Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

125

 

ПСИХОТЕРАПИЯ В ОБЫДЕННОМ СОЗНАНИИ И В СОЗНАНИИ ПСИХОТЕРАПЕВТОВ

 

Г. РАЙНАИ, В. В. СТОЛИН

 

Представления о себе и взаимные представления друг о друге — важнейший аспект психологического контакта психотерапевта (психолога-консультанта)1 и его клиента. Всякий человек, обращающийся за психологической помощью, обладает некоторыми исходными обыденными представлениями о том, в чем такая помощь могла бы заключаться, каким должен быть психотерапевт, какого отношения и каких действий от него можно ожидать. Эти обыденные представления во многом предшествуют процессу психотерапии и складываются благодаря различным источникам — популярной литературе, мнениям знакомых, публицистике, кинематографии и т. д. Психотерапевт также обладает собственным пониманием своей профессиональной роли и некоторым обобщенным образом клиента. Хотя и образ самого себя и образ клиента у психотерапевта во многом основаны на его личном профессиональном опыте и чтении специальной литературы, они также предшествуют реальному терапевтическому контакту. Более того, каждый участник терапевтического взаимодействия так или иначе представляет себе, что о нем думает и чего от него ждет другой участник взаимодействия.

В психотерапевтической литературе настойчиво подчеркивается, что априорно

 

126

 

положительное, доброжелательное отношение консультанта к клиенту, уважение его личности, непосредственность, естественность и конкретность в общении, предполагающие и определенные представления о себе и о клиенте, повышают эффективность консультативного процесса, а такие, например, убеждения терапевта, как вера в собственное всемогущество и сверхкомпетентность, снижают или сводят на нет позитивные результаты психотерапии [10]. Хотя, как показывают современные исследования в области мотивации, отношения между представлениями, интенциями к действию и самими действиями не являются однозначными и управляются ситуационными факторами [7], эмоционально насыщенные представления консультанта о собственном профессиональном «я», о сути его взаимодействия с клиентом, равно как о сути самого клиента, относятся к числу факторов, определяющих ход и результаты психотерапевтического процесса. Эти представления складываются в своего рода имплицитную теорию психотерапии, включающую представления о терапевте, клиенте и характере взаимодействия между ними. Аналогичная теория, по-видимому, существует и у клиента.

В советской литературе можно обнаружить много проницательных замечаний, относящихся к специфике психотерапевтического контакта (Консорум С. И., Мясищев В. Н.); этот вопрос детально рассмотрен А. А. Ташлыковым [4]. Существуют попытки осмысления психотерапевтических взаимоотношений в свете современной расширяющейся практики психологического консультирования [3]. Зарубежные работы по вопросу психотерапевтического контакта, существенных для его эффективности условий, роли установок и представлений психотерапевта о процессе психотерапии чрезвычайно многочисленны (см. обзоры [10], [11]). У нас в стране эмпирических исследований, посвященных этому вопросу, до сих пор не проводилось.

Целью настоящего исследования является изучение содержания образов психотерапевта у профессионалов и непрофессионалов и выявление различии в этих образах. При этом мы допускали, что хотя и «начинающие» клиенты отличаются от прочих непрофессионалов по ряду признаков, и прежде всего по готовности принять помощь, в когнитивном плане (т. е. в сфере представлений о психотерапии и психотерапевте) они мало чем отличаются от людей, не ищущих такой помощи, так как черпают информацию о предмете из тех же источников, что и другие.

Явное или скрытое влияние на процесс психотерапии оказывает понимание этого процесса и самим психотерапевтом, и клиентом. В чем эти представления совпадают или дополняют друг друга, в чем различаются или даже конфронтируют — вот вопрос, которому было посвящено данное исследование.

 

МЕТОДИКА

 

Нами был использован метод стандартизованного самоотчета с последующим факторным анализом и сопоставлением факторных значений по группам испытуемых с помощью параметрических статистик.

Предварительно был составлен банк утверждений, касающихся сути работы психотерапевта, его личных качеств и качеств клиента. Одна часть утверждений представляла собой оригинальные формулировки авторов, другая — переформулировки утверждений из опросника [7], третья была получена эмпирическим путем — с помощью методики незаконченных предложений. С этой целью 138 испытуемым предъявлялись незаконченные предложения: «Психотерапевт — это ...», «Суть психологической помощи ...», «Клиент — это ...», «В процессе психотерапии происходит ...». Окончания этих предложений классифицировались и анализировались, наиболее удачные и оригинальные из них вошли в экспериментальный банк утверждений.

