Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

167

 

КОРОТКО О КНИГАХ

 

ЛИЧНОСТЬ И ОБРАЗ ЖИЗНИ — СТЕРЕОТИПЫ МЫШЛЕНИЯ И ПОВЕДЕНИЯ

 

Драгнева Р. Личност и начин на живот — стереотипи на мислене и поведение. София: Издателство на Българската академия на науките, 1987. 184 с.

 

Понятие «образ жизни» все чаще встречается в психологических работах и исследованиях самого разного направления и проблематики. Придя в психологическую литературу из социологии, этот термин обрел полноценное психологическое содержание. На наш взгляд, это связано в первую очередь с общей тенденцией развития подхода к проблеме личности: от изучения отдельных личностных феноменов психологическая наука переходит к собственно личности со всеми ее внутренними и внешними составляющими.

В книге болгарской исследовательницы Раисы Драгневой приводятся результаты многолетних исследований базисных личностных систем и воспроизводимых в них стереотипов поведения, полученных на самом разнообразном материале: в первичном трудовом коллективе, в диадном общении между супругами и приятелями и др. Крайне разнообразен набор методов и методических процедур, используемых автором для комплексного системного анализа отдельных компонентов личностных систем (установок, способов решения задач и т. д.). В книге приводятся результаты, полученные при помощи психолингвистических методов, тематического анализа, тестов, наблюдения, личных дневников и многих других методических приемов.

При рассмотрении стереотипов в поведении человека Р. Драгнева главным образом ориентируется на ролевую сторону личностных систем и связанных с ней установочных компонентов и механизмов. Изучение стереотипов поведения в конкретных ситуациях общения (семейного, производственного и т. д.) позволило определить их влияние на характер межличностных отношений человека, на стиль жизни личности. Анализ механизмов как положительного,

 

168

 

так и отрицательного влияния стереотипов на общение и на стиль жизни личности дал автору основания для формулирования основных направлений создания «технологий» формирования и переформирования стереотипов поведения личности в различных жизненных ситуациях: при включении в малую группу, в семейном общении, при оценке отдельных явлений культуры и др. Стереотипы общения и соответствующего стиля (образа) жизни личности раскрываются одновременно и в контексте психологических механизмов личностных систем и в континууме конкретных ситуаций.

Интересным и продуктивным нам кажется попытка автора использовать при интерпретации рассматриваемых ею вопросов результаты разных наук. Так, учет культурологических и лингвистических данных создает более полную картину ролевого поведения человека в разных ситуациях, включения стереотипов как одного из регуляторов поведения.

Одной из сильных сторон данной работы представляется стремление Р. Драгневой провести анализ рассматриваемых проблем на теоретическом, эмпирическом и прикладном уровнях, при этом сохраняя целостность подхода. Решение этой чрезвычайно сложной задачи в целом автору удалось. Так, например, среди полученных результатов можно выделить данные о типе базисных личностных систем и присущих им конкретных стереотипах общения. Эти данные автор использует для того, чтобы предложить новые способы и методы психотерапевтической практики. Такое тесное переплетение фундаментального подхода и практической реализации изучаемых вопросов кажется нам очень продуктивным, особенно в области исследований психологии личности. В этой связи уместно отметить, однако, один недостаток рецензируемой книги. При всей обширности излагаемого материала чувствуется определенная ограниченность эмпирических данных, полученных автором. Хотелось бы видеть больше конкретных психологических результатов, которые бы основательнее высвечивали связь между теоретическими рассуждениями и рекомендациями для практических разработок.

В целом можно сказать, что нашему вниманию предлагается новая интересная работа, в которой нашел отражение оригинальный и весьма конструктивный подход к вопросам психологии личности.

 

X. В. Христов

София, НРБ

Е. М. Дубовская

Москва

 

ПСИХОЛОГИЯ И СОЦИОБИОЛОГИЯ ЭТНОЦЕНТРИЗМА

 

Reynolds V., Falger V., Vine I. (eds.). The sociobiology of ethnocentrism: Evolutionary dimensions of xenophobia, racism, and nationalism. L., et al.: Groom Helm, 1987. xx, 327 p.

 

Явление этноцентризма как свойства этнического самосознания оценивать события жизни сквозь призму обычаев собственной национальной культуры традиционно изучается социологией, культурологией, психологией. Социобиология — междисциплинарное научное знание, в основе которого лежит эволюционно-генетический подход: так как социальное поведение человека, равно как и его психика, сознание, индивидуальность, представляет собой результаты эволюции органического мира, и, поскольку в этой эволюции генеральную роль играют генетические механизмы, то, полагают со-циобиологи, адекватно понять все аспекты взаимоотношений индивида и общества (в частности, явление этноцентризма) можно лишь в эволюционно-генетической перспективе.

