Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

96

 

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ

 

О МЕСТЕ УЧЕНИЯ И.П. ПАВЛОВА

В СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

(ответ на письмо Н. И. Чуприковой)

 

Б.И. КОЧУБЕЙ

 

Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?

 

Классический прием ведения дискуссий заключается в том, чтобы приписать оппоненту позицию, чуть-чуть отличающуюся от его собственной, и тем самым сделать ее удобной для критики. Поскольку об условно-рефлекторной концепции мною была сказана всего одна фраза [3], кажется, что применить этот прием будет трудно. Оказывается, все-таки можно.

Н.И. Чуприкова [4] пишет, что, по моему мнению, И.П. Павлов, завоевывая статус теоретика, создал знаменитую концепцию, на многие годы затормозившую... и т.д. по тексту. Опущено начало фразы: «Гениальный экспериментатор, который...». У читателя сразу создана иллюзия, что мое отношение к И.П. Павлову однозначно отрицательное. Эпитет «гениальный» разрушил бы эту иллюзию, поэтому его нет.

Далее говорится, что я критикую и методологию И.П. Павлова. В моей фразе методология не упоминается. Это не случайно: понятие методологии вкючает кроме общего парадигмального подхода (а общий рефлекторный подход, конечно, абсолютно неприемлем для современной психологии), еще и частную методологию — конкретные экспериментальные методики, наработанные Павловым и, в разных модификациях, пользующиеся сейчас большой популярностью. Так, добавление одного слова «методология» сразу приближает мою позицию к абсурду.

Мне задается вопрос, какие альтернативы рефлекторному подходу существовали «на рубеже веков»; однако я нигде не говорил о «рубеже веков». Говоря о тормозящем влиянии павловской концепции, я имел в виду прежде всего 30—60-е гг., но, судя по этой дискуссии, придется добавить еще и 80-е. Более того, «на рубеже веков» условнорефлекторной концепции просто не было: в 1900 г. появилась лишь первая работа по условным рефлексам; Павлов в это время «скромно» (на Нобелевскую премию) изучал влияние вагуса на деятельность органов пищеварения, установив при этом ряд фактов, вошедших в золотой фонд современной физиологии.

Не случайно хочется отнести концепцию, развивавшуюся наиболее интенсивно в 20—30-е гг. нашего века, куда-нибудь к рубежу веков. Трудно поверить, что теория условных рефлексов разрабатывалась одновременно с культурно-исторической теорией Л.С. Выготского, одновременно с исследованиями в области психофизиологии труда, которые лишь недавно (50—60 лет спустя!) были с интересом узнаны зарубежными исследователями [7]. Не будучи специалистом по истории, я не смогу назвать все многообразие подходов, существовавших в начале века; на эту тему есть специальные монографии ([8] и др.). Мне даже как-то неудобно напоминать о существовании концепции А.А. Ухтомского, которая своей интегративностью была альтернативой условно-рефлекторному атомизму; о работах В. Вагнера, предвосхитивших современный эколого-эволюционный подход к поведению животных,

 

97

 

и т.д. Все это — только в нашей стране, и я могу попросить историков психологии продолжить список. Хронология — полезная вещь; можно уважать И.П. Павлова за то, что в 30-е гг. он нашел в себе мужество признать наличие форм поведения, не сводимых к рефлексам; но нельзя забывать, что «Психология искусства» Л.С. Выготского была написана за 10 лет до этого.

Еще труднее отвечать на всеобъемлющий вопрос о современных нерефлекторных подходах к поведению. Говоря коротко, это почти вся психология человека, за исключением части дифференциальной психофизиологии и очень небольших фрагментов теории научения (в последнем фундаментальном обзоре по теории научения [6] работы павловской школы не упоминаются). Я думаю (без всякой иронии), что если бы удалось доказать логическую связь теории условных рефлексов хоть с одним из направлений современной психологии (хотя бы в когнитивной сфере — например, теория интеллектуального развития ребенка,— не говоря уж о сферах эмоций, убеждений или межличностных отношений),— это было бы одной из величайших сенсаций конца XX в., равной тому, как если бы удалось найти в архивах И. Ньютона заметки, предвосхищавшие квантовую теорию.

Условно-рефлекторная концепция включает, в частности, положения о том, что поведение (человека) может быть исчерпывающе описано с помощью физиологических методов исследования; что основой этого поведения, его элементом является условный рефлекс; что поведение можно рассматривать как продукт взаимодействия процессов возбуждения и торможения в головном мозгу (и, в частности, сон есть разлитое торможение); что сознание представляет собой сигнальность более высокого уровня по сравнению с обычными условными сигналами (вторая сигнальная система). Как показывает автор крупнейшей современной монографии по истории психологии В. Вольман, в основе этого лежали догматично принятые принципы наивного материализма XIX в. (вот откуда «рубеж веков»): натурализм, энергетизм, механистический детерминизм и принцип «уравновешивания со средой» [8; 41— 43].

