РЕАКТОЛОГИЧЕСКАЯ ДИСКУССИЯ В ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ИНСТИТУТЕ

В предыдущем номере журнала освещался первый, исполненный свободного духа период жизни Психологического института. Октябрьская революция и разразившаяся вслед за нею гражданская война, голод и разруха привели к нравственной деградации общественного сознания в России. Общество в целом и наука в частности оказались под гнетом жесткого идеологического диктата.

В конце 20-х — начале 30-х гг. во многих советских научных учреждениях стали активно насаждаться всевозможные дискуссии, имевшие идеологическую направленность и носившие «разоблачительный»

характер. Такая же участь постигла Психологический институт, научному коллективу которого была навязана пресловутая реактологическая дискуссия. Под видом научной критики, акцентируя слабые стороны концепции директора института К.Н. Корнилова, партийная ячейка института в духе сталинских указаний учинила идеологический разгром одной из основных отечественных психологических школ.

Ниже приводятся сохранившиеся в архиве Психологического института прежде не публиковавшиеся тексты выступлений А.А. Таланкина, К.Н. Корнилова и А.Р. Лурии, прозвучавших в рамках реактологической дискуссии. Как было принято в те времена, истинный смысл имевшей видимость научной критики сводился к идеологическим и политическим разоблачениям. Наряду с критикой научных позиций К.Н. Корнилова были признаны идеологически порочными по существу все школы отечественной психологии, в том числе — Л.С. Выготского и И.П. Павлова. В резолюции общего собрания ячейки ВКП(б) Государственного института психологии, педологии и психотехники (как тогда назывался Психологический институт) было записано требование «дальнейшей решительной борьбы против механицизма как основной опасности, т. е. корниловщины, связанной с меньшевистским идеализмом деборинской группы, против бихевиористов типа Боровского, против грубо биологизаторской бехтеревщины, против попыток истолкования при помощи метода условных рефлексов школы Павлова всего сложного и своеобразного поведения человека, против позитивизма и некритического заимствования различных модных западноевропейских психологических теорий, с одной стороны, и, с другой стороны, против меньшевиствующего идеализма, выражающегося в оппортунистическом отношении к борьбе с враждебными марксизму-ленинизму взглядами в области психологии, в отказе от принципа партийности в психологии, в истолковании всей методологии психологии лишь по Плеханову, в полном забвении роли Ленина в психологии, в отрыве теории от практики и т. га.» (см. журнал «Психология». 1931. Т. 4. С. 2—3). Последовали и организационные выводы: К.Н. Корнилова устранили с поста директора института.

О РЕАКТОЛОГИЧЕСКОМ ИСКАЖЕНИИ МАРКСИЗМА В ОБЛАСТИ ПСИХОЛОГИИ

А.А. ТАЛАНКИН

Мы видим, что история промышленности и сложившееся предметное бытие промышленности являются раскрытой книгой человеческих сущностных сил, чувственного представшей перед нами человеческой психологией, которую до сих пор рассматривали не в ее связи с сущностью человека, а всегда лишь под углом зрения какого-нибудь внешнего отношения полезности, потому, что,— двигаясь в рамках отчуждения, — люди усматривали действительности человеческих сущностных сил и человеческую родовую деятельность только во всеобщем бытии человека, в религии, или же в истории в ее абстрактно-всеобщих формах политики, искусства, литературы и т. д. В обыкновенной материальной промышленности (которую в такой же мере можно рассматривать как часть вышеуказанного

всеобщего движения, в какой само это движение можно рассматривать как особую часть промышленности, так как вся человеческая деятельность была до сих пор трудом, т. е. промышленностью, отчужденной от самой себя деятельностью) мы имеем перед собой под видам чувственных, чужих, полезных предметов, под видом отчуждения, опредмеченные сущностные силы человека. Такая психология, для которой эта книга, т. е. как раз чувственно наиболее осязательная, наиболее доступная часть истории, закрыта, не может стать действительно содержательной и реальной наукой. Что вообще думать о такой науке, которая высокомерно абстрагируется от этой огромной части человеческого труда и не чувствует своей собственной неполноты, когда все это богатство человеческой деятельности ей не говорит ничего другого, кроме того, что можно выразить одним термином «потребность», «обыденная потребность»?

