Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в восемнадцатилетнем ресурсе (1980-1997 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

89

 

ТЕМАТИЧЕСКИЕ СООБЩЕНИЯ

 

ТАИНСТВО БРАКА И СЕМЬИ:

ВВЕДЕНИЕ В КОСМОЛОГИЮ ДОМОСТРОИТЕЛЬСТВА

 

Б.В. НИЧИПОРОВ

 

Продолжение. Начало статьи, а также библиографию к ней см.: Вопр. психол. 1991. № 5.

 

ДОМ И ЕГО МИСТИКА

 

..если дом разделится сам в себе,

не может устоять дом тот.

(Мк. 3, 25)

Главным материализующим, внешнеявленным началом семьи является ДОМ. Дом — это место, где в основном разворачивается и телесная, и душевная, и духовная жизнь семьи. Дом имеет свое пространство и свой объем, свой запах, свое лицо, свои голоса. Всякий дом имеет типичные и в культуре множество раз отрефлекcированные и опоэтизированные атрибуции. И это, во-первых, крыша. Она означена в культуре как кров, покров. Есть, скажем, замечательная пословица: не как стройся, а как кройся. Или уже совсем современное: «крыша поехала» — как образ умственной недостаточности. В духовно-психологическом смысле крыша — это образ надежности, душевной простоты и крепости, некоей предсказуемости и узнаваемости личности. Далее — это фундамент. И помните евангельскую притчу: Итак всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое (Мф. 7, 24—27).

Это стены, как образ некоей ограды и опоры, некоей крепости, как у отца Сильвестра в «Домострое»: «Мой дом — моя крепость». Стены — это образ автономии и известных ограничений. И именно стены несут на себе функции совокупного семейного эстетического чувства, родовой памяти, соотнесенности с той или иной духовной реальностью. Это выражается в тех картинах, фотографиях, предметах, иконах и т. п., которые висят на стенах. В этом смысле — что на стенах, то и в душе.

Окна и двери — это возможность сообщения с миром. И опять здесь возникает множество культурологических ассоциаций, как-то: «Окно в мир», «Ломиться в открытую дверь» или «Двери моего дома всегда открыты для вас» и пр.

Знаменательно означен в ветхозаветной культуре порог. У пророка Софонии есть слова: «Посещу в тот день всех, которые перепрыгивают через порог, которые дом Господа своего наполняют насилием и обманом» (Соф. 1, 9). Выражение «перепрыгивают через порог» большинством толкователей понимается

 

90

 

как дерзость, отсутствие благоговения перед святыней Храма.

Известен обычай у древних филистимлян не наступать на порог. Этот обычай вошел в употребление после того, как на порог идольского капища упала статуя Дагона в присутствии израильского Ковчега Господня. Этот обычай был усвоен и иудеями во время царствования Манасии.

Вообще в волюнтарном отношении порог — это всегда некий внутренний предел, черта, которую надо переступить, войти в некое новое пространство. Существует не примета, а скорее обычай не здороваться через порог, так как порог как бы разделяет сферы.

Символ порога открывает нам важные антропологические акции: входа, вхождения в некое пространство и, напротив, исхода, выхода, ухода. «Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и во век»,— говорит псалом (Пс. 120, 8).

Какая-то особая значимость сокрыта в словах человека, который, войдя в дом, был чем-то озадачен и говорит: «Подождите, я только-только вошел в дом».

В христианском календаре есть по крайней мере два больших праздника, которые означают это особое деяние. Это, во-первых, Вход Господень в Иерусалим. Этот праздник знаменует начало Страстей Христовых. Второй — Введение Божией Матери во храм, где Церковь празднует и воспоминает день посвящения Девы Марии Богу.

При этом вхождение Марии было одновременно и восхождением. Она должна была преодолеть 15 ступеней Иерусалимского храма. 15 ступеней Иерусалимского храма символизируют 15 так называемых «степенных» псалмов. Эти псалмы пели священники и левиты, входя в храм для служения.

Ступени — это часто образ восхождения «наверх». «Наверх» — это может быть и высота духовная и чисто, скажем, карьерная.

Патриарху Иакову было откровение Божие, где духовные небеса явились ему в виде лествицы. Преподобный Иоанн написал книгу «Лествица», за что и был прозван «Лествичником».

