Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в восемнадцатилетнем ресурсе (1980-1997 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

66

 

"…ЧТОБЫ ВОЗВРАТИТЬ СЕРДЦА ОТЦОВ ДЕТЯМ (ЛК. 1, 17)"

 

Б. В. НИЧИПОРОВ

 

От редакции. Получив статью М. В. Розина, редакция, с согласия автора, познакомила с текстом статьи одного из ведущих участников семинаров по проблеме соотношения психологии и религии, прошедших на факультете психологии,— кандидата психологических наук, священника Бориса Ничипорова. Публикуем ниже текст отклика, присланный о. Борисом, и надеемся, что полемика двух психологов — светского и религиозного — послужит началом дальнейшей дискуссии.

 

Прежде всего, позвольте через журнал «Вопросы психологии» выразить благодарность устроителям «круглого стола», и в частности доценту факультета психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, президенту Ассоциации гуманистической психологии Б. С. Братусю, за приглашение участвовать в дискуссии.

Данная встреча не могла, да и не должна была поставить все точки над «и». Православное богословие и светская психологическая мысль у нас в стране слишком долго развивались автономно друг от друга. Идеологические

 

67

 

предубеждения, атеистическая закомплексованность прежних лет делали диалог невозможным. Но всем известные благотворные социальные перемены начали пробивать брешь. И думается, что данная встреча в этом смысле провиденциальна и исторична. Она могла бы положить начало новым встречам, совместным семинарам, исследованиям. И мы очень надеемся на это.

Нам (священнику Иоанну Вавилову и мне), выпускникам факультета психологии, было особенно приятно спустя долгие годы переступить порог «альма матер». И мы пришли на факультет без каких-либо менторских амбиций, а, напротив, переживая эту встречу как долгожданную, желанную и обоюдно необходимую.

Национальная психология, кризис которой отмечают многие (в частности, много раз на своих лекциях об этом говорил А. Н. Леонтьев), именно сейчас, как никогда, должна обратиться к колоссальному духовному наследию Вселенской православной церкви и к христианству вообще. Хотя, безусловно, это не единственный источник для оплодотворения этой дисциплины, но, видимо, один из важных. (Очень многообещающим в этом смысле выглядит термин «аксиопсихология личности», введенный Б. С. Братусем в одной из статей.)

Уверен, что такие святые и подвижники благочестия, как Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Богослов, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник и многие другие, могут быть без всякого сомнения названы и гениальными психологами. Глубочайшие откровения, знания о душе, которые стяжали они в аскетических трудах и подвигах по возрождению собственной души и пастырском опыте,— назидательны и поучительны и для психолога-теоретика, и для психотерапевта. Далее предавать забвению все огромное наследие христианской духовности по меньшей мере несерьезно. Ведь именно сейчас интерес к православному богословию необычайно велик и в Европе, и во всем мире. Дальнейшее промедление могло бы привести к самозамыканию, корпоративности, сциентистcкому сектанству в нашей психологии.

  Несмотря на полное несогласие со статьей М. В. Розина, она мне очень понравилась — понравилась своей предельной искренностью и прямо-таки карамазовской неуемностью. Видимо, предмет, затронутый в статье, для автора сколь серьезен, столь и болезнен. Но разберемся по сути.

Одно общее замечание. Мы, как выяснилось, пребываем с автором статьи в очень неравных позициях. Я хотя и не досконально, но представляю научно-психологическую и практическую реальность, а вот он, судя по отдельным вполне наивным репликам в адрес пастырства Церкви, абсолютно не ведает ее реальности. Совершенно не знает и богословия. Выражения типа: «Священник ... осуждает поселившегося в человеке дьявола» прямо сошли со страниц желтой атеистической прессы прошлых лет. Автор, видимо, ни разу не переступал порога церкви и не видел, как совершается исповедь и пр. Теперь кратко основные позиции.

1. Теологическая психология не просто возможна, она уже создана. Это — христианская аскетика. Весь корпус святоотеческих текстов на этот счет и в его описательном залоге, и отчасти в практическом (уверяю как психолог) могут быть крайне полезны психологам. Как и в каком виде — надо обсуждать. И это вовсе не призыв всем «поступать в духовную семинарию», как изволил выразиться М. В. Розин.

2. Вся пастырская практика построена на приятии любого человека со всеми его особенностями, грехами и пр. Безусловная любовь и снисхождение идут во главе. По Исааку Сирину, священник имеет право обличать в крайне редких случаях: во-первых, когда при этом на душе абсолютное безгневие (на «праведный гнев» — плохая надежда), а во-вторых, когда он пребывает в Духе Святом. Но это уже сфера молитвенного опыта, в данном контексте обсуждать ее не стоит.