Обсуждению нового, социобиологического, ракурса изучения проблемы этноцентризма посвящена рецензируемая монография, состоящая из введения, пяти разделов, в которые включены 15 самостоятельных статей, заключения редакторов сборника, индекса и обширной библиографии.

В первом разделе (Дж. Деннен) представлен обзор традиционных подходов к исследованию этноцентризма. Еще В. Самнером в 1906 г. проведено различение между характером взаимоотношений людей внутри этнической группы (товарищество, сформированность чувства «мы», солидарность) и межгрупповыми отношениями, характеризующимися нетерпимостью, агрессией, сформированностью «образа врага» по отношению к индивидам, не принадлежащим к данной группе, убеждений о допустимости дискриминации «чужих» и превосходстве «своих». Последний аспект впоследствии приобрел название «ксенофобия» — данный термин применяется в более широком смысле не только при изучении межэтнических взаимодействий, но и для описания противостояния, вражды, страха, возникающих между членами групп, которые различаются по идеологическим, политическим и т. п. признакам. Отмечается, что полярные этноцентрические установки формируются, как правило, в детстве, в процессе становления политического самосознания личности. Причем демократические и авторитарные стили

 

169

 

воспитания в этом контексте имеют прямо противоположное действие.

Во втором разделе (Р. Данбор, И. Вайн, П. Мейер, У. Мелотти, И. Сильверман) проблема этноцентризма всесторонне освещается с социобиологических позиций: при этом используются такие наработанные в рамках данного направления понятия, как «совокупная приспособленность», «групповой отбор», «реципрокный альтруизм», «гено-культурная коэволюция». Указывается, что как для популяций животных, так и для человеческих сообществ можно предсказать на основе закономерностей эволюционной генетики альтруистические, кооперативные тенденции внутри родственных групп и агрессивные, соревновательные тенденции по отношению к представителям генетически неродственных групп, так как и те и другие тенденции поддерживаются в ходе историко-эволюционного процесса естественным отбором.

В третьем разделе (Р. Рассел, К. Ирвин, Г. Джонсон, С. Ратвик, Т. Сойер) представлены эмпирические исследования по изучаемой проблеме, проведенные на стыке социобиологии и экспериментальной социальной психологии. В четвертом и пятом разделах явление этноцентризма рассматривается в социально-политической перспективе (В. Теннесман, X. Флор, В. Рейнольдс, Б. Айк, В. Фальгер, Дж. Стейн). В частности, отмечается позитивная морально-регулятивная роль этноса в функционировании семьи, профессиональной сферы, искусства. Личность, не идентифицирующая себя с той или иной национальной культурой, обычно сталкивается со специфическими психологическими проблемами маргинальности. Вместе с тем принятие решений в современном сверхсложном мире, где повсеместно происходит борьба, облегчается, если человек будет действовать на основе дихотомических категорий «друзья—враги», тем более что эти категории более легки для нашего сформировавшегося в процессе эволюции когнитивного аппарата. Утверждается, что человек по своей природе существо «биополитическое» и «чем больше мы будем знать о нашей биологической природе, прежде всего о ее неблагоприятных сторонах, тем больше у нас шансов к преодолению  этих  неблагоприятных  сторон» (с. 271—272). В 15-й главе монографии в социально-психологическом ракурсе излагаются проблемы биополитики германского нацизма (не менее интересно было бы проанализировать и вопросы социобиологии сталинизма, например: правы ли публицисты, пишущие о страхе, внедренном во времена правления тирана в наши гены?).

Подводя итоги краткому изложению книги, отметим важность, остроту поднятых в ней вопросов, с которыми сейчас сталкивается и советское общество. Вместе с тем при обсуждении этих вопросов социобиологический взгляд следовало бы дополнить пониманием безусловной качественной специфики социального поведения человека, в отличие от соответствующих форм группового поведения животных, задаваемой личностным, духовно-нравственным измерением человеческого бытия. Можно согласиться с утверждением социобиологов: человек эволюционно-генетически приспособлен и к агрессии, и к альтруизму (кстати, не только по отношению к чужим он ведет себя агрессивно, но по отношению и к своим тоже — мы здесь имеем два взаимопереплетенных явления — об этом в книге говорится на с. 94—111), но он, в отличие от всех остальных живых существ, может любить (любовь, альтруизм) и конкретного индивида, и конкретный народ (свой и чужой), а также человечество в целом, утверждая в духовном акте любви самоценность того, кого любит. В данном ключе национализм и ксенофобия выступают как нивелирование самоценности человеческой личности, глумление над человеческим достоинством, возврат к животному типу существования.