Лествица в духовно-психологическом залоге — это образ опосредствования, постепенности восхождения на духовную гору. В нашем бытовании так и говорят: «Не надо перепрыгивать через ступени». А в аскетологическом аспекте — это еще и образ терпения и ощущение протяженности времени жизни.

У Иоанна Лествичника в основании духовной лествицы лежит страх Божий. Это согласуется со словами царя и псалмопевца Давида: Начало мудрости—страх Господень (Пс. 110, 10). Вершина Лествицы — это любовь.

Замечательно и интересно в истории архитектуры то, как строился дом: окнами во двор или окнами на улицу, как говорили «наперед». Знаменательно, что Петр I приказал при строительстве Петербурга строить дома окнами на улицу.

Расположение комнат и то, кто и каким образом в них живет, расскажут нам многое о семье: о ее сложившейся иерархической структуре, психологии отношений и многое другое. И понятно, что в наше типовое и стандартизованное время, у нас в России бывают довольно скромные условия бытования. Но и все же... Есть кухня. Она же часто и столовая. Про кухню многие могут написать роман. Именно на кухне происходят совместная трапеза, а значит, и задушевные разговоры. Совместное вкушение пищи всегда имело сакральный характер. Достаточно сказать, что святой Игнатий Богоносец определяет семью церковкою и говорит, что вы хлеб, не мешок зерна, но хлеб, который имеет закваску. И евангельский образ Божественной трапезы являет нам Тайная вечеря Христа и апостолов накануне голгофских событий. Пища, как и вообще все в доме, должна быть освящена молитвой. Благословенная пища всегда вкусна.

Великий князь Димитрий Донской, приезжая в монастырь к преподобному Сергию, любил обедать вместе с преподобным, вкушая простую постную монашескую пищу. И говорил, что вот он ест у себя дома с золота, пищу особо приготовленную, но такой вкусной пищи, как здесь в монастыре, не ел нигде.

Кроме того, есть другие комнаты или

 

91

 

функциональные места семьи, как-то: детская, спальня, кабинет, чердак, подпол и другие. Чердак, кроме прочего, означен в культуре как место трудов и жизни начинающих художников и писателей. У Бальзака все молодые писатели живут на чердаке.

Подвал или подпол, естественно, означен как образ душевного низа или смирения. У А.С. Пушкина скупой рыцарь спускался в подвал для того, чтобы услаждаться лицезрением богатств и пр.

Кроме того, в Православной семье есть красный угол (у большевиков это звучит более ласково и трогательно: «Красный уголок»), где бывает средоточие икон. Причем есть семейные, родовые иконы. Эти родовые иконы особо родные. Эти иконы всегда «бабушкины» или «дедушкины». Икону делает семейной и родовой, как минимум, бабушка или дедушка. Ибо при матери — это икона или «дареная» или написанная на заказ. Понятие семейной иконы существует еще применительно и к тем иконописным образцам, где изображены вместе все святые, имена которых носят члены семьи. Часто, если это возможно по планировке, красный угол повернут на восток[1].

Угол (или углы) в доме имеет также свою символическую нагрузку. Угол — это некий предел, стык двух пространственных и силовых линий. Ребенка наказывают и «ставят в угол», если надо «забиться» или кого-то «загнать», то обязательно в угол. Есть примета — неженатому за столом не садиться на угол. Угол — это символ тупика, конца, некой упертости, предела и проч.

 

*

 

Воздух дома всегда духовно наполнен. Свято место никогда не бывает пусто.

Через слово, через язык пространство дома может быть либо освящено, либо осквернено. Формой освящения дома является молитва, предельной формой осквернения дома является употребление идиоматических выражений нецензурной брани. Само слово мат духовно имеет в своей основе выражения, связанные с проклятием Божией Матери и собственной матери. Мат — язык демонов.

В связи с этим в доме всегда есть духовные сожители. Сегодняшние «барабашки», «домовые» доказали это всем нам воочию. Духовные сожители имеют всегда совершенно определенный нравственный радикал. Это либо демоны, либо ангелы. При окончании строительства дома акт вхождения в дом именуется новоселием и в любой духовной традиции дом освящается. В Православии есть также чин освящения дома, в котором священник молится о духовной чистоте, любви, благоденствии и процветании дома и домочадцев. Дом окропляется святой водой и помазуется святым елеем. Ряд молитв носят заклинательный, запретительный характер по отношению к бесам.

