Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в восемнадцатилетнем ресурсе (1980-1997 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

81

 

ПОНЯТИЕ АГРЕССИВНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ

 

Т.Г. РУМЯНЦЕВА

 

Начиная с середины 60-х гг. тема насилия и агрессии становится одной из актуальных на Западе, ее даже называют там сегодня «интригующей», а сам XX век - «веком беспокойства о насилии». Анализ новейшей психологической и социально - философской литературы, вышедшей в ведущих странах Запада в 70 80-х гг. и посвященной проблеме человека, свидетельствует о том, что вопросы, связанные с человеческой агрессивностью (или агрессией), выдвигаются на передний план многих исследований. Так, за последние десять лет количество научных статей по этой тематике утроилось по сравнению с тремя предшествующими десятилетиями, а каждые три года их выходило более тысячи.

Свидетельством неугасающей популярности этой темы является также и тот факт, что эти вопросы были и остаются предметом постоянных обсуждений на многих международных форумах. Кроме того, для решения их неоднократно создавались авторитетные комиссии по изучению агрессивного поведения населения в ряде капиталистических стран, в частности в США.

Эти исследования щедро финансируются как правительствами, так и частными фондами, причем примерно третью часть субсидий составляют денежные суммы, предоставляемые Министерством обороны США и Национальным управлением но аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА). Имеется также секретное военное финансирование, касающееся главным образом программ, оценивающих результаты действия на людей психотропных препаратов. Среди частных фондов надо отметить шведский институт по исследованию мира, который был специально создан для осуществления работ, относящихся к проблематике войны и мира, а также фонд Г. Ф. Гуггенхейма, основанный в 60-е гг. и выделяющий более миллиона долларов в год на изучение проблем, связанных с агрессией.

Для дальнейшего научного осмысления природы человеческой агрессивности необходимо прежде всего уточнить смысл и значение самого этого понятия, что предполагает тщательную отработку категориального аппарата исследований, выявление многочисленных терминологических различий, оттенков, нюансов в употреблении используемых здесь понятий.

Необходимость и одновременно сложность такой работы обусловливаются тем, что термин «агрессия» чрезвычайно часто употребляется сегодня в самом широком контексте и потому нуждается в серьезном очищении от целого ряда наслоений и обыденных смыслов.

Анализируя проявления и биологическое значение агрессии в животном мире, австрийский ученый К. Лоренц писал, что «для обывателя понятие агрессии связано с самыми разнообразными явлениями обыденной жизни, начиная от драки петухов и собак, мальчишеских потасовок и т. п. и заканчивая в конце концов войной и атомной бомбой» [8; 22].

Чрезвычайная сложность и многообразие форм проявления агрессивности (особенно применительно к человеческому поведению) приводят к тому, что на сегодняшний день в науке отсутствует его вполне однозначная трактовка и определение. Это позволяет различным авторам в зависимости от целей и задач исследований вкладывать в само понятие агрессии совершенно различное содержание. Его определяют и как своеобразную защитную реакцию человека на те или иные внешние раздражения, и как нападение или борьбу в пределах одного вида, и как неоправданное, губительное стремление истязать

 

82

 

себе подобных.

Частично эти трудности могут быть объяснены наличием широкого круга специалистов, каждый из которых рассматривает агрессию как часть своей специфической предметной области исследования. Дело в том, что человеческая агрессивность объективно относится к классу явлений, которые могут быть изучены только при помощи объединенных усилий целого ряда научных дисциплин — как естественных, так и социальных. Так, в рамках ряда естественных наук — биологии, биохимии, нейрофизиологии, генетики и т. д. — были сделаны открытия, позволившие начать систематическое изучение самых глубинных детерминант агрессивного поведения — его биологических субстратов и их влияние на поведение людей. Значительные успехи были получены в поисках локализации центров, управляющих агрессивными реакциями, исследование которых невозможно сегодня без привлечения молекулярной биологии, цитогенетики, нейрохимии, психоэндокринологии и т. д.

Не менее важны для изучения агрессивности и социальные науки, ибо вне общества и культуры понять ее просто невозможно, как нельзя понять образ жизни самого общества, не зная особенностей проявления агрессивного поведения составляющих его членов и того, как это поведение осмысливается и символизируется в культуре. Следует иметь в виду и то, что любое явление общественной жизни имеет свой психологический аспект, характеризующийся возникновением в ситуациях совместной деятельности людей совершенно особых типов связей, анализ которых возможен только в рамках системы психологического значения.