Маркс К. (Коммунизм)// Маркс К.,

Энгельс Ф. Сочинения. Т. 42. С. 123.

1. До сих пор еще реактологическое искажение марксизма в области психологии не было вскрыто ни психологами, ни работниками на философском участке теоретического фронта. Это свидетельствует о явной недостаточности самокритики в научной работе по психологии. Психология сможет стать подлинным орудием соцстроительства и культурной революции только при условии, если на базе широко развернутой научной самокритики осуществит решительный теоретический поворот от словесного признания марксизма, от формалистического декларирования все одних и тех же положений основоположников марксизма по вопросу о психофизической проблеме к подлинно марксистско-ленинской методологии под лозунгом партийности науки.

2. Исторически реактология К.Н. Корнилова представляет продолжение метода реакций вундтовской школы физиологической психологии. Затем она подверглась влиянию рефлексологии и бихевиоризма, взяв от первой неврологические схемы и механизмы, а от второго — понятие поведения. Реактология сыграла несомненно положительную роль. Прежде всего в восстановительный период нэпа она сменила старую метафизическую и идеалистическую психологию Лопатиных, Лосских, Введенских, Франков и т. д.

Далее реактология боролась против упростительских, механистических попыток рефлексологического толка совсем ликвидировать психологию. Но эта положительная роль реактологии кончилась, когда нужно было в связи с задачами переходного периода на широкой базе всего буржуазного наследства, на основе его переработки, на основе углубленного понимания марксистско-ленинской методологии перестроить всю психологию и все психологические науки (дифференциальную, детскую, социальную, педагогическую, этическую психологию, психологию религии, психотехнику, психофизиологию органов чувств).

3. Вместо диалектики в основе реактологии лежит механическая теория равновесия. «Каждая реакция состоит в той или иной форме взаимодействия живого организма с окружающей средой. Это взаимодействие, принимая разные формы, в своей основе имеет не что иное как нарушение и восстановление равновесия между индивидуумом и окружающей средой» (Учение о реакциях, 3-е изд. С. 4).

К проблеме нарушения равновесия индивида и среды сводятся все сложнейшие психические процессы. Принцип однополюсной затраты энергии, играющий в реактологии роль важнейшего теоретического принципа, является концентрированным выражением

механической теории равновесия в психологии. Непониманием диалектики надо также считать заявление, что «использовать диалектический метод не только как принцип объяснения, но и как метод исследования — это наша очередная задача» (см.: Корнилов К.Н. Современное состояние психологии в СССР // Проблемы современной психологии. Т. 3. М., 1930. С. 11). Это означает превращение диалектики в частный метод науки вместо методологии всего научного познания.

4. Реактологией совершенно не проделана работа по конкретизации диалектики в области психологии. Была забыта теория исторического материализма как методология социальных наук, а, следовательно, и психологии. Психология определялась как биосоциальная наука. Причем забывалось, что это «оригинальное» определение взято напрокат у Де-Роберти — крупнейшего представителя неопозитивизма буржуазной социологической школы. Конкретизация диалектики в психологии означает прежде всего в духе (в эпиграфе) мысли Маркса разработку с точки зрения историко-трудовой теории (т. е. труд создал человека, «пять органов чувств — продукт истории» всех основных понятий психологии, превращение их из абстрактных понятий в исторические понятия). Реактология понятие труда превратила во внеисторическую категорию, установив на основе лабораторных экспериментов типы трудовых процессов лишь по признаку периферической и центральной траты энергии. В результате труд индустриального рабочего — шахтера и труд мелкого собственника — крестьянина оказались одного и того же «мускульного» типа. Такая постановка вопроса о трудовых процессах чревата реакционными выводами, так как смазывает классово-психологическую роль труда.