3. Обличения совести и вообще нравственность человека — это не просто культурологический момент (скажем, следствие христианизации народа и т. п.) — это сущность, экзистенция бытия. Человек не может быть вне —

 

68

 

над нравственным. Это самоистуканство всегда грозит известным искажением, как, кстати, любой антропоцентризм. Психотерапевт может и, наверное, даже должен быть недирективным, но внутренние оценки (в том числе и нравственного порядка) и реакции постоянно возникают. И, судя даже по самому тону статьи, отчасти можно понять, как далек сам автор от «безоценочной» нирваны. Не будем обманывать самих себя. Внутренне любой психотерапевт, пусть и в самом хорошем смысле слова, всегда пристрастен. Хотя при этом принцип приятия, любви и недирективности надо только приветствовать. Не только психология, как пишет автор, но и Церковь способствует тому, чтобы человек жил в согласии с самим собой. Наличие «абсолютов», как выражается автор, не отменяет согласия с самим собой. Согласие задается через опыт и знание той меры возможностей приближения  к этим абсолютам, да и то не своим личным благочестием и ячеством, а с помощью Божией. Смирение перед собственной немощью и неленостное духовное делание — вот другая антиномия, которая дает благодатность духовной жизни. (В этом, кстати, и суть подлинной личностной самоактуализации.)

4. Теперь по поводу совершенно уже роскошного и школьного тезиса автора: единственный закон — «будь счастлив», который автор выдвигает в качестве цели и смысла психотерапии. При этом, как утверждает автор, греха нет и можно делать все, чтобы быть счастливым. Но все ли? Можно ли, к примеру, убить старуху-процентщицу? Я-то понимаю, что М. В. Розин над старухой, но а как же нам, грешникам? Мы-то, твари дрожащие, это право имеем?! Простите за такую стилизацию, но я намеренно сгустил краски, чтобы показать, что стоит за этим «счастьем». Здесь же другие вопросы: может ли психолог дать совет, скажем, изменить жене, мужу, украсть, солгать и пр.? Я не спешу пока осуждать действие психолога в данном случае. Но нам бы хотелось узнать, как далеко зашел прогресс и все, так сказать, передовое и новое.

И по ходу краткое методическое замечание. Говорить так: «в религии есть понятие греха, а у нас в психологии нет»,— так, как говорит М. В. Розин, корректно лишь до какого-то предела. В реальной практике как психотерапевт, так и священник имеет дело не с объектом и понятием, а  с живым человеком — сущностным, личным и экзистенциальным началом. Поэтому рассуждения в данном контексте можно и нужно вести в натуральном, сущностном, антропологическом и персоналистическом залоге. кстати, именно к такому разговору научная психология сейчас пока совершенно не готова.)

5. И последнее, по поводу первого — замечательного и многообещающего — эпиграфа из Дж. Хейли.

«Ограничения, накладываемые социальной организацией»,— это, видимо, намек, в том числе и на церковную дисциплину, «обрядность» и прочее атеистическое эстетство (якобы непонимание смысла «обрядности») прошлых лет.

Нет надобности в данном контексте защищать Церковь. Скажем кратко: высвобождение, прорыв к личной свободе через реорганизацию внешних форм, создание социальных «ниш» и прочее — все это, тем не менее, не избавляет от скуки, тоски, уныния, вообще от всей внутренней тяготы. Это вовсе не делает бессмысленными процессы демократизации социальных форм и пр. Свобода триедина в своей природе: она духовна, она душевна и она же телесна, вещна. Поэтому вне сакрализации и пневматизации (одухотворения) жизни обрести эту долгожданную свободу, пытаясь менять только «социальную организацию»,— это, как говорится в известной, уж простите, русской пословице: «Желать и на елку залезть, и штаны не разорвать». «Царствие Божие внутрь вас есть» — говорится в Евангелии. Но неверно обратное — заключение, что надо быть пассивным по отношению к социальной реальности.

6. Завершая этот свой отклик, хотелось бы оценить и эстетическую сторону статьи — она насквозь романтична. И это вовсе не похвала. Напротив. Обратной стороной любой подобной романтической возвышенности «над» и «вне» является холод гордыни, отсутствие

 

69

 

тепла и доброты, оскудение любви, а внутренне — отчаяние и глубинная, никогда не оставляющая тоска у самого психотерапевта. Это опыт.

Еще раз я бы призвал всех тех, кто так или иначе заинтересован в контакте психологии и богословия, не спешить с выпадами, с одной стороны, но и не обольщаться, с другой. У нас, как мне показалось на семинаре, есть теперь уже исходная взаимная доброжелательность, а это в наше зыбучее время очень и очень много! Надо двинуться вместе в путь и попытаться сотрудничать. А я подозреваю, что такая работа не будет бесплодной. Дорогу же осилит идущий.

 

Поступила в редакцию 21.I 1991 г.