В силу того, что число наук, изучающих сегодня агрессию, достаточно велико, значительна пока и их междисциплинарная разобщенность. Каждая из этих дисциплин имеет собственную исторически сложившуюся систему понятий и далеко не всегда склонна учитывать, как ставятся и решаются те же самые или близкие проблемы в смежных для нее отраслях знаний. Это неизбежно приводит к ряду терминологических различий, а порой и к путанице. К тому же язык, используемый разными специалистами, очень изменчив и один и тот же термин — в данном случае «агрессия» — может иметь совершенно разные значения в различных науках и даже у разных авторов.

Так, биологи при описании агрессии акцентируют внимание главным образом на ее целях и функциях — адаптивных и неадаптивных; нейрофизиологи изучают нервные механизмы, лежащие в основании такого поведения; психиатры собирают данные об агрессии у людей с серьезными нарушениями психики; психологи рассматривают ее строго в поведенческой манере, понимая агрессию в терминах переменных, которые могут быть непосредственно наблюдаемы; социологи заняты исследованием того, какие общественные условия порождают и поддерживают такой вид поведения.

Наличие такого широкого спектра подходов, с позиций которых изучается сегодня агрессия, позволило А. Бандуре сравнить попытки определения этого понятия с «приглашением на прогулку через семантические джунгли. Путешествие это,— продолжает он,— будет, однако, поучительным, так как благодаря ему ставятся важные вопросы о природе явления, отобранного для анализа» [4; 19].

Иногда дело доходило даже до курьезов. Так, на одном из симпозиумов, посвященных проблемам агрессии, данный термин определялся выступающими там учеными столь многими и разными путями, что присутствовавший на нем журналист был вынужден сообщить, что различные исследователи «не могут согласиться по вопросу о том, что есть агрессия», и заключил, что «они сами не знают, о чем они вообще говорят» [10; 6].

На наш взгляд, столь обширная дискуссия по поводу содержания и дефиниции понятия «агрессии» (или «агрессивности») не является совсем уж неоправданной тратой времени, хотя итоги такого рода дискуссии вовсе не обязательно должны приводить к выработке строгой и единственно верной дефиниции. Они, однако, все равно полезны,

 

83

 

так как помогают более или менее четко отграничить круг задач, решаемых каждой предметной областью исследования, а значит, выделить все еще имеющиеся здесь проблемы, осознавая попутно свои собственные возможности для их разрешения. Более того, тот случай, когда психолог, генетик, физиолог, медик и др. объясняют одно и то же явление по-разному, вовсе не означает, что все эти объяснения будут обязательно взаимоисключающими, скорее всего, они являются разноуровневыми и в этом смысле как бы дополняют друг друга.

Роль своеобразного интегрирующего центра во всей совокупности исследований, разрабатываемых по теме агрессии, традиционно осуществляет психологическая наука. Однако и здесь мы также не обнаруживаем единого мнения по вопросу о том, что же такое агрессия и как ее следует определять.

За некоторым исключением почти все выдвигавшиеся здесь в предшествующие десятилетия теории стремились понять ее природу и вскрыть значение и смысл данного понятия на основе только одного какого-либо фундаментального механизма. В роли таких объяснительных медиаторов, постулировавшихся в наиболее ранних представлениях об агрессии, выступали инстинкты, Танатос, фрустрация и т. д.; позднее — инструментальное обучение, гнев, генетические аберрации. В каждом таком определении всячески превозносилось значение именно данного конкретного подхода и совершенно игнорировалась возможность описания агрессии с позиций какой-либо иной теоретико-методологической парадигмы. В результате любое такое определение подвергалось уничтожающей критике со стороны конкурирующих подходов, и ограниченность всех этих определений уже не нуждалось в каких-либо комментариях. В лучшем случае некоторые из них могли быть использованы при описании очень ограниченного круга эмпирических данных и то с рядом предшествующих пояснений и оговорок.