5. Все многообразие поведения человека, всю ступенчатость поведения реактология пыталась свести к понятию реакции. Это приводило к игнорированию и непониманию качественного своеобразия высших психических функций (памяти, речи, мышления и т. п.), истолкованию их в духе бихеовиоризма и рефлексологии. Фактическая реакция мало чем отличается от рефлекса бехтеревской школы. Она также универсальна, также служит названием для абсолютно всех процессов поведения человека. В таком употреблении это понятие, как и рефлекс бехтеревцев, для марксистской психологии не годится, ибо: а) основано на теории равновесия и совершенно игнорирует проблему самодвижения; б) означает процессы поведения «вообще», поведения абстрактного человека, а не исторического существа; в) механически сводит все сложнейшие психические процессы к простейшим ответам на раздражения из окружающей среды, т. е. проделывается операция превращения социальной среды в физическую, социальной ситуации в раздражители, актов, поступков человека — в движения рукой, ногой и т. п.

6. Реактология потому является искажением марксизма, что она антидиалектична, основана на теории равновесия, не вскрывает и искажает проблему качественного своеобразия человека как существа классово-исторического. Методологические ошибки реактологии особенно поучительны, ибо они показывают наглядно, к чему в области науки может привести марксизм, плохо понятый, превращенный в цитату, в букву, в окостенелую догму. Реактология оказывается совершенно бессильной перед задачами реконструктивного периода. Ее тощие абстракции, энергетические «формулы» ничего не дают для понимания тех новых психических процессов, которые так характерны для сознательного поведения рабочих и крестьян Советского Союза. Такие же тощие абстракции и энергетические формулы предлагает соцстроительству и так называемая рефлексология. В интересах создания и развития марксистской психологии и реактология, и рефлексология должны быть решительно преодолены.

РЕАКТОЛОГИЯ И МАРКСИСТСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

(контр-тезисы)

К. Н. КОРНИЛОВ

1. Ввиду того, что и реактология, и марксистская психология выдвинуты одним и тем же лицом, хотя и в различное время (реактология возникла в дореволюционное время и появилась в печати в 1921 г., марксистская психология возникла в 1923 г.), возникают неясность и ошибки в оценке их взаимоотношений: в то время как одни неправомерно отождествляют их, другие столь же неправомерно создают между ними противоречия.

2. Отношение между реактологией и марксистской психологией следующее: реактология как учение об отдельных реакциях человека — это одна из возможных методик лабораторного эксперимента, удовлетворяющая требованиям аналитического расчленения недифференцированного сложного единства, каковым является поведение человека, на качественно своеобразные части — реакции, с тем чтобы при лабораторном анализе [...] точнее установить роль и значение каждой части в едином целом.

3. Марксистская психология — это система, одно из научных направлений в области психологии, имеющее своей задачей синтетическое единство всего многообразия реакций. Это есть учение о поведении или личности человека в целом.

4. При таком отношении между реактологией и марксистской психологией, которое можно охарактеризовать как отношение между методикой экспериментального исследования и цельной системой психологии, становятся совершенно беспочвенными как отождествление, так и взаимное противоречие между реактологией и марксистской психологией. Реактология есть лишь одна из возможных методик лабораторного эксперимента в системе марксистской психологии — таково это взаимоотношение, с точки зрения которого только и возможно делать правильную оценку того и другого.

5. Являясь методикой экспериментального исследования, реактология в силу обширности затронутых проблем вполне естественно не осталась в пределах лишь голого эмпиризма и включила в себя целый ряд общетеоретических положений и выводов. Но так как реактология возникла задолго до марксистской психологии и оформилась в дореволюционный период, ее общетеоретические положения имели наивно-материалистический, а не диалектический характер. Только с момента моего выступления на съезде в 1923 г. с докладом о марксистской психологии реактология последовательно освобождается от этих наивно-материалистических положений.

6. Как методика экспериментального исследования реактология никогда не была знаменем борьбы ни с идеалистами, ни с механистами. Борьба шла за марксистскую психологию, а не за реактологию. Всякий, кто просмотрит соответствующую полемическую литературу, убедится в этом. Второй тезис А.А. Таланкина не соответствует действительности.