Таким образом, при составлении банка утверждений были учтены теоретические представления о психотерапии, практический опыт психотерапевтической работы и представления самих

 

127

 

испытуемых о терапевте и психологической помощи. Утверждения опросника охватывали разные аспекты терапевтического взаимодействия: стиль эмоционально-когнитивной работы, эмпатийность (способность к проявлению эмпатии), аутентичность, доминирование или подчинение терапевта, контрпереносные проявления, профессиональная уверенность и т. д. [12].

Утверждения предъявлялись в виде закрытого опросника (получившего название «Многофакторный опросник психотерапевта») индивидуально в письменном виде; предполагался двухальтернативный ответ («согласен», «не согласен»). Испытуемые составляли группы, различающиеся по компетентности в области психотерапии: студенты-филологи IV курса (32 человека в возрасте от 21 до 24 лет), студенты I курса (32 человека в возрасте от 17 до 23 лет) и IV курса (61 человек в возрасте от 20 до 28 лет) психологического факультета МГУ, студенты-медики старших курсов (19 человек в возрасте от 21 до 26 лет) и психологи-консультанты (20 человек в возрасте от 20 до 40 лет), имеющие не менее трех лет стажа практической работы.

Данные (ответы) испытуемых были подвергнуты факторному анализу на ЭВМ ЕС-1045 с помощью метода главных компонент с последующим варимакс-вращением.

Поскольку использованный нами критерий Кайзера2 дает число значимых факторов, равное от 1/6 до 1/3 числа пунктов (от 30 до 60 в нашем случае), т. е. заведомо больше, чем возможно интерпретировать, после предварительного анализа для вращения были отобраны 20 факторов, объясняющих 44 % суммарной дисперсии (отброшенные факторы объясняли не более 1,3 % суммарной дисперсии каждый).

Интерпретация этих факторов включала следующие процедуры: 1) независимый содержательный анализ каждым из авторов данной группы утверждений, составивших фактор; 2) экспертная интерпретация словесных портретов гипотетических психотерапевтов, составленных из утверждений, вошедших в фактор (всего было привлечено 11 экспертов — практикующих психологов-консультантов); 3) учет данных о различиях по данному фактору между группами, различающимися компетентностью в области психотерапии.

Различия в групповых данных по каждому фактору рассчитывались с помощью t-критерия и многомерного Т-квадрат-критерия Хоттелинга применительно к z-оценкам [1].

 

РЕЗУЛЬТАТЫ

 

Из 20 факторов 13 оказались дифференцирующими ответы обследованных групп; они получили и наиболее полную интерпретацию.

Ниже в порядке убывания объема объясненной фактором суммарной дисперсии приводятся краткие описания этих факторов.

1-й фактор (5,5 %)3«медицинское управление на основе рационального подхода» — отражает обыденные представления о психотерапевте как враче, манипуляторе, целителе, кудеснике, работающем в рационально-медицинской психотерапевтической модели. Первые три утверждения (по величине факторной нагрузки), характеризующие фактор, следующие: «Уверенное, разумное руководство — вот что нужно клиенту»; «Надо честно признать, что психотерапевт — это манипулятор мыслями и чувствами клиентов»; «Самое плодотворное в терапевтической работе — ясная информация, разъяснение, обучение».

3-й фактор (3 %) — «вживание во внутренний мир клиента» — отражает несколько наивное и преувеличенное представление непрофессионалов о роли сочувствия, эмпатии, вживания терапевта

 

128

 

во внутренний мир клиента и необходимости врожденного таланта к такой работе. Утверждения с ведущими по данному фактору нагрузками: «Я стараюсь не сравнивать рассказы клиента и свою судьбу» (отрицательная нагрузка); «Советчик должен абстрагироваться от своих проблем» (отрицательная нагрузка); «Помочь можно только в том случае, если в себе можешь найти те проблемы, с которыми к тебе обратились».

4-й фактор (2,6 %) — «наличие контрпереноса» — описывает соответствующие контрпереносные реакции психотерапевта: «Иногда мне хочется ускорить процесс психотерапии»; «Вполне естественно, что одни клиенты нравятся терапевту, а другие нет»; «Были случаи, когда мне не хотелось встречаться с клиентом».