 

А. З. Кукаркин-Шапиро

Москва

 

ПАМЯТЬ И СМЫСЛ

 

Герганов Е. Н. Памет и смисъл. София: Наука и изкуство, 1987. 245 с.

 

Труд Е. Герганова отражает современное состояние теоретических и экспериментальных исследований памяти в мировой науке. Он охватывает как значимые достижения современной психологии в изучении процессов памяти, так и собственный теоретический подход и экспериментальные исследования автора.

Значимым вкладом в рассмотрение памяти как единой системы переработки и сохранения информации является рассмотренное Гергановым семантическое кодирование вербального материала в кратковременной памяти. Результаты экспериментального исследования характера кода в кратковременной памяти, с одной стороны, подтверждают звуко-артикуляционное кодирование букв и звуков речи в кратковременной памяти, а с другой стороны, показывают, что в этом регистре памяти существует и опора на алфавитный порядок, которая рассматривается

 

170

 

как форма семантического кодирования. На уровне перцептивной переработки автор не обнаруживает такого кодирования.

В книге уделено также внимание вопросам о потенциалах и резервах памяти. С помощью эксперимента доказано, что источником познавательной деятельности человека являются мотивация и процессы осмысления.

Большую часть работы автор посвящает проблемам, связанным со структурой семантической памяти и с процессами, протекающими в ней, а также моделям, описывающим ее функции. Подробно рассмотрены сеточные модели семантической памяти, предложенные Куплияном, Гумельхартом, Линдсеем и Норманом, пропозиционная модель ассоциативной памяти человека Андерсена и Бауэра, теоретико-множественная модель Майера, модель признаков Шмидта, Шобена и Рипса. Герганов не просто рассматривает эти модели, он их содержательно интерпретирует. Он отдает предпочтение сеточной модели Румельхарта, Линдсея и Нормана, которая точно описывает динамику познавательной деятельности (исчезновение старых связей между понятиями и возникновение новых), объясняет перемену статуса понятийных узлов (когда первичные понятия переходят во вторичные, а вторичные поднимаются на уровень первичных). Герганов показал, что, описывая эту динамику, модель в то же время отражает и содержательную аналитико-синтетическую, абстрагирующую и обобщающую стороны процесса формирования понятий.

Основываясь на результатах экспериментов с многомерным психологическим шкалированием смыслового сходства между словами, обозначающими цвета, автор считает, что у людей с врожденной слепотой имеются те же когнитивные представления о цвете, что и у нормально видящих.

В работе Е. Герганова удачно описаны эксперименты Сперлинга, с помощью которых исследовались закономерности иконической памяти, эксперименты Коллинса, Куллияна и др. Большой вклад представляют и собственные экспериментальные исследования автора.

 

Г. И. Ангушев

София, Болгария

 

ПСИХОЛОГИЯ ОДАРЕННЫХ ДЕТЕЙ

 

Freeman J. (ed.). The psychology of gifted children: Perspectives on development and education. Chichester; N. Y., etc.: John Wiley & Sons, 1985. xii+414 p.

 

Целью рецензируемого сборника работ является представление важнейших современных направлений теоретических и эмпирических исследований по одаренным детям с точки зрения их применения для развития, обучения и воспитания. Как отмечают составители, мы знаем удивительно мало об одаренных детях, несмотря на давний и постоянно декларируемый интерес общества к этой проблеме.

Ученые четырех континентов обсуждают широкий круг проблем. Подходы и выводы авторов статей разнятся, однако их всех объединяет стремление узнать как можно больше об одаренных детях и сделать это знание доступным для тех, кто непосредственно занимается с такими детьми. Делается это не только ради самих одаренных, но также и в интересах всех детей, так как чем больше мы узнаем об одаренных, тем больше открывается того, что касается всех детей. Книга состоит из трех больших разделов, в которых содержатся наиболее интересные работы последних лет по проблемам выявления одаренности (раздел I), особенностей одаренных детей (раздел II) и их образования (раздел III).