Необходимость замены условно-рефлекторных принципов другими, учитывающими целостность и активность организма и психики, была ясно осознана еще в 50—60-е гг.— прежде всего в теории функциональных систем, а также в ряде других научных школ. Еще в 1966 г. было сказано и показано, что «рефлекс — не элемент действия, а элементарное действие» [1; 302], что сложные формы активного поведения никак не могут быть построены из рефлексов [1; 321], что условно-рефлекторная теория есть продукт механистического материализма со свойственным ему атомизмом [1; 300— 302], и что, превратившись в догмат, учение И.П. Павлова нанесло тяжелый урон отечественной науке, приведя ее к провалу во всех областях практического приложения наук о поведении — в психиатрии, педагогике и даже в языкознании [1; 332]. Поэтому не следует преувеличивать мою роль: «приговор», о котором пишет Н.И. Чуприкова, был вынесен, когда я еще ходил в школу, и с тех пор, по-моему, никем не был обжалован или опровергнут. И можно ли квалифицировать как «сенсационное» и «ошарашивающее» утверждение, где лишь правильно повторяется мысль, высказанная более 20 лет назад и теперь известная каждому студенту психфака?

Чрезвычайно серьезным следует назвать аргумент Н.И. Чуприковой о «всемирном признании» теории условных рефлексов. С мнением мирового научного сообщества нельзя не посчитаться. Поэтому попытаемся узнать, каково это мнение1. По данным Science Citation Index, за десятилетие (1945— 1954 гг.) в мировой литературе насчитывалось 511 ссылок на И.П. Павлова, из которых 68 (13,3 %) — в отечественных журналах (где эти ссылки в

 

98

 

ту эпоху, напомним, были обязательными), а из оставшихся 42 (8,2 %) касаются в чистом виде проблем физиологии пищеварения. (Заметим, кстати, что, по SCI, отделить физиологические работы Павлова от психологических удается не всегда, и во всех сомнительных случаях я включал данную ссылку в рубрику «поведение», стремясь обеспечить точке зрения моего оппонента «режим наибольшего благоприятствования».) За пять лет (1980— 1984 гг.) Павлов цитируется 679 раз (прирост в 2,66 раза), причем 151 раз в СССР, а из остальных — 76 раз по физиологии пищеварения (22,2 % и 11,2 % соответственно). За вычетом этих двух граф прирост составляет 2,25 раза.

А как обстоит дело с другими классиками? У. Джемс, например, в 1945— 1954 гг. цитировался 150 раз, З. Фрейд — 975 раз, в 1980—1984 гг. У. Джемс — 309 раз (прирост в 4,12 раза), З. Фрейд — 2968 раз (прирост в 6,09 раза). Соотношение Джемс : Павлов выросло в 1,57 раз, соотношение Фрейд : Павлов — в 2,29 раз.

Чтобы посмотреть, как обстоит дело в самое последнее время, я изучил списки литературы в журналах за 1988 г.: Psychol. Review, Psychol. Bull. (v. 103, 104), Neuropsychophysiology, Psychobiology, J. Exp. Psychol., Psychophysiology (за 1977 г.) — итого несколько сотен статей. В эту выборку входят журналы, посвященные проблемам, близким к условно-рефлекторной тематике; кроме того, следует учесть, что И.П. Павлов — автор популярных экспериментальных методик, а известно, что индекс цитирования завышает представленность ученых — авторов методов. Однако я сознательно шел на это, так как считаю, что честный исследователь должен стремится создавать условия, максимально благоприятные для точки зрения его оппонента. Для контроля я включил еще одну выборку (№ 2) из 50 журнальных статей (все 1988 г. издания), присланных мне для реферирования из ВИНИТИ. Эта выборка не зависела от моих вкусов и предпочтений и, в отличие от выборки № 2, не могла быть следствием моего бессознательного отбора в пользу своей точки зрения.

Результаты этого анализа показали: По выборке 1. Обзорные и теоретические статьи: Фрейд и Джемс — по 5 ссылок, Келер, Гельмгольц — по 4, Юм, Гальтон — по 3, Вудвортс, Коффка и Кант — по 2, Павлов, К. Маркс, Спиноза, Йеркс и Шеррингтон — по 1, Экспериментальные статьи (поведение животных): Павлов — 3 ссылки, Джемс — 2, Торндайк, Дюбуа, Йеркс — по 1. Экспериментальные статьи (поведение человека): Джемс — 7 ссылок, Эббингауз — 4, Гельмгольц, Вудвортс, Бине — по 2, Павлов, Фехнер, Лаплас, фон Эренфельс и др. классики (всего 14) — по 1. По выборке № 2: Фрейд — 15 ссылок, Джемс — 3, Вертгеймер — 2, Дарвин, Спенсер, Спиноза, Бериташвили, Йеркс, Жане — по 1, Павлова нет.