5-й фактор (2,3 %) —«аутентичность психотерапевта» — является мерой сознательного стремления терапевта быть самим собой: «Терапевт должен проявить себя таким, каков он в действительности»; «Я никогда не стараюсь обмануть клиента, если мы говорим о моих чувствах и мыслях»; «В общении с клиентом я стараюсь не слишком отклоняться от того, каков я с другими людьми».

6-й фактор (2 %) — «сердечность и примат эмоционального контакта» — отражает ориентацию на сердечный, теплый контакт с клиентом без навязывания ему собственного «я» психотерапевта; предполагает также использование последним позиции «зеркала». Вот характерные утверждения: «В психотерапевтической работе более эффективно руководствоваться сердцем, а не умом»; «Я считаю, что терапевт скорее должен показывать свои чувства, нежели перечислять факты»; «С клиентом нужно держать определенную эмоциональную дистанцию» (отрицательная нагрузка); «В терапевтическом общении важнее быть естественным и откровенным, нежели часто использовать профессиональные приемы».

7-й фактор (2 %) — «нетерпимость и требовательность» — отражает объективный подход к клиенту, авторитарную родительскую, поучающую позицию: «Меня часто раздражает, если люди устраивают скандалы на глазах у всех»; «Я становлюсь злым, когда вижу, что кто-то ведет себя жестоко»; «Клиент должен выступать как объект диагностических и терапевтических мероприятий» (отрицательная нагрузка); «Терапевт должен быть всегда объективным по отношению к клиенту»; «Я стараюсь никогда не повторять своих ошибок»; «Мне больше нравится, когда мой клиент выполняет мои указания, чем когда он перечит мне».

9-й фактор (1,9 %) — «самоконтроль и холодность» — отражает сверхсамоконтроль и недостаточную эмпатичность психотерапевта: «Я способен быть спокойным, когда окружающие нервничают»; «Я тоже становлюсь нервным, если окружающие люди кажутся такими» (отрицательная нагрузка); «Часто, несмотря на взволнованность окружающих, я остаюсь холодным».

10-й фактор (1,9%) — «клиент как ребенок» — отражает чувство снисходительности, жалости и даже презрения к клиенту: «Клиент — это несформировавшийся, неопределившийся человек»; «Пожалуй, то общее, что объединяет клиентов,— это элемент личностной незрелости»; «Клиент — это слабый человек»; «Помочь клиенту — это иногда дать ему, фигурально выражаясь, пощечину».

14-й фактор (1,6 %) — «терапевт — воспитатель и старший брат» — отражает педагогическую, воспитательную позицию терапевта, который одновременно уважает своего воспитанника, симпатизирует ему и берет на себя ответственность за него: «Если я вижу чьи-то слезы, это меня раздражает» (отрицательная нагрузка); «Человек, не способный взять ответственность за клиента, не способен быть психотерапевтом»; «Клиентом может быть всякий человек»; «Иногда я чувствую, что больше занимаюсь проблемами клиента, чем надо»; «Все клиенты в чем-то немножко дети».

16-й фактор (1,5%)— «профессиональное псевдосочувствие» — интегрирует обыденные представления о психотерапии как о простом человеческом сочувствии, поддержке: «Я способен

 

129

 

принимать решения, абстрагируясь от других людей» (отрицательная нагрузка); «Мне очень помогает воспроизведение моментов жизни клиента в хронологическом порядке» (отрицательная нагрузка); «Поддержать, ободрить, выразить симпатию — вот основная задача психотерапевта»; «Большинство клиентов нуждается не в помощи, а только в терпеливом и внимательном отношении».

17-й фактор (1,4 %) — «профессиональная уверенность» — отражает степень профессиональной неуверенности психотерапевта, точнее — непрофессионала в роли психотерапевта, в своих психотерапевтических личностных способностях, которая компенсируется поиском поддержки в социальной роли: «Профессия актера наиболее близка к профессии психотерапевта»; «У большинства моих клиентов больше опыта, чем у меня»; «Когда клиент замолкает, я всегда знаю, в чем дело», «Если бы клиент знал, какие сомнения я испытываю и проблемы моей личной жизни, он никогда не обратился бы за помощью ко мне».

19-й фактор (1,4 %) — «рациональная самоуверенность и отгороженность» — отражает представления о совмещении в личности психотерапевта самоуверенности и отстранения от клиента: «Если у тебя самого нерешенные личные проблемы, ты не имеешь права консультировать других или заниматься психотерапией»; «Я уверен, что психотерапевт больше знает о клиенте, чем клиент сам о себе»; «Только слабые, неуравновешенные люди плачут о своих несчастьях»; «Я считаю необходимым, чтобы клиент не догадывался о чувствах психотерапевта».