Особое эстетизированное чувство и любовь к дому выражается словом уют. Духовно-психологический уют означает гармонию и структурированность души (все вещи на своих местах). Кроме того, уют связывается с чувством покоя. Уютно — значит спокойно. Уютно — это значит еще любовно и заботливо. Уют — это, как правило, мерило возвращения женщины к своей первозданной сущности, мера обретения ею себя. Уют по сути вообще совпадает с понятием дома и крыши. В каком-то смысле, уют — это и есть дом.

Дом как некая материально-духовная совокупность может состояться, а может и не состояться. Вместо дома может быть некое ограниченное пространство, где люди едят, пьют, спят, совокупляются и проч. Каждый человек знает — есть у него дом в его подлинном значении или нет. И именно сейчас у нас много бездомных в духовном, а значит и в подлинном смысле людей.

И хорошо, если человек признался себе, что он бездомный и страдает и

 

92

 

ищет Свой Дом. И я знаю точно, что если это не уныние, а страдание, то обязательно этот человек построит себе свой дом или вернется в свой дом.

В данном параграфе была сделана попытка показать, насколько понятия дом и душа взаимно проективны и взаимно выводимы друг из друга.

 

О БЛУДЕ

 

Дела плоти известны;

они суть: прелюбодеяние,

блуд, нечистота, непотребство,

идолослужение, волшебство,

вражда, ссоры, зависть, гнев,

распри, разногласия, соблазны,

ереси, ненависть, убийства,

пьянство, бесчинство и тому подобное.

(Гал. 5, 19—21)

Любая душа, так же, как и любая семья, всегда подвергается испытанию и атаке со стороны сил деструктивных, разрушительных. И это разрушение идет от греха в целом. Но прямой удар, направленный прямо против семьи, ее чистоты и единства — всегда ожидается со стороны страсти блуда.

«Узнал я, что бес уныния предшествует бесу блуда и уготовляет ему путь»,— пишет преподобный Иоанн Лествичник. И как не согласиться с этим утверждением, ибо дурное привыкание, ощущение потери новизны встречи — все это порождается, в частности, унынием. Смешными теперь уже кажутся нам увещевания в адрес человека, который бросил ради другой или другого свою семью,— увещевания типа: «Ты поступаешь непорядочно, у тебя же дети...?»,— или «Надо пожаловаться на тебя в партком». Подобные моральные взывания, как правило, бессмысленны. За этого человека можно было бы ответить так: «Я ничего не могу с собой поделать — то, что мной владеет, сильнее меня...» И он будет прав! Надо понять, что блуд или уныние — следствие воздействия демонических сил. И проблема блуда — это вовсе не моральная проблема, а аскетологическая.

Залогом, основой целомудрия является стыд. И одно дело, когда стыд — это невроз, мучающий человека, а другое дело стыд, скажем, у благовоспитанной девушки, где стыд — это и целомудрие, и хранение чистоты и женского достоинства, это и нравственное начало. Невроза при этом нет. Напротив, есть та твердость и известная неподатливость на «уговоры», которые и отличают истинную благовоспитанность от фальшивой.

Многие думают, что Церковь запрещает блуд просто из принципов христианской морали. Но не в этом дело. В браке муж и жена образуют особое единство, целое, а блуд создает трещину, раскол, черную дыру. А это, в свою очередь, тяжелейшим гнетом ложится на детей.

Подводя коротко итоги о пороке блуда, можно сказать, что блуд, помимо самого хотения, а точнее похотения, зиждется еще и на нескольких вполне наивных, но из века в век повторяющихся аксиомах блуда.

1. Блудник или прелюбодей говорит сам себе, что никто не узнает его похождений. Но ведь сердце чувствует, что мистически это не только не сокрыто ни от кого, но об этом знают вообще все: и небо, и земля, и дети, и жена или муж. И это сначала на неосознаваемом уровне, а затем откроется воочию. Эмоциональной индикацией блуда являются чувства уныния, витальной тоски и отчаяния. Сопутствующими страстями, которые поддерживают блуд и взаимно усиливают друг друга, являются уныние, тщеславие, объедание и пьянство.