7. Критическое указание А.А. Таланкина в третьем тезисе относительно лежащего в основе реактологии механистического учения о нарушении и восстановлении равновесия между индивидом и средой навеяно механистической «теорией равновесия» Н.И. Бухарина, которая не имеет никакого отношения к моей интерпретации.

8. Принцип однополюсной траты энергии ни в какой мере не является концентрированным выражением механистической теории равновесия. Наоборот, этот принцип является диалектическим, выражающим единство двух

взаимно проникающих противоположностей: центральной и периферической траты энергии в поведении индивида.

9. Использование диалектического метода не только как принципа объяснения, но и как метода исследования ни в какой мере не превращает диалектику в частный метод науки вместо методологии всего научного познания, как это утверждает А.А. Таланкин, это обозначает только, что быть основным методологическим принципом познания — это значит также и способствовать исследованию, а тем самым и овладению конкретной реальной действительностью.

10. Утверждения А.А. Таланкина о том, что в реактологии понятие труда превращено во внеисторическую категорию, так как оно рассматривается с точки зрения периферической и центральной траты энергии, и что такая постановка вопроса о трудовых процессах «чревата реакционными выгодами, так как смазывает классово-психологическую роль труда»,— все эти утверждения А.А. Таланкина не имеют под собой решительно никакой почвы, так как всякий, кто обратится к подлиннику, поймет, что понятие трудового процесса рассматривается не с политико-экономической точки зрения, а исключительно с психофизиологической — как средство для профотбора. Потому-то шахтер и земледелец и попали в одну рубрику «мускульного типа трудовых процессов», что отбор должен будет положить в основу определение именно мускульного типа трудовых процессов, а не какого-либо иного. «Смазывание классовых противоречий» не имеет решительно никакого отношения к трактуемому вопросу.

11. А.А. Таланкин критикует универсальность понятия реакции, будто бы приводящего к игнорированию и непониманию качественного своеобразия реакций. Это утверждение находится в прямом противоречии со всем содержанием реактологии. Основная цель реактологии как раз именно и заключается в установлении специфических закономерностей, присущих каждому типу реакций, как в смысле быстроты, интенсивности, формы движения, так и в смысле их содержания. Что же касается универсальности понятия реакции, то оно ничуть не универсальнее, нежели, например, понятие движения, тем не менее это ничуть не мешает данному понятию выражать качественное своеобразие отдельных видов движения (механическое, тепловое, электрическое и т. п.), как и понятию реакции обозначать качественное своеобразие ее отдельных видов (мускульная, сенсорная, выбора и т. п.).

12. Указание на то, что реакция означает процессы поведения «вообще», поведение абстрактного человека, а не исторического существа,— это верно лишь постольку, поскольку в экспериментальной психологии брали испытуемых, не обращая внимания на их классовую принадлежность. Само по себе измерение реакции устанавливает значительные различия у людей в зависимости от их пола, возраста, национальности, социального положения, болезни и т. п.

13. Критика А.А. Таланкиным вообще лабораторного изучения реакции, которое механически сводит все сложнейшие психические процессы к простейшим ответам на раздражение окружающей среды и т. д.,— это замечание относится вообще ко всякому лабораторному эксперименту, где всегда приходится упрощать изучаемое явление, ибо в эксперименте ставится задача не только описывать сложное явление, но и научно анализировать его. Поэтому И.П. Павлов изучает собаку не в ее обычном состоянии на воле, а в станке. Крепелин изучает утомление и работу не у рабочего станка, а в лаборатории за эргографом. Иначе, если идти по следам А.А. Таланкина, Кенеру надо было бы использовать интеллект обезьян не в клетках на антропоидной станции, а в африканских тропических лесах, образование навыков у крыс изучать не в лабиринтах, как это делается во всех институтах, а, по-видимому, под полом и т. п. Здесь просто сказывается мнение человека, который отрицательно.

относится к лабораторному типу психологического эксперимента.