По всем факторам, описанным выше, получены значимые различия при сравнении результатов по разным группам4.

 

Уровни значимости различий средних z-оценок по группам по Т-квадрат-критерию Хоттелинга

 

 

Профессиональные консультанты

Студенты -филологи

Студенты - психологи, I курс

Студенты-психологи, IV курс

Студенты -медики

Профессиональные консультанты

 

0,00

0,00

0,00

0,00

Студенты-филологи

 

 

0,23

0,00

0,07

Студенты-психологи,  I курс

 

 

 

0,00

0,31

Студенты-психологи, IV курс

 

 

 

 

0,03

Студенты-медики

 

 

 

 

 

Примечание. 0,00 означает, что различия значимы (p ≤ 0,001).

 

Сравнение результатов групп с различной компетентностью в целом (с помощью Т-квадрат-критерия Хоттелинга) показывает следующее (табл.): 1) результаты психотерапевтов значимо отличаются от результатов всех остальных экспериментальных групп; 2) результаты двух групп непрофессионалов (студенты-филологи и первокурсники-психологи) одинаковым образом значимо отличаются от результатов всех других групп (кроме студентов-медиков) и не отличаются друг от друга; 3) результаты студентов-медиков старших курсов отличаются от результатов всех групп, кроме студентов-психологов I курса и студентов филологов (если за критерий выбрать 5 %-ный уровень значимости).

Сравнение групповых данных по отдельным факторам дает более детальную картину различий образов психотерапевта в разных группах.

Профессионалы и непрофессионалы (психотерапевты и студенты-филологи). На рис. 1 в виде профилей изображены средние z-оценки по группам профессиональных консультантов-психотерапевтов и студентов-филологов. В левую часть графика вынесены данные по факторам, по которым получены различия в оценках на уровне значимости не ниже 0,05 (6, 10, 7, 1, 16, 17, 19 факторы). Порядок факторов на графике реорганизован так, чтобы наглядно подчеркнуть полученные различия.

 

130

 

Данные показывают, что образы психотерапевта у этих двух групп испытуемых имеют отличающиеся и даже резко контрастирующие аспекты содержания и такие аспекты, по которым образы примерно сходны. Данные по семи дифференцирующим факторам показывают, что для непрофессионалов, вживающихся в образ психотерапевта, последний доминирует, уверенно руководит, настаивает на использовании логики и привлечении фактов, разъясняет и обучает, относится к клиенту как к больному (1-й фактор). По их мнению, психотерапевт скорее должен руководствоваться умом, а не сердцем, ему вовсе не надо быть тождественным самому себе, аутентичным и следует поддерживать эмоциональную дистанцию с клиентом (6-й фактор). В то же время основным инструментом психотерапевтической работы является, по мнению непрофессионалов, человеческая поддержка, при этом психотерапевт как бы забывает о себе в ходе терапии, он ориентирован на других (16-й фактор). В глазах непрофессионалов психотерапевт не должен иметь собственных личностных проблем и обязан их скрывать, если они возникнут, не только от клиента, но и от себя (19-й фактор). Психотерапевт требователен и объективен (7-й фактор). В то же время непрофессионалы, идентифицируясь, по-видимому, не только с терапевтом, как того требует инструкция, но и с клиентом, который им ближе и понятнее, отрицают слабость клиента, его личностную несформированность (10-й фактор). Непрофессионалы в роли терапевта демонстрируют профессиональную неуверенность, считают, что клиент имеет больше жизненного опыта, чем терапевт (точнее, чем они сами в роли терапевта), сомневаются в своих терапевтических способностях (17-й фактор).

Итак, психотерапевт в глазах непрофессионала: решительный, рациональный, покровительствующий, оказывающий поддержку «сверху», не имеет собственных проблем или скрывает их, требует и обучает. Не удивительно, что в «шкуре» такого терапевта непрофессионал чувствует себя неуверенно. В то же время непрофессионал, идентифицируясь с клиентом, как бы протестует против отведенной ему роли слабого и неопределившегося человека, нуждающегося в покровительстве и обучении.