2. Вторая иллюзия состоит в том, что в блуде якобы есть только телесное сочетание и нет духовной порочности. На это отвечает апостол Павел в 1-ом Послании к Коринфянам. Он говорит: ничто не должно обладать мною... тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела... Или не знаете, что совокупляющийся с блудницей становится одно тело с нею? Ибо сказано: «два будут одна плоть»... всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, и блудник грешит против собственного тела. Не знаете ли, что тела ваши суть

 

93

 

храм живущего в вас Святого Духа... (1 Кор. 6, 12—19).

И в этом контексте следствием невероятной духовной и профессиональной деградации выглядят советы, увы, теперь уже многих горе-психотерапевтов, о том, что если, мол, у вас половая несовместимость с мужем (женой) — найдите себе партнершу (партнера). Партнера! Эти «специалисты» вообще ничего не смыслят в науке о человеке и вполне соответствуют евангельскому образу: Они слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму (Мф. 15, 14).

Меня могут спросить, а что все же делать, если действительно несовместимость. И я отвечу. Надо разбираться в каждом конкретном случае, но твердо знать, что нравственное падение не рождает ни душевного, ни физического комфорта. Напротив, такие советы порождают еще целый ряд проблем и переживаний.

3. Третье заблуждение. Дело в том, что половые отношения как в браке, так и в блуде в Священном Писании ассоциируются с понятием познания. Скажем, в книге Бытия говорится: Адам познал Еву, жену свою (Быт. 4, 1). Но и при описании в Книге судей изнасилования девушки говорится: Они познали ее и ругались над ней до утра (Суд. 19, 25). Познание такого рода сопряжено еще и с радостью победы и владения.

Если мы внимательно исследуем пушкинскую версию Дон Жуана, то увидим поистине жуткий исход его жизни. Конец, душевный исход блудника можно обозначить через два образа — евангельский и святоотеческий: это мерзость запустения (Мф. 24, 15) и окаменелое нечувствие. И действительно — это всегда некое омертвение, пугающая пустота одиночества. Блудник — это образ духовного странничества. Недаром блудные дела называются похождениями. Блуд, блуждания, заблудший, потерянный, богоставленный — все это один смысловой синонимический ряд.

И сказать просто, что Дон Жуан не прав, ибо в одной женщине — все женщины мира — это ничего не сказать. Надо было бы сказать о той духовной борьбе, которую все мы должны вести за полноту вхождения в это знание. Это откровение о той самой неисчерпаемости образа Божия в человеке, о том, что откровение и познание в браке не имеет предела. Но это опытно можно знать только Духом Божиим.

В Апокалипсисе Иоанна Богослова есть два полярных образа, которые задают как бы нравственную вертикаль в отношении этой страсти.

И высшим предельным образом целомудрия является Божия Матерь. Она именуется в Откровении женой, облеченной в солнце (От. 12, 1). Бездна и низ изображает жену-блудницу. «С нею,— говорится в Откровении,— блудодействовали цари земные и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле... И на челе ее написано имя: тайна (От. 17; 2,, 5).

Как в браке есть своя тайна, тайна благочестия, Истины и Правды, так и в блуде — есть тоже тайна, но тайна беззакония и греха. Тайна благочестия не навязывает себя, а смиренно и кротко возвышается над нами, тайна же блуда — манит, заигрывает, прельщает, обманывает, липнет.

 

РЕПЛИКА О ПОЛОВОМ ВОСПИТАНИИ

 

Молись Богу, и все откроется

(Поговорка)

 

Ложные ориентиры задают многие психологи и сексопатологи, когда говорят об исходных причинах крайней деградации нашего общества в вопросах сексуального воспитания. В данном контексте все так же, как и в лучшие застойные времена, проходит дежурный миф об отсталости «дореволюционной России». И одни косвенно, а другие и прямо обвиняют Церковь в том, что Она якобы всегда была тормозом, главным препятствием в деле просветительства в вопросах полового воспитания.

Здесь, однако, надо объясниться. Русская государственность насчитывает более 1000 лет. Все эти века институция семьи набирала силу. Семьи во

 

94

 

всех слоях общества были, как правило, многодетные. Люди, правда в разной мере, пытались жить духовной жизнью. А это, как известно, само по себе оборачивает человека к природе, делает его одновременно и хозяином, но и смиренным наблюдателем и исследователем жизни натурального Божиего мира.

Центральным же условием воспроизводства жизни всей природы является, как известно, ее способность к самотворчеству, к самооплодотворению. А вариантов и способов последнего в органическом мире несть числа.