Констатация такой наличной ситуации едва ли может подлежать оценке в терминах «хорошо» или «плохо». Она, скорее, должна служить серьезным основанием для осознания необходимости подняться на более высокий, интегративный уровень анализа данного феномена; уровень, который включал бы целый ряд взаимосвязанных между собой переменных и факторов, в противовес абсолютизации какого-либо из них в отдельности.

Надо сказать, к концу 70-х — началу 80-х гг. в психологических, социально-психологических и социологических исследованиях явно обозначилась такая тенденция. Что же касается сложившегося к этому времени многообразия толкований самого термина «агрессия», то оно уже не пугает подавляющую часть современных исследователей на Западе. Они считают, что сегодня просто необходимо учитывать все это многообразие, являющееся по сути не чем иным, как своеобразным отражением существования даже в рамках отдельно взятой психологической науки плюрализма подходов к интерпретации этого понятия. Возникающие в такого рода определениях противоречия следует, по-видимому, рассматривать как результат такого анализа предмета исследования, при котором отображаются отдельные конкретные моменты его развития. Эти определения представляют, как правило, конкурирующие между собой концепции и точки зрения, вырабатываемые для объяснения какого-то определенного круга аспектов.

Исключая разве что самые откровенные спекуляции об агрессивности как о врожденном, унаследованном от зоологических предков человека инстинкте, ни одно из таких определений нельзя, по-видимому, отбросить полностью и безоговорочно, хотя в то же самое время ни одно из них не заключает в себе и всей полноты истины, являясь ее абстрактными, односторонними моментами. Для достижения истины нужен творческий, диалектический синтез, который включал бы рациональные моменты, имеющиеся во всех подходах, хотя и не сводился бы к простой их сумме.

Более тщательная проверка большинства

 

84

 

когда-либо осуществлявшихся подходов к определению агрессии показывает лишь кажущуюся их несовместимость, отмечая значительное совпадение форм поведения, которые в различных определениях принимаются как проявления агрессивного.

В отличие от 60—70-х гг., когда господствующими подходами к определению агрессии были попытки трактовать ее либо в терминах тех последствий, к которым она приводит [5; 3], либо предшествующих ей условий, и в частности намерения нанести ущерб [7], сегодня на первый план выдвигается так называемый нормативный подход, в котором в той или иной мере учитываются как достоинства, так и трудности обоих предыдущих.

Согласно этой точке зрения, в определении поведения в качестве агрессивного решающее место должно принадлежать понятию нормы, отсюда и название данной ориентации. Нормы формируют своеобразный механизм контроля за обозначением тех или иных действий. Когда эти нормы соблюдены, воспринимаемое поведение не будет рассматриваться наблюдателем в качестве агрессивного, независимо от степени губительности последствий такого поведения. И наоборот, если нормы нарушены, на поведение «навешивается ярлык агрессии» [9; 660], [6].

Таким образом, поведение называется агрессивным при наличии двух обязательных условий: 1) когда имеют место губительные для жертвы последствия; 2) когда нарушены нормы поведения.

При этом губительность последствий заставляет наблюдателя обозначать действия как агрессивные и вызванные враждебными намерениями лишь тогда, когда эти действия сами по себе восприняты им как нормонарушающие, и это второе условие рассматривается здесь как главное при определении поведения в качестве агрессивного. Авторы нормативной ориентации говорят также и о наличии существенных расхождений в обозначении агрессивного поведения со стороны исполнителя-агрессора, жертвы и постороннего наблюдателя, каждый из которых будет расценивать данное действие исключительно со своей точки зрения.

Следует отметить целый ряд трудностей, возникающих в процессе практического применения нормативного подхода к определению агрессии, которые носят отнюдь не только семантический характер.

Разумеется, нормативные представления об агрессии имеют важное значение и их обязательно надо учитывать при описании человеческого поведения; без уяснения свойственных данной культуре (классу, социальной группе, отдельной личности) нормативных канонов невозможно понимание особенностей ее (их) существования. Однако, как бы ни было важно признание нормативного характера представлений об агрессии, эту нормативность нельзя и абсолютизировать, в противном случае это может привести к субъективизму: агрессией при этом становится то, что таковой называют люди. А значит, и исследователю, для того чтобы квалифицировать то или иное поведение, достаточно будет обратиться к мнениям наблюдавших за этим поведением людей.