Образ психотерапевта в глазах самих психотерапевтов контрастирует по указанным параметрам с вышеописанным. Психотерапевт не манипулирует клиентом, не суггестирует его, не относится к нему как к больному. В работе психотерапевт стремится к близкой эмоциональной дистанции, сердечным отношениям, аутентичности. Профессионалы считают, что психотерапия далека от обычного человеческого сочувствия и что при принятии решения нельзя ориентироваться только на клиента. Они допускают у себя существование собственных нерешенных проблем, отрицают необходимость требовательности и объективистской позиции в отношении к клиенту, они уверены в своих профессиональных способностях. Одновременно с этим профессионалы испытывают к клиентам в целом нечто вроде жалости и считают их людьми, признающимися в своей человеческой слабости.

По остальным факторам значимых различий не получено, хотя некоторые

 

131

 

 

дополнительные дифференциальные черты намечаются. Так, непрофессионалы чаще, чем профессионалы, оценивают психотерапию как вид эмоциональной зарядки, эмоциональное донорство (2-й фактор), они чаще настаивают на сходстве психотерапевта и клиента, необходимости вчувствования в клиента (3-й фактор), чаще согласны с важностью аутентичного поведения психотерапевта (5-й фактор), оценкой позиции по отношению к клиенту как позиции старшего брата по отношению к младшему (14-й фактор), реже согласны с пониманием клиента как усталого, запутавшегося в жизни человека (18-й фактор) и более явно выражают свое несогласие с тем, что клиентов следует ограничивать в принятии решений относительно их собственной судьбы (20-й фактор).

Как видно на рис. I. позиции групп особенно близки по факторам 8, 9, 11, 13, 15, 4. Обе группы примерно одинаково оценивают то, что терапия в целом полезна клиенту и терапевт способен ее проводить (8-й фактор), роль самоконтроля в ходе психотерапии (9-й фактор), ригидность и некритичность психотерапевта (11-й фактор), допустимость контрпереносных тенденций (4-й фактор). Средние z-оценки по этим факторам близки к нулевым, что говорит об отсутствии по этим параметрам какой-либо явно выраженной групповой позиции.

Профессионалы и старшекурсники-психологи. Рис. 2 показывает, что направления различий между профессионалами и старшекурсниками - психологами остались в основном теми же, что и при сравнении профессионалов и непрофессионалов. Эти различия являются значимыми по 6, 10, 1, 17, 19, 5-му факторам. В целом же происходит некоторое сближение профилей, что выражается в меньших абсолютных величинах разностей z-оценок по наиболее дифференцирующим факторам.

Профессионалы и старшекурсники-медики. Как показывает рис. 3, студенты-медики резко отличаются от профессионалов по своим представлениям о психотерапевте и психотерапии, а от студентов-филологов — всего по двум факторам (11-му и 20-му). z-оценки профиля студентов-медиков значимо отличаются от z-оценок профессионалов по факторам 1, 5, 14, 16 (р ≤ 02) и 7, 11 (р ≤ 0,09).

Студенты-медики наиболее решительно настаивают на доминирующей, управляющей роли психотерапевта (1-й фактор), подчеркивают необходимость

 

 

132

 

требовательности и объективности (7-й фактор), так же как непрофессионалы, считают основным средством психотерапии человеческую поддержку и сочувствие (16-й фактор), что в совокупности с их директивной позицией означает поддержку «сверху», еще более решительно, чем непрофессионалы, отрицают необходимость аутентичности (5-й фактор), братски ответственного отношения к клиенту (14-й фактор), демонстрируют в роли психотерапевта ригидность и некритичность значимо больше (р ≤ 0,01), чем непрофессионалы. Характерно, что студенты-медики считают необходимым ограничивать клиентов в возможности принятия самостоятельных решений относительно их собственной жизни, чем значимо отличаются от студентов-филологов (р ≤ 0,05). Студенты-медики, таким образом, отличаются от последних отсутствием идентификации с клиентом и последовательностью построения представления о сильном и совершенном по своим качествам психотерапевте и слабом, несамостоятельном, руководимом клиенте.

Непрофессионалы и первокурсники-психологи. Первокурсники в целом отличаются от профессионалов (по десяти факторам, т. е. больше, чем любые другие группы) и старшекурсников-психологов и незначимо — от филологов и медиков (также в целом). По отдельным факторам первокурсники от филологов значимо (р ≤ 0,03) отличаются по ориентации на сердечный, эмоциональный контакт в ходе психотерапии (6-й фактор), несогласием с мнением, что психотерапия — это поддержка и одобрение (16-й фактор, р ≤ 0.03), менее, чем филологи, склонны разрешать клиенту саморуководство (20-й фактор, р ≤ 0,03).

