своеобразное

 

38

 

характерное для PTSD защитное поведение, которое проявляется стремлением к смене места жительства, уходу из семьи, употреблению успокаивающих и наркотических средств (алкоголизация, курение, прием транквилизаторов и пр.) [1].

Особенностью беременности у изнасилованных является то, что в психологическом плане все переживания, связанные с ней, своеобразно включаются в картину постстрессового расстройства и как бы становятся одним из симптомов последнего. Обычно обнаружение беременности у изнасилованных оживляет воспоминания о пережитой травме, обостряет чувство стыда, загрязненности и униженности. Иногда это сопровождается острым чувством брезгливости и даже враждебности к будущему ребенку, обозначаемым старыми авторами термином «мизопедия» (как это было в первом наблюдении) [12].

Как в первом случае, так и во втором острота аффективно-идеаторных расстройств довольно быстро снизилась. Немалую роль здесь сыграли теплые, поддерживающие отношения семьи, направленные в сторону уменьшения виновности у юной женщины и принятия на себя части ответственности.

Однако в случае с Татьяной дальнейшая динамика патопсихологической картины имеет особый поворот. Он связан с тем, что во второй половине беременности у изнасилованной девушки после начала шевеления плода пробуждается инстинктивная привязанность к будущему ребенку. Возникает характерная для беременности психологическая перестройка самосознания женщины с постепенным включением в него образа ребенка [6] а также психологический конфликт разнонаправленных тенденций. Возникшая потребность в принятии ребенка вступает в противоречие с уже существующей установкой на его отторжение, причем последняя является социально желательной. Все это сопровождается новой волной аффективных расстройств.

Здесь важно обратить внимание на тот факт, что острота этого конфликта имела особую напряженность именно во время беременности и приобрела определенную тенденцию к ослаблению вскоре после рождения ребенка. Такая динамика может иметь разные толкования. Одно из них связывает уменьшение напряженности с началом новой фазы становления «комплекса материнства», что совпадает с переходом от состояния беременности к качественно новому состоянию — рождения ребенка. В этот момент, по мнению некоторых исследователей, происходят закономерные изменения в самосознании, которые совпадают со сменой образов идеального (фантастического) ребенка и переносом идеальных представлений на реального ребенка [6]. При этом образ реального ребенка наполняется более конкретным содержанием, далеко не всегда совпадающим с идеальным (иной пол, внешний облик, заболевание ребенка, новая социальная ситуация и пр.) и сопровождается неминуемым разочарованием перед реальностью, несхожестью с идеалом и бессознательным впечатлением от потери части самой себя. Амбивалентность чувств молодой матери, в котором сплетаются любовь и агрессивность, психическая энергия другого и своя собственная, признание другого и слияние с ним на невротическом уровне, выражается тревогой, касающейся телесного здоровья и жизнеспособности младенца, или его идентичности, скрытыми или явными страхами подмены ребенка, а также другими фобиями, связанными с ребенком. Альтернативой являются агрессивность, озлобление в отношениях к новорожденному. В своем апогее ("в психотическом", по мнению автора, плане) речь может идти о детоубийстве и об отказе от новорожденного (отказе от деторождения, садистских проявлениях и пр.).

Таким образом, конфликт отторжения нежеланной беременности у жертв сексуального насилия имеет довольно сложное содержание, структуру которого можно представить в виде следующих составляющих. На первый план выступает сильная негативная аффективная заряженность ситуации, связанной с беременностью и рождением ребенка. Острая стрессовая реакция на изнасилование в

 

39

 

определенной мере переносится на ребенка, вызывая к нему отвращение или безразличие. Одновременно у юной женщины под влиянием измененного аффекта (а порой и вследствие врожденных личных качеств) резко ограничиваются или утрачиваются собственные волевые и интеллектуальные ресурсы для разрешения возникшей сложной жизненной ситуации. Последняя начинает восприниматься как «ситуация невозможности». Ее структура жесткая, ригидная и потому кажется непереносимой. Одну из важнейших ролей играет негативная реакция со стороны окружающих и отсутствие социальной поддержки (прежде всего семьи). Это, в свою очередь, порождает у беременной чувство одиночества и покинутости. И наконец, новорожденный ребенок у юной незамужней женщины (даже безотносительно к изнасилованию), как правило, не вписывается в ближайшие жизненные планы, что делает ребенка угрозой самоотождествлению, самооценке юной женщины.

Изучение динамики конфликта отказа от ребенка у жертв сексуального насилия для наших исследований представляет интерес как одна из форм внутри более общей (и, к сожалению, очень многочисленной) типологической группы матерей, вынашивающих изначально случайную, нежеланную беременность, рожающих, а затем отказывающихся от собственных новорожденных детей. Описанная выше структура кризиса отказа от ребенка жертвой сексуального насилия, с нашей точки зрения, является вообще типичной для любых случаев отказа от ребенка. Однако его компоненты могут быть представлены в каждом конкретном случае с разным удельным весом. При этом один из них, в зависимости от специфики случая, выступает как главенствующий, а остальные могут иметь меньшее значение.