В первом разделе содержатся статьи не только по методам идентификации одаренных детей, но и теоретические работы методологического характера по таким проблемам, как содержание понятий общей и специальной одаренности, соотношение одаренности и компетентности (гл. 5 и 9), социально-исторические изменения в понимании одаренности (гл. 2). Проявление исключительных способностей, особенно не интеллектуального характера, сильно зависит от обстоятельств. Среди ряда описываемых в гл. 6 причин, которые могут помешать одаренному ребенку достичь своего истинного уровня развития в той или иной области, Дж. Уитмор выделяет одну из важнейших — недостаток соответствующего обучения. Имеются также причины социально-психологические: как правило, в том случае, когда ни тесты, ни учителя не выявляют одаренности, дети принадлежат к национальным меньшинствам, имеют физические недостатки, неадаптированы или же о них имеется слишком мало информации. Дж. Уитмор рассматривает многочисленные пути устранения несправедливости. Одно из наиболее частых проявлений такой несправедливости — в отношении к одаренным девочкам — связывается с ожиданиями учителей, в которых отражаются сложившиеся в обществе взгляды на роль женщины, с большей конформностью девочек, принимающих шаблонные нормы женского поведения (гл. 12). Этот материал заслуживает

 

171

 

особого внимания, так как проблема одаренности девочек и трудностей ее проявления даже не ставилась в отечественной психологии.

К. Урбан в гл. 20 приводит результаты исследования такого деликатного вопроса, как отношение к одаренным. Противоречие заключается в том, что, не возражая против обучения одаренных по специальным программам, учителя выступают против того, чтобы тратились дополнительные материальные ресурсы на это специальное образование.

Дж. Галахер в своем обзоре показывает, как поставлено обучение одаренных во всем мире в связи с культурными традициями и в зависимости от экономических условий (гл. 19). Он выделяет наиболее успешные стратегии образования. Так, в развивающихся странах особенно важен процесс социализации в самой семье, так как семья оказывает гораздо большее влияние на детей, чем в развитых странах. Эта ситуация хорошо иллюстрируется исследованием, проведенным в Израиле, где сосуществуют три образа жизни: западный, арабский и киббутц, каждый из которых по-своему влияет на Я-концепцию и мотивацию достижений ребенка (гл. 17). В главе 18 описываются интенсивные исследования проблемы и новая практика в области обучения одаренных в современном Китае.

В нескольких статьях обсуждается проблема специальных видов одаренности: музыкальной и физической. Обращает на себя внимание проблема социальной одаренности, возникшая в американской культуре, которая отличается выраженной ориентацией на лидерство. Размышления о современном состоянии проблемы социальной одаренности содержатся в гл. 11. В ней Эбромс приводит факты, указывающие на то, что просоциальные способности и просоциальное поведение детей связаны с высокими интеллектуальными и общими способностями. В связи с обучением математически одаренных детей обсуждается проблема темпа обучения (гл. 10): точка зрения на необходимость ускоренного математического образования вызывает возражения у ряда исследователей, которые убеждены в том, что более благоприятный вариант развития этих способностей связан с возможностью переключения на другие предметы, искусство, например.

Стремление понять природу интеллекта и выявить его ранние проявления характерно для статьи Г. Айзенка (гл. 7), в которой он связывает электрическую активность мозга с креативностью. Несмотря на то, что проблема кортикальных критериев интеллекта находится в состоянии волнующих обещаний, в книге представлено исследование о сне французского экспериментатора Ж.-К. Грубара, обнаружившего тесную связь коэффициента умственного развития (IQ) с ритмами сна.

М. Луис и Л. Михелсон (гл. 3) исходят из положения о том, что одаренность присутствует уже в младенческом возрасте. Они описывают, как ее обнаружить не с помощью интеллектуальных тестов, а более сложным способом, учитывая взаимодействие со средой и такие его проявления, которые обычно не относят к интеллектуальному развитию: сенсорная чувствительность (responsive-ness), эмоциональная  выразительность. Б. Уайт (гл. 4) как бы продолжает это направление исследований на периоде раннего детства.

Одаренные дети сталкиваются с теми же трудностями, что и обычные дети. Так, серьезным препятствием в развитии интеллектуально одаренных является ориентация современного образования на рациональность, отрыв от эмоций, недостаток в школе таких предметов, где можно было бы выразить себя в живописи, драме, игре (гл. 5). Дж. Фримен (гл. 13) показывает ущерб, который наносится детям с высоким интеллектом пренебрежением к их эмоциональным и физическим потребностям, сосредоточением только на их умственном развитии.

Одаренные дети испытывают трудности при выборе профессии по целому ряду причин, обсуждаемых Ж. Делислом (гл. 21): в своем окружении одаренные редко находят людей, с которыми они могли бы себя отождествить; ряд занятий, их привлекающих, считается непрестижным именно для способных. Ж.-Ж. Терасье обращается к проблеме, которая обусловлена неравномерностью развития одаренных: высокий уровень развития одних способностей не сопровождается параллельным соответствующим ростом других, и это становится фрустрирующим фактором как для ребенка, так и для тех, кто с ним имеет дело. Трудности такого рода характерны также для общения со сверстниками в подростковом возрасте (гл. 15).