 

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ

 

Прежде всего нуждаются в обсуждении вопросы о психологическом статусе тех содержательных измерений, которые были выявлены в ходе исследования с помощью факторного анализа, об устойчивости общей факторной структуры, неслучайности содержательных измерений (интерпретированных факторов) и теоретической возможности сопоставлять в едином факторном пространстве групповые и индивидуальные данные людей с заведомо различной степенью компетентности в предмете.

Вопрос об определении числа факторов для вращения является дискуссионным [1], [6]. Как правило, решающими, как и в нашем случае, оказываются содержательные соображения. Систематическое использование содержательных критериев предполагает сравнение результатов вращении различного числа факторов, сопоставление факторизаций различных массивов данных и с помощью разных вариантов факторного анализа. Кроме того, необходима проверка на устойчивость факторного решения с помощью раздельной факторизации двух подвыборок одной выборки. Всего этого в данном исследовании не делалось, поэтому нет достаточных оснований настаивать именно на данном числе факторов, на именно таком, а не ином порядке их следования, на именно таком распределении содержания по факторам. Однако сказанное не означает, что выделенные факторы отражают случайное членение содержания образа психотерапевта. Об этом говорят как полученные и легко интерпретируемые различия по группам разной компетентности, так и сопоставление полученных данных с современными научными представлениями о психотерапии. Директивность и опора на ореол целителя, эмпатийность, сердечность, открытость, аутентичность, самоконтроль и контрпереносные феномены, воспитание, педагогика в ходе психотерапии, профессиональная уверенность и т. д.— все эти содержательные моменты, соответствующие эмпирически выделенным факторам, одновременно являются наиболее обсуждаемыми в литературе проблемами психотерапевтического контакта. Таким образом, содержательно полученные нами факторы никак не являются случайными. Произойдут ли изменения в интерпретации факторов за счет слияния одних и расщепления других? Ответ на

 

133

 

этот вопрос, не влияющий на утверждение о валидности выделенной совокупности содержательных измерений в целом, может быть получен в дальнейших исследованиях.

Полученные нами факторы извлечены из данных испытуемых, обладающих различной степенью компетентности в предмете. Есть все основания предполагать, что раздельная факторизация достаточных по объему данных, полученных на различных по компетентности группах, привела бы к во многом не совпадающим факторным структурам. Не являются ли в таком случае полученные нами содержательные измерения неким фантомным пространством, не имеющим своих реальных носителей? С нашей точки зрения, ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Наличие различных имплицитных теорий личности, себя, мира в целом не мешает их носителям вступать в содержательный диалог между собой. В ходе такого диалога вырабатывается некоторое общее рабочее пространство, в языке которого возможно обсуждение и сопоставление точек зрения, сформированных в разных когнитивных пространствах и с помощью разных имплицитных теорий. Такой процесс, в частности, происходит в психотерапии. Клиент оперирует своей имплицитной теорией в рамках своего когнитивного пространства, терапевт приспосабливает свои когнитивные возможности для понимания клиента и, пользуясь его же когнитивными средствами, в некоторых случаях приводит клиента к перестройке системы личностных конструктов [5]. В нашем исследовании отчасти моделировался такой процесс. И терапевт, и клиент оценивали одни и те же высказывания, сформулированные в обыденном, естественном языке, при этом клиент должен был увидеть терапевта как бы изнутри: отвечая на утверждения опросника так, как если бы он сам был психотерапевтом. То, что при этом выделились интерпретируемые измерения, соответствующие важнейшим аспектам психотерапевтического контакта, в рамках которого, однако, выявились различные представления о психотерапевте и психотерапии, как раз и свидетельствует о том, что такой заочный диалог терапевта и клиента состоялся.

Что же открылось в результате исследования имплицитной теории психотерапии и, в частности, образа психотерапевта у самих психотерапевтов, людей, далеких от психотерапии (студентов-филологов), старшекурсников и первокурсников, студентов-психологов и студентов-психиатров?

В целом психотерапевты разделяют взгляды и убеждения, соответствующие гуманистическому подходу в психотерапии [12], или иначе строят свой образ в контексте психологически ориентированной модели психотерапии [12]. Эмпатийность, сердечность, принятие, аутентичность, опора на эмоциональную сторону терапевтического контакта — вот некоторые существенные черты этого подхода, отраженные в представлениях о самих себе у психотерапевтов.