Представляет определенный интерес рассмотрение беременности после изнасилования с точки зрения динамики психологических изменений в рамках PTSD под влиянием дополнительной психогении — обнаружение беременности. В этом аспекте остается неясной мера ее специфичности, так как аналогичный поворот событий может встречаться и в других случаях формирования PTSD (к примеру, у совершивших непреднамеренное правонарушение и через значительное время попавших под подозрение).

Недостаточно понятен возрастной аспект проблем. В наших более чем двухгодичных наблюдениях беременность жертв сексуального насилия встречалась только у женщин юного возраста. Наиболее очевидной может оказаться связь данного явления с повышенной психологической зависимостью подростков от семьи, с их недостаточной социальной гибкостью в решении конфликтных ситуаций по сравнению с более взрослыми женщинами. Однако не исключено, что женщины старшего возраста, оказавшиеся в аналогичной ситуации, чаще склонны решать проблему в пользу сохранения ребенка.

Частота психических и социальных осложнений вынашивания таких нежеланных беременностей как для матери и ее семьи, так и для новорожденного ребенка ставит задачу разработки мер превентивной и реабилитационной тактики [2], [10]. Конкретные составляющие такого запланированного вмешательства, по-видимому, должны быть адресованы к различным уровням — индивидуальному, семейному, общественному и культурному.

На индивидуальном уровне речь может идти о психолого-психиатрической помощи, основным содержанием которой должны стать мероприятия, направленные на купирование посттравматических стрессовых расстройств, предупреждение развития более сложных и деструктивных психопатологических и личностных формирований.

Что касается семейного поведения, то оно должно стать более реалистичным, включая более демократичные принципы воспитания детей.

Общество нуждается в активном внедрении современных знаний об уникальной роли диадических отношений, биологической семьи в формировании личности ребенка.

 

40

 

Требуются также усилия средств массовой информации для преодоления в общественном сознании тенденций, ставящих жертву сексуального насилия в двойственное, а порой в унизительное положение.

Перед государством и обществом стоят задачи создания эффективных мер специальной и правовой защиты женщин, подвергшихся сексуальному насилию, в том числе создание специализированных социальных служб.

По-видимому, необходимы определенные изменения на законодательном уровне в плане защиты прав юных несовершеннолетних матерей и их детей от влияния их «деструктирующих» семей, которые часто становятся главным источником давления на личность подростка, вынуждая его к отказу от новорожденного ребенка.

 

1. Брутман В.И. Клиника и психопатология эндогенных психических расстройств пограничного уровня, маскированных функциональными эндокринно-гинекологическими нарушениями: Автореф. канд. дис. М.,1989.

2. Брутман В.И., Северный А.А. Нежеланная беременность как фактор риска психической паталогии будущего ребенка // Актуальные вопросы детской психоневрологии. Материалы республиканской конференции. Томск, 1992. С.29 — 30.

3. Брутман В.И., Ениколопов С.Н., Панкратова М.С. Некоторые результаты социологического и психологического обследования женщин, отказывающихся от своих новорожденных детей // Вопр. психол. 1994. N 5.

4. Брутман В.И.и соавт. Профилактика раннего социального сиротства // Особый ребенок и его окружение (Медицинские, социальные и психологические аспекты). М., 1993. С.47 — 48.

5. Жмакин К.Н. Аменорея // Гинекологическая эндокринология. М., 1980. С.175 — 211.

6. Копыл О.А., Баз Л.Л., Баженова О.В. Готовность к материнству: выделение факторов и условий психологического риска для будущего развития ребенка // Синапс. 1993. № 4. С.35 — 42.

7. Краснянский А.Н. Посттравматические стрессовые расстройства у участников военных конфликтов // Синапс. 1993. № 3. С.13 — 34.

8. Международная классификация болезней (10-й пересмотр). Классификация психических и поведенческих расстройств // ВОЗ. Россия. СПб., 1994.

9. Скобло Г.В., Дубовик О.Ю. II Социальная и клиническая психиатрия. 1992. № 2. С.75 — 78.

10. Bonnet C. Geste d'amour. Paris, 1992.

11. Horowitz M. Signs and symptomes of post-traumatic stress disorders // Archive General Psyhiatry 1980. V.3 P. 68 — 73.

12. Oppenheim Z. Zeitschrit fur die Geisamte Neurologi und Psichiatri 1919. Bd.45. S.1123.

Поступила в редакцию 3.VI 1994 г.