14. Говорить о реактологическом искажении марксизма можно, только исказивши самую сущность реактологии, т. е. принявши ее за систему психологии, а не за методику экспериментального исследования. Поскольку же реактология является только одной из методик экспериментального исследования в системе марксистской психологии, она как всякая методика имеет строго определенные границы своего применения и явно не может быть пригодной для разрешения всех задач настоящего соцстроительства. Но многие частные задачи этого строительства она разрешала и раньше, как может разрешать и теперь. В этом отношении реактология не может быть преодолена, так как, являясь одной из многих возможных методик в системе марксистской психологии, она сохраняет за собой известное частное значение.

ОБ ИЗУЧЕНИИ РЕАКЦИЙ И ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА[1]

А. Р. ЛУРИЯ

Когда несколько лет назад мы пришли в Психологический институт на смену Г.И. Челпанову, мы, бесспорно, все составляли единый фронт, который должен быть теперь со всей определенностью оценен как механистический.

В чем была наша основная ошибка? Все сотрудники института пытались построить психологию как естественную, а не как социальную науку; именно исходя из этого основного положения мы в течение многих лет и работали. Это положение должно быть сейчас оценено как неправильное; человеческое поведение является продуктом сложного исторического развития и не может быть выражено в системе естественнонаучных понятий; в историческом развитии человека появляются качественно новые формы поведения, которые являются по своему генезу социальными и которые снимают примитивные органические формы поведения. Психология является наукой о том, как в поведении человека социальное перестраивает биологическое и как в результате исторического развития возникают новые психологические категории. Если это правильно, а я считаю, что психология человека является прежде всего наукой о тех формах поведения, которые возникают в процессе исторического развития, то, конечно, этим и определяются и место психологии в ряду наук, и ее специфическое содержание, и ее методы.

Совершенно понятно, что изучение реакций не будет занимать центральное место в нашей системе психологии.

Наша основная установка должна заключаться в том, что нужно прежде всего изучать не реакцию, а высшие формы активности, те социально созданные формы активности, которые, бесспорно, отличают человека от животного, и которые, конечно, обладают своим богатым комплексом закономерностей. Это толкает нас и ко второму выводу: изучение реакций не может определить методику изучения поведения человека,— наоборот, оно само должно быть включено в систему психологических методов и понятий.

Я считаю, что не только высшие формы поведения ни в коей степени не могут быть раскрыты в реактологическом построении, но и сами реактологические процессы не могут быть адекватно раскрыты в этой реактологической системе взглядов. Нужно изучать реактивные процессы, но никакое подлинное психологическое изучение их не может быть выполнено в реактологической методологии.

Я начал свои исследования, не руководствуясь четкой психологической методологией, и для меня это исследование

стало осмысленным в системе психологических взглядов, выходящих далеко за пределы реактологии. Я считаю, что само изучение моторики может быть осмыслено в другой психологической системе, нежели в системе реактологической. Саму реакцию можно понять лишь из ее генеза, связанного интимными нитями с историей речи, историей высших форм активности, и было бы бессмысленно изучать реакцию как автономную систему психофизиологических процессов.

В подлинно психологическом изучении даже сами реактивные процессы будут трактоваться не как ведущие, а как функционально выводимые из сложнейших процессов, т. е. они сами будут осмыслены лишь как функция сложных, социально заданных систем поведения. Отвергая реактологию как систему взглядов, мы вовсе не думаем, что нельзя изучать реактивные процессы. В самом изучении их греха нет. Важно лишь то, чтобы изучать их не как автономные ведущие процессы, а как процессы, перестраиваемые высшими психологическими функциями, и такое изучение будет иметь полное право на существование, если это связано с соответствующей психологической проблемой и имеет конкретный выход в практику.

Здесь говорилось уже, что актуальнейшей задачей нашей психологии является ее органическая связь с практикой. Эта задача должна побудить нас к тому, чтобы четко перестроить нашу теорию именно потому, что теория была во многом бесплодной. Многие из нас делали грубую ошибку, бросаясь в практику с чисто эмпирическими приемами, не перевооружившись теоретически; результаты были, конечно, самые плачевные, именно поэтому все силы должны быть отданы коренной переработке методологии, выработке практически пригодной методики. В этом направлении нужно перестраивать свою работу — не по линии ползучего эмпиризма и делячества, а по линии развития той психологии, которая реально сливает практику с глубоко продуманной и марксистски осмысленной методологией.