Непрофессионалы, потенциальные клиенты (студенты-филологи) обладают образом психотерапевта, более всего соответствующего той медицинской модели психотерапии, в которой убеждению, суггестии, руководству, разъяснению и вере во врача как целителя и кудесника, «слепленного» из заведомо иного «теста», чем больной, отводится центральное место. Характерно, что непрофессионалы при этом не разделяют комплиментарных высказанным представлений о слабости, недееспособности,  несамостоятельности клиента.

Студенты-психиатры  представляют себе психотерапевта в рамках медицинской модели, имеют обыденные представления о психотерапевтических методах и специфике психотерапевтического контакта, готовы к доминированию, руководству, отрицают возможность аутентичности, самокритики и оправдывают предчувствие потенциальных клиентов, считая их несформировавшимися, не готовыми к самостоятельности людьми.

Первокурсники-психологи отличаются от прочих непрофессионалов лишь

 

134

 

несколько большим признанием роли теплых, сердечных эмоциональных отношений.

Таким образом клиент, попадая на прием либо к психологически ориентированному психотерапевту, либо к традиционно подготовленному психиатру, неизбежно сталкивается с конфронтацией своих представлений и ожиданий с представлениями специалиста. В первом случае в конфронтации находятся сознательные ожидания поведения психотерапевта как руководителя и волшебника, снимающего с него всю ответственность за исход психотерапии, зато неожиданно рассеивается менее осознанное опасение, что сам он будет воспринят как неполноценная личность. Во втором случае как раз сознательные ожидания оказываются вполне адекватными директивной модели поведения психотерапевта, зато менее осознанное опасение быть воспринятым жалким и несформировавшимся сталкивается именно с таким отношением специалиста.

Если соответствие образу психотерапевта у профессионалов принять за критерий профессиональной подготовленности, то студенты-психологи подготовлены явно недостаточно. В том случае, если речь идет о помощи в субклинических ситуациях или в случаях психологических затруднений невротического генеза, подготовка студентов-психиатров оказывается еще менее соответствующей современным представлениям о психотерапии.

 

1. Афифи А., Эйзен С. Статистический анализирующий подход с использованием ЭВМ. М., 1982. 488 с.

2. Карвасарский Б. Д. Психотерапия. М., 1985. 302 с.

3. Копьев А. Ф. Индивидуальное психологическое консультирование в контексте семейной психотерапии // Вопр. психол. 1986. № 4. С. 121—130.

4. Ташлыков А. А. Психология лечебного процесса. Л., 1984. 192 с.

5. Франселла Ф., Баннистер Д. Новый метод исследования личности. М., 1972. 232 с.

6. Харман Г. Современный факторный анализ. М., 1972. 485 с.

7. Хекхаузен X. Мотивация и деятельность. М., 1986. 406 с.

8. Alperin R. M., Benedict A. College student's perceptions of psychiatrists, psychologists, and social workers: A comparison // Psychol. Reports. 1985. N 57. P. 547—548.

9. Barret-Lennard G. T. Dimension of therapist response as causal factors in therapeutic change // Psychol. Monogr. 1962. N 76. 79 р.

10. Ivey A., Simek-Downing L. Counseling and psychotherapy: Skills, theories and practice. Englewoodcliffs, 1980. 489 p.

11. Kratochvil S. Psychoterapia. Kieruki, metody, badania. Warszawa, 1974. 480 s.

12. Rogers С. A theory of therapy, personality and interpersonal relationships, as developed in the client-centered framework // Koch S. (ed.) Psychology: A study of a science. V. 3. 1959. P. 185256.

 

Поступила в редакцию 6.X. 1987 г.



1 В контексте данного исследования термины «психотерапевт» и «психолог-консультант» упот­ребляются синонимично.

2 Нами использовалась программа BMDP, в которую включен критерий Кайзера для определения числа значимых факторов [1]; кроме того, для общей факторизации использовались данные других групп испытуемых, не вошедшие в сравнительный анализ, так что общее число испытуемых, чьи данные поступили для общей факторизации, равнялось 183.

3 Здесь и ниже в скобках указан процент объясненной фактором суммарной дисперсии.

4 По другим факторам, возможно, существуют различия внутри групп, однако подобный анализ не проводился.