Различия между выборками № 1 и № 2 связаны, по-видимому, с тем, что в первую не включены статьи по клинической психологии, психологии личности и другим проблемам, где особенно велик вклад З. Фрейда. Взятые в совокупности, приведенные данные (полученные в условиях, максимально благоприятных для доказательства позиции оппонента), не дают, на наш взгляд, оснований говорить о том, что влияние И.П. Павлова на современную психологию может считаться существенным; вряд ли оно сильнее, чем влияние У. Джемса (жившего на 50 лет раньше), и значительно уступает влиянию З. Фрейда. Разумеется, на Западе есть издания, целиком посвященные учению И.П. Павлова. Но на этом основании нельзя говорить о доминирующей роли этого учения. Ведь наряду с этим существуют, например, два журнала, посвященные психологическим проблемам смерти, десятки парапсихологических журналов и т.д., но это не значит, что проблемы смерти и телепатии являются центральными проблемами психологической науки.

Стоит отметить также, что доля цитирования в советских журналах в общем цитировании И.П. Павлова возрастает; вместе с тем, по данным П.Г. Костюка и соавт. [2], доля исследований

 

99

 

условных рефлексов в общем объеме советских физиологических исследований за 20 лет (1963—1983 гг.) уменьшилась почти в 6 раз (на 83,2 %). Следовательно, в мировом масштабе скорость этого уменьшения еще больше.

К сожалению, невозможно (хотя и очень хочется) пройти мимо вопроса о судьбе павловского учения после смерти И.П. Павлова, в эпоху позорных сессий. Дело в том, что научная парадигма, принятая как обязательная для всех психологов, физиологов и врачей на 1/6 земного шара, уже в силу этого не может не привлечь внимания остальных 5/6. Разумеется, Павлов как личность, убежденный сторонник свободы науки, не несет никакой ответственности за то, что его идеи были использованы для обоснования бесчеловечной идеологии «винтиков», манипулируемых социальными сигналами. Однако нельзя отрицать, что его механистическая модель человека оказалась как нельзя более удобной для развития ее в этом направлении. В связи с этим возникает вопрос, для ответа на который мне не хватает знаний: не связан ли некоторый отход И.П. Павлова в 30-е гг. от строго рефлекторных позиций с тем, что он почувствовал, какую социальную роль в обществе растущего тоталитаризма может сыграть эта концепция?

Поэтому хочется в заключение согласиться с оппонентом в одном важном вопросе: речь действительно идет о «путях развития отечественных наук о поведении». Речь идет о том, должны ли мы, по выражению историка Л. Баткина, «стать Европой», присоединившись к мировой науке, или же мы будем продолжать идти своим путем, куда бы он нас ни привел. Речь идет о том, нужна ли нам модель человека как свободного и ответственного существа, открытого культуре и Вселенной (см. [5]), или механистическая модель устройства, реагирующего на внешние сигналы. В таком виде этот вопрос решается не участниками этого спора, а теми, к кому он обращен,— читателями.

 

1. Бернштейн Н. А. Очерки но физиологии движений и физиологии активности. М., 1966.

2. Костюк П. Г., Светайло Э. Н., Ланге К. А. Физиологические науки в АН СССР (1963– 1983) гг.). Л., 1983.

3. Кочубей Б. И. В защиту эмпиризма // Вопр. психол. 1989. № 2. С. 68–72.

4. Чуприкова Н. И. Открытое письмо в редакцию журнала «Вопросы психологии» // Вопр. психол. 1989. № 4. С. 180 – 181.

5. Швырков В. Б. Психофизиология // Тенденции развития психологической науки / Отв. ред. Б.Ф. Ломов, Л.И. Анцыферова. М.: Наука, 1989. С. 181200.

6. Glaser R., Bassok M. Learning theory and the study of instruction // Ann. Rev. Psychol. 1989. 40. P. 631666.

7. Whiting Н. Т. A. (ed.) Human motor behavior. Amsterdam. North-Holland, 1984.

8. Wolnan W. W. Contemporary theories and systems in psychology. N. Y., L.: Plenum, 1981.

 

Поступила в редакцию 23.V 1989 г.



1 Я благодарен Н.И. Чуприковой за предоставленную возможность провести описанное ниже маленькое исследование.