При всем существующем многообразии подходов к определению агрессии и наличии огромного спектра ее трактовок и значений этот термин имеет тем не менее некоторую сердцевину, устойчивое «корневое» значение — непровоцируемое нападение, и с ним нельзя не считаться при квалификации того или иного действия.

Использование на практике нормативного подхода оказывается довольно сложным и потому, что взгляды людей на агрессию, вытекающие из принятых в данном обществе ценностных ориентации, будут явно различаться у людей, принадлежащих к различным общественным слоям, группам и т. д. Более того, согласно этой позиции, один и тот же губительный акт может быть по-разному определен даже в зависимости от пола, возраста, мировоззренческих ориентаций личности и т. д.

Так, известно, что даже самые крайние методы насилия и террора, предпринимавшиеся отдельными государствами с целью обеспечения контроля

 

85

 

над личностью, воспринимались представителями одних слоев общества как вполне естественные, нормативные действия, в то время как для других это было проявлением институционализированной агрессии. В свою очередь по-разному, в зависимости от мировоззренческих ориентации так называемых наблюдателей, могут быть оценены и насильственные акты социально-группового протеста, используемые демократической общественностью некоторых стран против наиболее реакционных мер своих правительств. Все это еще и еще раз свидетельствует об излишней субъективности такой антинормативной (или нормативной) интерпретации агрессии.

Завершая разговор о трактовках понятия агрессии, его содержании и сущности, следует заметить и следующее. Данный термин очень часто используется сегодня и применительно к такого рода явлениям, как деятельность государства и ряда его институтов, политических партий и других организаций и учреждений, что вряд ли вообще можно считать вполне корректным и научно оправданным. На наш взгляд, необходимо различать индивидуальные агрессивные действия и социально-групповую агрессию уже хотя бы потому, что первые могут совершаться не благодаря, а вопреки принятой в обществе системе ценностей и быть свидетельством социального неблагополучия не общества в целом, а либо самого индивида, либо его непосредственного окружения. И хотя в борьбе с такими антисоциальными явлениями, как тот же терроризм, мафия, захват заложников и т. д., знание психологических особенностей формирования индивидуального агрессивного поведения может помочь, и довольно существенным образом, оно не решит самой проблемы в целом, поскольку такие явления суть результат социального неблагополучия совсем иного рода, которое определяется в основном господствующей в данном обществе системой ценностей. Как справедливо отмечает западногерманский ученый X. Хекхаузен: «Если в обществе явно или неявно поощряется (например, тем, что остается безнаказанным или всячески рекламируется) стремление любыми средствами подчинить себе людей (например, приобретя состояние или держа в страхе), то такие явления, как мафия,— это только доведение до логического конца принятой в обществе системы ценностей, смена которой возможна только в результате радикальных социальных преобразований, а не вследствие изучения агрессивного поведения» [3; 365].

В таком социально-групповом контексте термин «агрессия» работает скорее всего как метафора, а не в буквальном его значении, выступая, на наш взгляд, в роли некоего универсального понятия, охватывающего конгломерат весьма различных форм группового поведения, объединенных вместе для удобства обозначения.

Таким образом, надо различать агрессию на индивидуальном уровне, как заслуживающее порицания, непровоцируемое, открыто враждебное поведение, на уровне внутригосударственных отношений, где этот термин зачастую используется в метафорическом смысле, а также агрессию как понятие современного международного права, обозначающее инструмент внешней политики (а именно, согласно Уставу ООН, незаконное применение силы одним государством против территориальной целостности или политической независимости другого государства или народа).

Далее, необходимо, на наш взгляд, различать также агрессию в животном мире и человеческую агрессию. Как справедливо писал в свое время советский ученый Ф. В. Бассин, само употребление одного и того же термина в применении к этим двум случаям — неоправданно и вносит путаницу. Это два различных феномена. «Что общего,— указывал он,— между склонностью зверя нападать на собратьев, опирающейся на инстинкты, индивидуальной и агрессией как общественным явлением у человека?» [1; 55]. Такие экстраполяции неверны уже хотя бы потому, что проблемы агрессии и насилия в человеческом обществе не могут быть решены исключительно с помощью врожденных биологических факторов.

