Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

176

 

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ

 

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ДЕТСТВА В ИСТОРИКО-ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ

 

А.З. КУКАРКИН-ШАПИРО

Москва

 

Кон И.С. Ребенок и общество: (Историко-этнографическая перспектива). М.: Наука, 1988. 270 с.

 

Психология детства, как и вся психологическая наука, сейчас все более интенсивно соприкасается с социально-практическими проблемами, в частности, связанными с организацией школьной психологической службы, семейного консультирования и т.д. Ребенок живет и развивается в системе конкретных общественных отношений, детство — категория социальная, а потому психология детства дол ж на концептуально осмысливать, учитывать в практической работе данные смежных социогуманитарных дисциплин, прежде всего истории, этнографии, социологии. В рецензируемой монографии, по существу, проведена необходимая подготовительная работа для теоретико-психологического синтеза этих данных, заложены понятийные основы углубления междисциплинарной кооперации психологии детства с другими отраслями социально-ориентированного человекознания.

Существенным является и то обстоятельство, что в книге И.С. Кона социальное не рассматривается в отрыве от биологического: анализируются филогенетические (эволюционно-генетические) предпосылки различных форм социального поведения ребенка, его взаимоотношений с родителями, сибсами, другими членами социума; достаточное внимание уделяется и таким биосоциальным реалиям человеческого бытия, инвариантным для всех культур, как возраст и пол. Активно привлекается литературный материал по эволюционной генетике, этологии, социобиологии, критически оцениваются натуралистические тенденции, сложившиеся в этих научных направлениях применительно к детству, межпоколенным взаимосвязям в человеческом обществе и в той или иной степени упрощающие качественную специфику последнего (с. 167—169, 208—210, 212—214).

Как подчеркивается в монографии, «Для наук о человеке жизненно важно всегда помнить о несовпадении и в то же время — о взаимодополнительности объективного (с точки зрения внешнего наблюдателя) и субъективного (с точки зрения участника событий) описания фактов» (с. 61). Поэтому нельзя рассматривать социализацию как однонаправленный процесс: ребенок не только объект воспитания, но и самодостаточный субъект своей собственной жизнедеятельности, творец субкультуры, во многих своих гранях независимой от взрослого мира (специфическая детская субкультура впервые появляется не в юношеском возрасте, когда неформальные объединения настойчиво дают о себе знать, но, конечна, гораздо раньше). Какова же природа самостоятельной активности детей: является ли она врожденной или имеет своим источником надбиологические культурные инварианты? Каковы движущие силы противоречий между поколениями людей? Автор приводит суждения на этот счет философов, социологов, этнопсихологов, культур-антропологов, этологов (с. 100— 109). Например, согласно К. Лоренцу, ненависть, которую младшее поколение питает к старшему, сродни межнациональной ненависти, основанной на «слепых» инстинктах, исключающих всякую коммуникацию (с. 106). С нашей точки зрения, дальнейшему продвижению к адекватному теоретическому синтезу по данному вопросу может способствовать критическое осмысление исследований в современной этологии человека (И. Эйбл-Эйбесфелдт), а также концепции гено-культурной коэволюции, предложенной социобиологами Э. Уилсоном и Ч. Ламсденом. Уместно обращение к этим направлениям и при обсуждении таких затрагиваемых в книге проблем, как нормативные образы детства в культуре, природа половых различий в социальном поведении детей и в социальном поведении родителей, соотношение врожденных и приобретенных компонентов

 

177

 

в феномене материнской любви, относительная роль биологического полового диморфизма и культурных стереотипов мужественности — женственности в процессе половой социализации ребенка.