Именно поэтому в центре нашего внимания должно стоять изучение закономерностей и механизмов человеческого поведения. Здесь мы сталкиваемся с интересным фактом. Многие легкомысленно решают, что там, где мы начинаем говорить о законах и механизмах поведения человека, мы сразу же впадаем в механицизм прежней реактологии. Это глубокая ошибка, основанная на синкретическом способе мышления. Я не считаю, что там, где есть слово «механизм», там обязательно есть механистичность; без изучения закономерностей и механизмов поведения мы ни на йоту не сдвинем нашу практику и не выйдем из крута фразеологических деклараций и эмпирического делячества.

Мне хотелось бы совсем кратко остановиться еще на одном вопросе.

Является ли психология наукой социальной, биологической, биосоциальной? Некоторые из товарищей склонялись здесь к определению психологии как науки социальной. Мне кажется, однако, что эту формулировку нельзя назвать удачной, так как в ней берется за исходное наличие двух отдельных сторон, двух факторов; это определение ставит психологию на ложный и неплодотворный путь.

Мне думается, что психология прежде всего является наукой о тех формах поведения, которые создаются в результате исторического развития, и ее задача заключается в том, чтобы проследить, какие качественно новые процессы возникают в результате развития человека. Работая именно в этом направлении, мы должны продвинуть нашу науку к марксистским позициям, резко порвав с теми формалистическими попытками, которые могли испортить дело, так как основывались на наличии субъективной стороны у физиологических процессов.

Оценивая какую-либо психологическую систему, мы должны исходить из двух основных моментов. Прежде всего спросить, какую роль и значение эта

система имеет в нашей практике, как она может разрешить наши актуальные практические вопросы и помочь социальному строительству; с другой стороны, мы должны поставить вопрос о том, насколько эта теория выводит нас из того кризиса, который с необычайной резкостью проявился во всех буржуазных и научных теориях, насколько она прокладывает новый путь, удаляющий нас от тупика и кризиса, который развился на Западе. Марксистская теория в любой науке и в психологии, в частности, ценна потому, что решает положительно обе эти проблемы. Только правильно построенная марксистская теория помогает, с одной стороны, решить актуальный вопрос о создании нового человека; с другой стороны, она открывает новые пути, выводящие из кризиса, в который попала психологическая наука на Западе. С этой точки зрения я и хотел бы подойти к разрешению интересующего нас сегодня вопроса и посмотреть, насколько система, которую мы разбираем, адекватно отвечает поставленной проблеме.

Два слова о кризисе западной психологии. Я считаю, что психология Западной Европы, несмотря на пышный расцвет отдельных исследований, находится в состоянии глубочайших внутренних трудностей. Глубочайший кризис современной буржуазной психологии заострен вокруг одной ведущей проблемы — проблемы специфичности человека и его психики. Эта проблема оказалась не разрешимой в западной психологии, которая разделилась на два лагеря: первый лагерь — идеалистический — указывает на то, что человек бесспорно специфичен, но что его специфизм является продуктом духовной сущности человека, его духовных качеств. Именно этим человек отличается от животного. Совершенно понятно, что эта система психологии — а к ней молчаливо примыкает огромное большинство психологов — волей или неволей отрывает душу от тела и строит психологию как науку о душе. Второй лагерь, резко противополагающий себя первому, исходит из положения материализма, но вульгарно понятного. Он склонен вообще отрицать конечную разницу между животным и человеком, утверждая, что у человека мы имеем механизмы поведения, принципиально ничем не отличающиеся от тех, которые есть и у животного, разве только несколько более сложные. К этому лагерю в значительной степени можно отнести и таких психологов, как В. Келер и К. Левин, которые пытаются указать, что, исходя из физикальной точки зрения, можно исчерпать все основные закономерности человека и вывести его основные законы. Эти два лагеря, резко противоположные друг другу, но одинаково мало удовлетворительно решающие проблему поведения, указывают на то, что проблема специфичности человека попала в состояние кризиса в Западной Европе. Ни та, ни другая позиция не может нас удовлетворить. Они не могут ни подлинно научно объяснить развитие высших форм поведения, ни дать указания, как же строить психологию человека в наших условиях, где проблема социального формирования личности выдвигается на первый план. Заострение этого кризиса сказывается особенно на проблеме активности и воли. Если первый лагерь указывает, что воля является продуктом свободного духа, то второй лагерь сознательную волю отрицает и сводит ее к реактивному поведению, к действию силовых векторов, к поведению листа фольги в электрическом поле. Я хотел остановиться на том, как реактология как система, а она бесспорно является системой, пытается выйти из этого кризиса. Мне кажется, что из этого кризиса она, конечно, не выходит и во всех основных вопросах целиком становится на точку зрения вульгарного механицизма.