Сама природа вводила человека в мир творческих отношений и в половой сфере.

Кроме того, существовала неформализованная и почти всегда закрытая педагогика половых отношений. Девушкам, молодым женщинам постоянно шептали на ушко повивальные бабки, мамки, бабушки. А о русских нянях, об их дидактических успехах написано много десятков страниц.

Также безусловно существовало религиозно-нравственное нормирование половых отношений, которое не допускало беспорядочных связей, измен и т. п.

 

*

 

И, наконец, важнейшим в этом контексте является проблема владения — владения, как сейчас модно говорить, собой: владение нервно-психическими процессами, моторно-двигательным аппаратом. Так вот. Владение собой начинается с овладения словом. Вначале было Слово (Ин. 1, 1). Слово употребляется здесь не в психолингвистическом значении, а как синоним духовности, как глагол Божий, имеющий самотворческую силу. И уже в самом естестве человеку дано и заложено многообразие способностей, призванных к реализации процессов воспроизводства. И было бы странным, если бы это было как-то по-другому, имея в виду крайнюю важность творческой акции в деле сохранения на Земле рода Ноmo sapiens.

Но мера владения всей душевно-телесной сферой стоит в прямой зависимости от меры одухотворенности человека, нации в целом. И как только человек «сползает» с духовного уровня на душевный, так начинается процесс потери власти над собой. Люди, как они сами сейчас свидетельствуют, «теряют себя». Человек не владеет своими собственными эмоционально-волевыми процессами, он теряет себя и как некое родовое существо, он теряет интимную связь с природой. Он теряет в себе и эстетическое начало, ибо красота, которая, будем надеяться, все же спасет мир, коренится в Духе Божием. И в области половых отношений начинается процесс распада и постепенной деградации как эмоционально-волевых, так и психомоторных процессов.

И поэтому вызывает недоумение и крайний скепсис, если так можно выразиться, пропедевтика, скажем, половой техники, или популяризация психогигиены половых отношений самих по себе, вне всего контекста духовного возрождения. Эти попытки обречены, и уже сейчас ясно, насколько они убоги.

Манкурты, оставаясь рабами, все равно ничего не запомнят. А если вообразить себе, что они — манкурты, забыв, кто они и откуда они и зачем они, при этом были бы научены и, так сказать, изощрены в половой сфере! Ну чем это не сюжет для пьесы театра абсурда! Кроме того, что это трагично и страшно, это еще и смешно: духовный дебил — он же половой гигант.

Безусловно, в России и ранее существовала патология секса разного рода. Она существовала, как существовала и психопатология, и как, скажем, воровство или убийства. Но вопрос — в какой мере! Одно дело, когда горстка несчастных лечится на Канатчиковой даче, другое дело, когда Канатчикова дача — это вся страна.

Еще одно замечание культурологического типа. В Православии так называемые подробности интимных отношений всегда были сокрыты, были тайной, это во-первых. И вместе с тем, брачные половые отношения никогда не считались греховными или постыдными — во-вторых.

 

95

 

И действительно, было неприлично кричать: «Давай подробности». Сейчас этот целомудренный стыд в нашей передовой и как бы даже шагнувшей вперед сексологии почему-то называется ханжеством. А чрезмерная открытость в презентации половых отношений в массовой культуре приведет не к снятию, как думают, закомплексованности, а к увеличению различных перверзий. А.С. Пушкин свидетельствует, как это было раньше и как это должно быть. Послушаем:

 

Царь Салтан за пир честной

Сел с царицей молодой;

А потом честные гости

На кровать слоновой кости

Положили молодых

И оставили одних.

 

Давайте и мы, несмотря на крайний дефицит кроватей из слоновой кости и вообще кроватей, послушаем русского гения и оставим их одних.

Но как было показано выше, оттого, что тема половых отношений была закрытой, вовсе не следует, что в ней отсутствовала глубина и творчество. И понятно, что она замечательным образом транслировалась от поколения к поколению. Понятно также и то, что, имея у себя ныне столь дивные родильные дома, где уже появляется видеоаппаратура, но пока еще нет в изобилии простыней и пока еще матерятся санитарки,— понятно, что невозможно теперь же сделать шаг назад, к абсолютно безграмотной, лишенной всякой прогрессивности и, так сказать, научности какой-то повивальной бабке. Это было бы шагом назад в нашем поступательном движении в бездну. Сейчас действительно не до этого. Рыба гниет с головы. Надо заняться главным. А именно — вернуться к деятельному осознанию того, что владение и власть над собой начинается с овладения Словом.