 

86

 

О несколько антропоморфном характере термина «агрессия» применительно к животному поведению пишут сегодня многие зарубежные и советские ученые. Однако при этом они отмечают, что «использование таких заведомо антропоморфных понятий может иметь позитивное значение в качестве некоторых «знаков», обозначений нерешенных проблем, способствуя их появлению и формулировке» [2; 100].

Можно согласиться с мыслью авторов книги «Социобиология: Критический анализ» Р. С. Карпинской и Р. А. Никольским о том, что такой способ использования известных явлений и качеств в «высоких» сферах познания для описания неизвестного в более глубинных пластах реальности, представляет несомненный интерес с гносеологической точки зрения.

Понятие «агрессия» следует поэтому, на наш взгляд, рассматривать как весьма удобный, хотя и довольно расплывчатый термин, своеобразную метафору, которая выполняет важную гносеологическую функцию, помогая изучать недостаточно известные явления и систематизировать получаемые таким образом данные конкретных наук. По мере дальнейшего накопления знаний всю массу описанных таким образом типов поведения животных нужно будет, скорее всего, конкретизировать, подразделить и дифференцировать затем на различные виды, подвиды, типы, подтипы и т. д.

Предпринятые нами попытки рассмотреть многообразие различных интерпретаций понятия «агрессия», существующих на сегодняшний день в западной психологии, показали наличие здесь ряда противоречий и трудностей, которые особенно усиливаются в процессе практического применения имеющихся определений. Все эти трудности мы бы обозначили как объективные и субъективные и в соответствии с этим вскрыли некоторые причины их возникновения.

Во-первых, споры и дискуссии по поводу различных определений агрессии проистекают из сложности, разнообразия и противоречивости самого предмета исследования. В процессе его анализа различные ученые в зависимости от используемых ими средств познания акцентируют порой какую-то одну или же несколько сторон и аспектов. Учитывая также, что серьезное экспериментальное изучение человеческой агрессивности ведется сравнительно недавно, следует помнить, что фиксация предмета на этих ранних стадиях исследования не всегда затрагивает его содержание полностью, а знания о нем могут быть пока весьма общими и заключать в себе некоторую степень неопределенности. Таким образом, противоречия в определении и трудности на этих этапах могут проистекать из различий в аспектах изучения агрессии, из недостаточности информации о ней и других причин конкретно-научного характера.

Существуют, однако, противоречия и трудности другого порядка, связанные с содержанием принимаемых мировоззренческих установок самих исследователей. Плюрализм интересов различных социальных слоев в современном западном обществе приводит к тому, что одни и те же явления получают часто различную интерпретацию у их выразителей. Учитывая это, следует дифференцированно подходить к оценке различных определений агрессии, особенно тогда, когда их авторы переходят от конкретно-научных, теоретических рассуждений на мировоззренческий уровень и начинают анализировать те или иные явления современной общественной жизни.

Принимая в расчет все эти моменты, мы не должны в то же время и преувеличивать их значение. Гораздо важнее сегодня то, что в зарубежной науке наметилась устойчивая тенденция к многофакторному, синтетическому исследованию и пониманию агрессии, в которой учитываются самые разнообразные аспекты ее рассмотрения.

 

1. Бассин Ф. В. Тяжкое бремя легких аналогий // Диалоги: Полемические статьи о возможных последствиях развития современной науки / Сост. А. М. Лепихов, О. Мороз. М., 1979.

2. Карпинская Р. С., Никольский С. А. Социобиология: Критический анализ. М., 1988.

3. Хекхаузен X. Мотивация и деятельность: В 2 т. Т. 1. М., 1986.

4. Bandura А. Aggression: Social learning analysis. N. Y., 1973.

 

87

 

5. Berkowitz L. The concept of aggression // Brain P. F., Benton D. (eds.) Multidisciplinary approaches to aggression research. 1981.

6. Eyken A. van. Aggression: Myth or model? // J. of Appl. Philosophy. 1987. 4. N 2.

7. Feschbach S. Dynamics and morality of violence and aggression // Amer. Psychol. 1971. 26. P. 281—292.

8 Lorenz K. On aggression. L., 1967.

9. Ridder R. de. Normative considerations in the labelling of harmful behavior as aggressive // J. of Soc. Psychol. 1985. 125. N 5.

10. Zilmann D. Hostility and aggression. N. Y., 1979.

 

Поступила в редакцию 26.II 1990 г.