Одним из основных грехов реактологии несомненно является то, что она совершенно не решает проблему специфического для человека активного поведения, предпочитая просто выбрасывать проблему воли, даже не рассматривая ее.

Я помню, года два тому назад имел место один характерный инцидент, который произошел в этой же аудитории. Один из наших сотрудников предложил на заседании [ученого] совета доклад о проблеме воли в марксистской психологии. Этот доклад был снят. Сотруднику было заявлено: «Как можно ставить проблему воли в марксистской психологии?» Сама постановка вопроса была принята как нечто недопустимое. Сотрудник совершенно правильно указал, что проблема антимарксистской не является, что с полным правом нужно и можно ставить и решать ее с точки зрения материалистической психологии, что, конечно, самое легкое — выбрасывать ее, но это не является разрешением проблемы.

Я считаю, что такое отношение к ведущим и серьезнейшим психологическим проблемам является глубоко неверным и, конечно, не случайным; оно бесспорно указывает на глубокий механицизм всей системы. Мы должны не выбрасывать проблему воли, а разрешать ее как основную ведущую в психологии проблему. Будет очень небольшой заслугой, если мы, испугавшись того, что проблема воли решалась до сих пор преимущественно в идеалистическом аспекте, просто отмахнемся от нее и скажем, как один из нас говорил в 1925 г., что «всякая активность есть реактивность».

Было бы неправильно отмахиваться от специфически человеческого в активном, «волевом» и заявлять, что эта активность в своих основах есть и в мире растительном, и в животном мире, что загадка воли есть уже там, где есть первое реактивное движение. Отвечать так — значит смазывать проблему специфического в поведении человека, значит оставлять без разрешения одну из важнейших проблем психологии.

Проблема воли, проблема того свободного поведения человека, когда он не только приспосабливается к среде, но и приспосабливает среду к себе, когда он активно овладевает своим собственным поведением,— эта проблема должна быть не устранена, а разрешена марксистской психологией, но разрешена совершенно иначе, чем ее решает психология буржуазная.

Мне кажется, для нас абсолютно неприемлема система, которая устраняет эту проблему, ссылаясь на то, что есть только реактивность. Для нас, с другой стороны, совершенно неприемлема и психология, которая в решении этой проблемы ссылается на дух, на душу. Для нее равно неприемлема и точка зрения К. Левина, который считает, что всякое волевое поведение есть «поведение в готовом силовом поле» и для нас особенно резко неприемлема бергсоновская точка зрения, которая специфику человека видит в активности поведения — в том смысле, что здесь проявляется особое психическое начало.

Здесь нужно вести со всей отчетливостью борьбу на эти два фронта (оба они являются теперь весьма актуальными фронтами) — против вульгарного материализма, устраняющего всю сложность проблем, и против идеалистической трактовки сущности человеческой психики.

Наша задача заключается в том, чтобы из поведения человека как социального существа вывести эти моменты, которые никем из буржуазных психологов с полной отчетливостью не были вскрыты. Наша задача показать, как социально из коллектива, из трудовых процессов возникает эта форма активного поведения, наша задача заключается в том, чтобы понять, как активное поведение связано с конкретными социальными условиями его жизни.

Легко отмахнуться от проблемы, гораздо труднее ее разрешить; однако опаснее всего было бы идти по линии наименьшего сопротивления, мы должны идти трудным, но правильным путем со всей уверенностью, что марксистский метод поможет нам овладеть этой трудной проблемой.