Проект Гулбекяна по исследованию одаренных детей (гл. 13) призван помочь взглянуть по-новому на, казалось бы, уже общепризнанные характеристики одаренных детей. Как установлено исследованием, часть из них совершенно справедливо фигурирует в списке особенностей, по которым учитель может выявить одаренных детей; однако некоторые особенности оказались включенными необоснованно. Дж. Фримен приводит

 

172

 

пересмотренный перечень особенностей физического, эмоционального и умственного развития одаренных детей.

Выявление одаренных детей во многом зависит от учителя, что заставляет обратиться прежде всего к вопросу подготовки и переподготовки учителей (гл. 19) с тем, чтобы снабдить их соответствующей информацией и помочь овладеть необходимыми умениями.

Две главы посвящены значению творческой атмосферы при обучении: Д. Шмиклер (гл. 5) приводит факты, подтверждающие необходимость психологической свободы, идущей от удовольствия поисковой активности в игре, для детей дошкольного возраста. Э. Ландау (гл. 23) продолжает эту тему в школьном возрасте: сочетание психологической свободы, которая способствует развитию положительной Я-концепции, и помощь учителя, готового слушать и вести, а не поучать, является основой творческой атмосферы, в которой только и может окрепнуть одаренность.

Книга дает достаточно полное представление о новых направлениях исследований одаренности и об изменениях в подходах к решению некоторых важных проблем этой области психологии.

 

Л. В. Попова

Москва

 

КОГНИТИВНАЯ НАУКА В ЕВРОПЕ

 

Imbert M. et al. (eds.). Cognitive science in Europe. Berlin, Heidelberg, N. Y., Paris, Tokyo: Springer, 1988. 236 p.

 

Книга представляет собой отчет специальной группы Комиссии европейского сообщества по программе FAST (Forecasting and Assessment in Science and Technology — Предсказание и оценка развития в области науки и технологии), посвященный анализу состояния и перспектив исследований в области когнитивной науки. Это направление, возникшее всего лишь около 10 лет назад в США, в настоящее время является одним из наиболее приоритетных направлений исследований также и в европейском регионе. В состав когнитивной науки (или когитологии, как ее иногда называют в нашей стране) входят психология, лингвистика, искусственный интеллект, нейрофизиология и гносеология. Эти рубрики угадываются и в оглавлении рецензируемой книги. Кроме того, две специальные главы посвящены имеющим огромное практическое значение разработкам по когнитивной эргономике и оптимизации взаимодействия человека и компьютера.

Представленный в книге материал позволяет сделать вывод, что, несмотря на некоторое отставание от США, страны западной Европы накопили солидный потенциал когнитивных исследований, позволяющий им с уверенностью прогнозировать развитие новых информационных технологий — прикладных систем искусственного интеллекта, робототехники, экспертных систем, компьютерных обучающих систем, по отношению к которым когнитивная наука выполняет роль базовой научной дисциплины. Существенно, что наблюдается быстрое подтягивание уровня таких разработок в странах, до недавнего времени игравших роль научной провинции,— Финляндии, Испании, Италии, Греции — к уровню ведущих научных держав, таких, как ФРГ, Франция, Нидерланды и Великобритания. Эти процессы объясняются, с одной стороны, продуманной политикой финансирования исследований в рамках европейского сообщества и, с другой, широким распространением тех же самых информационных технологий, замкнувших все сколь-нибудь значимые центры когнитивной науки в единую информационную сеть. Отмечая достаточно высокий уровень европейских исследований, авторы указывают и на основное препятствие на пути их интенсификации — относительно жесткую расчлененность европейской науки на отдельные «департаменты», что проявляется с особой силой в случае университетской науки — полноценная междисциплинарная подготовка, как правило, требует при этом создания независимых факультетов или институтов.

Значительный интерес представляет справочный материал, обильно представленный в книге. Читатель может найти здесь адреса основных исследовательских центров и фамилии работающих в них ученых, списки фондов и организаций, финансирующих когнитивные разработки, перечень ведущих европейских и международных журналов по когнитологии. Только последний из этих списков насчитывает свыше 60 названий. Словом, советский читатель может извлечь из книги много поучительных и полезных сведений, позволяющих более отчетливо представить некоторые тенденции развития фундаментальных и прикладных разработок в европейском регионе.

 

Б. M. Величковский

Москва