Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в восемнадцатилетнем ресурсе (1980-1997 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

9.2812

117

 

НАШИ ЮБИЛЯРЫ

К ЮБИЛЕЮ Н. Ф. ТАЛЫЗИНОЙ

 

22 декабря 1993 г. исполняется 70 лет доктору психологических наук, заведующей кафедрой педагогики и педагогической психологии факультета психологии МГУ, академику РАО Н. Ф. Талызиной. В связи с этим редакция обратилась к юбиляру с просьбой ответить на ряд вопросов.

 

 

— Нина Федоровна, расскажите, пожалуйста, в какой семье Вы воспитывались. Как получилось, что Вы выбрали своей специальностью психологию?

— Я родилась близ Ярославля в многодетной крестьянской семье. Из семи детей я старшая. Родители были малограмотными людьми. Закончила семь классов сельской школы, а затем училась в Ярославле, сначала в педучилище, а затем на физмате Ярославского пединститута. Большое влияние на становление моего внутреннего мира оказала семья племянника Н. А. Некрасова, с которой я была близка многие годы и где собирался небольшой кружок молодежи.

Обучаясь на физмате, я не нашла для себя ничего интересного в математике, хотя и закончила факультет с «красным» дипломом. С первого курса я заинтересовалась психологией: лекции читал проф. Т. Г. Егоров, который приезжал к нам из Москвы. Он организовал студенческий кружок. Под его руководством я выполнила первое свое «исследование» по изучению интересов подростков. После окончания института мне было предложено две аспирантуры: по математике и по психологии. Я выбрала вторую и так оказалась в НИИ психологии АПН РСФСР (ныне Психологический институт РАО) в Москве.

— Вы учились в аспирантуре НИИ психологии АПН РСФСР. Почему Вы не остались там работать, а перешли в МГУ?

— Я училась в аспирантуре с 1947 по 1950 гг. Наш курс был большим: около 20 аспирантов. Много внимания уделял нам Б. М. Теплов. Это было время его увлечения подготовкой психологов. Он руководил нашим семинаром по психологии, мы выступали с различными докладами. Через несколько дней после моего доклада он пригласил меня к себе в кабинет и сказал: «Я знаю, как Вы можете выступать с докладами, но я хотел бы посмотреть, как Вы пишете». Естественно, я принесла ему текст доклада. В год окончания мною аспирантуры Б. М. Теплов должен был возглавить кафедру психологии МГУ. Моим научным руководителем был проф. П. А. Шеварев, и он уже сообщил мне, что имеет возможность оставить меня в институте психологии для продолжения нашей работы. Б. М. Теплов предложил мне работу на кафедре психологии МГУ. Естественно, я информировала об этом П. А. Шеварева. Подумав, он сказал мне: «Для Вас работа в МГУ более полезна, чем в институте. Педагогическая работа требует более широких психологических знаний, чем работа в лаборатории, где Вы будете продолжать свою тему». Так я оказалась в МГУ. Б. М. Теплов, в свою очередь, сказал мне следующее: «Вы будете преподавателем. Но помните, что Вы ни на один день не должны прекращать исследовательскую работу. Без этого Вы не сможете быть преподавателем МГУ». Очень скоро я убедилась, что они оба были правы.

Мое зачисление в МГУ было связано с рядом трудностей, так как я была «целевиком» Ярославского пединститута, который подчинялся Министерству просвещения, МГУ же

 

118

 

подчинялся Министерству высшего образования. Б. М. Теплов преодолел все эти бюрократические трудности, и я очень ему благодарна за предоставление мне места в МГУ. Но работать с ним мне не пришлось: по состоянию здоровья он отказался от должности заведующего кафедрой. Кафедру возглавил А. Н. Леонтьев, с которым я и проработала на факультете около 30 лет.

— Расскажите, как Вы провели годы в аспирантуре. Какими были Ваши отношения с П. А. Шеваревым, Н. А. Менчинской?

— Годы аспирантуры очень богаты воспоминаниями. Жили многие аспиранты в подвале института, вся наша жизнь была связана с институтом. Работала я много: необходимо было готовиться к сдаче кандидатских экзаменов по двум иностранным языкам, одновременно по совместительству я работала в школе, где преподавала логику и психологию, была секретарем комсомольской организации. Особенно запомнилась работа в качестве агитатора во время подготовки к выборам в различные органы власти. Сейчас мне кажется все это смешным, но тогда я с большим энтузиазмом и искренней верой в важность этого дела стремилась привести своих избирателей первыми на избирательный участок. Аспиранты ходили на лекции всех известных психологов: С. Л. Рубинштейна, Б. М. Теплова, А. Р. Лурия, А. А. Смирнова и других. А сколько было бурных дискуссий! Успевали ходить и в театры, имели абонементы в консерваторию, в Третьяковскую галерею. Совершенно уникальными были институтские вечера, где артистами были А. В. Запорожец, Н. И. Жинкин; фортепьянные концерты давал сын А. А. Смирнова — Мстислав Анатольевич, который в те годы учился в консерватории. Я была аспиранткой лаборатории Н. А. Менчинской. Она для меня тогда была идеалом женщины-ученого. Добрые отношения с Натальей Александровной, сложившиеся в те годы, сохранились и тогда, когда мы в науке оказались «по разные стороны баррикады». Наталья Александровна умела отделять научные разногласия от человеческих отношений, а это ведь не так просто и далеко не всем удается. П. А. Шеварев навсегда сохранится в моей памяти как кристально честный ученый, требовательный учитель, досконально знавший свою науку. С самого начала нашей работы он сказал мне, что аспирант должен работать не менее 14 часов в сутки, отчеты о проделанной работе должны быть еженедельными. Прочитав первый вариант моей диссертации, он разложил ее на три части и на каждой сделал надпись: 1) «каркас для диссертации», 2) «материалы для заполнения каркаса», 3) «материалы, которые никуда не подходят».