Вот первая проблема. Кратко о двух последующих.

Я считаю совершенно неправильным то решение вопроса о специфичности поведения человека, которое дал проф.

Корнилов в своих работах. Он говорит, что человеческие формы поведения отличаются от форм поведения животного тем, что к физиологическим процессам, связанным с высшей нервной деятельностью, здесь присоединяется субъективная сторона. Мне кажется, что это определение просто ни о чем не говорит и опять-таки является простым уходом от решения вопроса по существу.

В самом деле, легко сказать, что в человеческом поведении есть субъективная сторона, что внимание — субъективная сторона установки, что мышление — субъективная сторона речевых реакций, но это — пустая фраза, которая является вредной для решения проблемы. Эта формулировка закрывает путь к дальнейшему исследованию, внушая косвенно представление о том, что эта проблема является уже тем самым решенной. Эта формулировка дает видимость, что эта проблема решена, тогда как она по существу даже как следует не поставлена. Мне кажется, что это чисто формальная ссылка на то, что человеческое поведение является прибавлением субъективной стороны к неким физиологическим процессам, является формалистической попыткой, ни с какой точки зрения не выдерживающей критики, ни с какой точки зрения не могущей претендовать на серьезность. Проблему специфичности форм поведения человека нужно решать, выводя ее конкретно из тех специфических условий, в которых развивается человек, решать ее как проблему социальной психологии в том смысле, что поведение каждого человека является результатом социального развития этого человека, поэтому и специфику человеческого поведения мы должны искать, исходя из этого социального развития. Иначе субъективная сторона является неким эпифеноменом, непонятно откуда возникшим; такая формальная ссылка на субъективную сторону ни в какой степени не обеспечивает развития науки. Мы должны идти не по пути пристегивания субъективной стороны к каждому физиологическому процессу, а по пути конкретного исследования того, как возникла эта высшая форма психологических процессов из специфических условий деятельности исторического человека.

Мне кажется, большая работа нам предстоит в пересмотре самих методов психологии. Проф. Корнилов ссылается на то, что реактологическая методика исходила из исследований В. Вундта и пыталась преодолевать их. Я считаю, что во всех лабораториях этого института Вундт ни на йоту не преодолен. И это глубоко неправильно: пожалуй, во всей Европе вы не найдете места, где бы так мало был преодолен Вундт, как в реактологических работах, ведущихся здесь, и не только в смысле неумения ставить проблему, неумения работать и неумения мыслить подлинно психологически, но и в отношении самой методики.

Реактологический эксперимент является неподвижным, «деревянным» экспериментом, совершенно лишенным качественного анализа сложнейших форм поведения, не учитывающим процесса их возникновения и, что самое важное, лишенным того рассуждения в процессе опыта, которым отличается всякое хорошее психологическое исследование. Во всем этом нам надо преодолеть вундтовские традиции.

Такому качественному рассуждающему эксперименту, который есть теперь в лучших психологических школах, здесь, к сожалению, почти никто не научился. В реактологической практике косные вундтовские традиции еще господствуют целиком, являясь очень серьезным грузом и очень серьезным препятствием для дальнейшего развития. Я считаю не принципиальным вопрос, проводить ли эксперименты в лаборатории или на производстве: можно и там и тут проводить очень живой эксперимент. Принципиальным является вопрос о том, чтобы уметь жизненно поставить проблему и вызвать в поведении человека процессы.

Мы должны овладеть техникой психологического эксперимента, но эта

техника должна носить отпечаток не тех формальных механистических примеров мышления, которые равно характерны и для ассоциативной психологии, и для реактологии; она должна отражать то живое представление о человеке как исторической категории, из которого мы должны исходить. Мы должны серьезнейшим образом взяться за перестройку всего здания нашей психологии, и когда отпадет механистическое представление о человеческом поведении как о системе реакций,— одновременно отпадет и та методика, которая служит больше препятствием, чем помощью для изучения высших форм поведения человека.

[1] В подлиннике название выступления отсутствует.— Примеч. ред.