Автор не имел в виду то, что вовсе бессмысленно заниматься проблемами полового воспитания и пр. Речь о другом. О правильном понимании исходных причин. Это же понимание дает нам, в свою очередь, возможность правильно определить стратегию и тактику исследований и практической работы.

И еще один вопрос, ответ на который остается за гранью тайны интимных супружеских отношений. Поэтому я лишь поставлю его и как бы «подвешу» в воздухе. Я хотел бы продемонстрировать два полюса отношений к сексуальной сфере. Первый описывается словами апостола Павла: Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена. Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим. Впрочем, это сказано мною как позволение, а не как повеление (1 Кор. 7, 4-7).

Второй, противоположный полюс — это возведение половой сферы в некий ценностный абсолют, понимание ее как психобиологического эпифеномена. Как сочетаются эти два полюса? Могут ли они, скажем, быть разными временными тактами в жизни одного и того же человека? Все это вопросы, а ответы на них мы сможем найти лишь в собственном духовном опыте нашей семейной жизни.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. СМЕРТЬ ОТЦА.

 

Христос Воскресе! — Воистину Воскресе. (Пасхальные приветствия)

 

Истинно, истинно говорю вам; если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12, 24)[2]. Точно так же, в соответствии с этим евангельским утверждением, смерть отца является одновременно и славой и скорбью семьи. Ибо именно гроб отца являет собой полноту единения сыновей и дочерей в скорби. Слезы сыновей, их скорбь являются одновременно

 

96

 

их рождением и посвящением в отцовство.

Смерть отца является одновременно и началом еще одной малой церкви. Гроб отца является фундаментом семейной церковной традиции и преданий. Смерть именно в таком ее понимании должна быть вожделенна и радостна для отца, ибо он идет к Богу, исполнив и завершив свою земную жизнь в полноте ее плотского, душевного, духовного смыслов. Полнота смысла в предсмертном духовном утешении отца могла бы быть проиллюстрирована евангельскими словами Иисуса Христа, обращенными к Богу и Отцу: Да сбудется слово, реченное Им: из тех, которых ты Мне дал, Я не погубил никого (Ин. 18, 9).

Смерть отца — это одновременно и отправная точка для возложения на плечи сына или сыновей бремени отцовства. Гроб отца — это одновременно и образ смерти, но и образ рождения новых родовых ветвей. Смерть отца, ее особенности, благословения отца— все это величайшие события и в духовной и социально-психологической жизни рода. Смерть отца, его предсмертные благословения и советы имеют статус завета рода. Мерилом высоты и духовности завещания Отца является близость этого завещания с основополагающей сакральной Книгой, которая произволением Божиим, исторически, от века запечатлелась в душе народа и мистике Земли.

В Откровении Иоанна Богослова эта Книга именуется Книгой Жизни (Отк. 3, 5). Для нашей Земли — это Евангелие. И как мы помним, другое название Евангелия — Новый Завет.

И, наверное, лучшие слова о полноте осмысленности смерти отца были сказаны о смерти Авраама: И скончался Авраам, и умер в старости доброй, престарелый и насыщенный жизнью, и приложился к народу своему (Быт. 25, 8).

Насыщенный жизнью не в блуде и пороках, а жизнью в Боге, в трудах домостроительства.

Данный скромный труд естественно имеет незавершенную форму. И это прекрасно. Автор будет рад дополнениям и замечаниям в свой адрес. А пока все же

КОНЕЦ И БОГУ СЛАВА!

 



[1] Следствием греховной немощи и пристрастия являются факты ажиотажного собирательства икон, выпрашивания икон — вообще связанный с этим дух стяжательства. Правильным внутренним установлением является вообще никаким образом не домогаться той или иной иконы. Покойный Патриарх Алексий I говорил не «Подарили икону», а «Мне пришла икона...».

[2] Знаменательно и справедливо то, что эти евангельские строки явились эпиграфом к «Братьям Карамазовым» и эти же строки написаны в качестве эпитафии на памятнике Федору Михайловичу Достоевскому в некрополе Александро-Невской Лавры.