— В отечественной психологии широко известна теория обучения Л. В. Занкова. Каково Ваше отношение к ней и к ее автору?

— Мое отношение к Л. В. Занкову самое уважительное. Что касается его теории обучения, то она широко известна не в психологии, а в педагогике. Бесспорно, его работы оказали большое положительное влияние на практику обучения, это влияние сохраняется еще и сейчас. Психологическая основа его дидактических принципов требует специального анализа; частично он проделан Д. Б. Элькониным во вводной статье к книге «Возрастные, возможности усвоения знаний» (1966). В целом я разделяла тогда точку зрения Д. Б. Эльконина.

— Всегда вызывает интерес вопрос о степени, в какой расходятся разные школы отечественной психологии, существующие как бы параллельно. Вы работали под руководством П. Я. Гальперина. Не могли бы Вы остановиться на его отношении к школе Выготского?

— Вопрос об отношениях между научными школами, безусловно, интересный. Но, честно говоря, я не вижу большого числа школ в отечественной психологии. Что касается школы Выготского, то это сейчас самая популярная школа в мировой психологии. П. Я. Гальперин принадлежит к этой школе, но в настоящее время есть все основания говорить и о школе Гальперина, к которой я отношу и себя.

Заложенное Л. С. Выготским нашло развитие в работах А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, Д. Б. Эльконина, П. Я. Гальперина и других ученых. Развитие научных идей не может происходить без критического анализа, без изменения и дополнения ряда принятых положений. П. Я. Гальперин обладал остро критическим умом, но его критика никогда не была ради критики: он всегда предлагал позитивное движение вперед.

— К какому направлению психологической науки Вы могли бы себя отнести — можно ли назвать Вас последовательной сторонницей теории П. Я. Гальперина?

— Бесспорно, я сторонница теории П. Я. Гальперина, вместе с которым я проработала около 40 лет. Но это не означает, что я полностью согласна со всеми его утверждениями, и это нормально для научного сотрудничества.

В отечественной психологии проблемой обучения, помимо Л. В. Занкова, занимались также Д. Б. Эльконин и В. В. Давыдов. Не могли бы Вы охарактеризовать Ваше отношение

 

119

 

к их взглядам на эту проблему?

— Д. Б. Эльконин и В. В. Давыдов относятся к той же школе, что и П. Я. Гальперин. В. В. Давыдов — первый ученик П. Я. Гальперина, под руководством которого он писал диплом, а затем и кандидатскую диссертацию. 25-летний блестящий эксперимент под руководством Д. Б. Эльконина и В. В. Давыдова в 91-й московской школе начинался с реализации идей гальперинской теории учения, но, естественно, этот эксперимент привел к необходимости сформулировать ряд новых положений. Мое отношение к работам этих выдающихся психологов не может быть иным, как только высокоположительным, но это не означает, что я принимаю безоговорочно их точки зрения по всем проблемам теории обучения. В частности, мы по-разному подходим к единице анализа учения, к его структуре и роли.

— Какова стержневая проблема Ваших исследований?

— Все мои исследования связаны с разработкой деятельностной теории учения. Значительная часть работ посвящена моделированию инвариантных возможностей усвоения интеллектуальных действий, лежащих в основе различных логических операций. Ряд исследований был проведен с целью выявления психологических механизмов обобщенности действия, типов ориентировочной основы действия, цикл работ посвящен разработке психологических основ психодиагностики интеллекта с позиции принципов отечественной психологии. Этим работам я придаю большое значение. Кроме того, изданы результаты моих исследований по управлению процессом усвоения знаний. В течение многих лет я реализую также деятельностный подход при разработке проблем дидактики. Деятельностная теория позволяет построить новый тип дидактики и новый тип частных методик. Это важно сделать для внедрения деятельностной теории учения в практику массового образования.

— Кого из ученых младшего поколения Вы видите как наиболее перспективных в плане разработки теории обучения?

— К сожалению, не так много психологов, которые реализуют деятельностный подход не в виде своих декларации, а в конкретных психологических исследованиях. Школа П. Я. Гальперина тоже не так обширна, но в среднем и младшем ее поколениях есть способные исследователи, которые уже приняли эстафету. Я уверена, что эта теория будет успешно развиваться и дальше.