Материал, приведенный в монографии И.С. Кона, убедительно показывает, что не всегда на протяжении человеческой истории за детством вообще и за каждым конкретным ребенком в частности признавалась автономная социальная и психологическая ценность. Сентиментальный детоцентризм, свойственный современной гуманистически ориентированной педагогике, имеет определенные социально-исторически ограниченные рамки. Например, по Л. Демозу, историю детства можно подразделить на шесть периодов, каждому из которых соответствует определенный стиль воспитания и форма взаимоотношений между родителями и детьми: от инфантицидного стиля, характеризуемого массовым детоубийством, систематическим насилием над ребенком, до помогающего стиля, предполагающего эмоциональную близость с детьми, понимание, эмпатию и утверждающего самоценность ребенка вне зависимости от тех или иных экономических закономерностей, жестких социальных регулятивов (с. 44—54). И здесь историко-этнографический подход к детству, дополненный эволюционно-генетической перспективой (с. 212—214), дает чрезвычайно важный для психологии детства ракурс рассмотрения надбиологической специфики человеческого детства в отличие от взаимоотношений родителей и детенышей в сообществах животных. Ценность индивида во всей живой природе определяется его вкладом в процесс воспроизводства генетического материала той популяции, в которую индивид включен. При нулевой репродуктивной ценности детеныша он бесполезен для рода и может быть умерщвлен, не допущен к жизненно важным ресурсам и т.д. С определенной мерой условности можно утверждать, что инфантицидный «стиль воспитания», присущий животным, для человека является возвратом к биологическому способу существования, когда взаимоотношения взрослого сообщества и детенышей ригидны, генетически детерминированы, подчинены целям эволюционного процесса: каждый конкретный детеныш самоценен в репродуктивном смысле, а его собственная индивидуальность, «самость» абсолютно ничего не значат вне контекста рассмотрения эволюционно-генетического процесса, в ходе которого органическая жизнь рода увековечивает себя через бесчисленное множество смертей отдельных особей (подробнее об этом см.: Вопр. психол. 1984. № 2. С. 35— 42). Социализация человеческого индивида по своей надбиологической сущности есть творчество в общении, диалог, в котором самоценны как ребенок, так и взрослый, которому соприроден не «репродуктивный императив» социобиологов, а «категорический императив» Э. Канта: никакой человек, ни при каких условиях не может рассматриваться как средство для каких бы то ни было посторонних целей.

В этом ключе так называемые помогающий стиль воспитания и сентиментальный детоцентризм представляют собой общечеловеческие достижения, сформировавшиеся в ходе мучительного исторического процесса вопреки всем возвратам, имевшим место в периоды тоталитарного правления (например, в эпоху сталинизма). Сталинским режимом, для которого человеческая жизнь ничего не стоила и прекращалась, если переставала служить целям «вождя народов», были контужены, обожжены, поражены, в частности, институт родительства, семья, школа. Самобытность, стремление быть личностью карались смертью, при помощи «педагогики страха» осуществлялась селекция стандартных и послушных режиму винтиков, разрушались самые близкие отношения между людьми (достаточно вспомнить судьбу бедного мальчика, безусловную жертву сталинизма — Павлика Морозова), утверждался приоритет жестких диктаторских методов воспитания, нивелировалась роль общечеловеческих нравственных ценностей в социализации ребенка.

Изучение влияния сталинщины как культурно-исторического феномена на образ ребенка в советском обществе — чрезвычайно важная задача современных исследователей на стыке социологии и психологии — будет способствовать культивированию созидательного, продуктивного начала в человеке в противовес сталинистскому низложению человека до уровня безгласного и бесправного существа, не осознающего свое человеческое достоинство, в противовес животному каннибализму, любым формам духовного и физического рабства, насилия, гнета. Иными словами, преодоление сталинщины во всех сферах советской действительности (в том числе и в сфере обучения и воспитания подрастающего поколения) будет способствовать новому мышлению, перестройке общества на принципах реального гуманизма. Смена социальных стереотипов подразумевает приобретение многогранности и многовариантности перспективы при взгляде на общество. В этом контексте существенное значение имеет проделанная И. С. Коном работа, ибо, как правильно пишет сам автор, «Сравнительно-историческое изучение социализации детей не дает универсальных

 

178

 

рецептов воспитания, но как нельзя лучше стимулирует социально-педагогическую рефлексию, помогающую нам преодолевать наивный провинциализм и эгоцентричность собственного «здесь и сейчас» (с. 5).

Трагедией советской психологии выступает то обстоятельство, что на протяжении десятилетий ее контакт с социогуманитарным знанием обычно ограничивался (при немногочисленных исключениях, представленных в отдельных философско-методологических трудах) привнесением в научно-психологические разработки идеологических шаблонов и стереотипов. Такой подход можно вполне назвать социологизаторским и отличать от использования научно-социологического знания классиками советской психологии в 20-е гг. Как во времена сталинской тирании, так и в период застоя наши психологи (в том числе и психологи детства) смотрели на общество и, по сути дела, не видели его, не видели сложной палитры социальных институтов, норм, установок, влияющих на развитие индивида. В значительной мере это было обусловлено низким уровнем развития социогуманитарного знания в нашей стране, огульной критикой зарубежной социологии, ее противопоставлением социологии марксистской историческому материализму.

Сейчас ситуация меняется к лучшему и можно надеяться, что взаимодействие психологической науки с историей, этнографией, социологией получит новый импульс для своего всестороннего развертывания. Применительно к изучению ребенка это означает не только тестирование психологических концепций на кросскультурную валидность, но и понимание в рамках практической психологической работы, что в «социальной ситуации развития ребенка» участвуют не абстрактные «взрослый», «сверстник» и т.д., а весьма конкретные индивиды, живущие в определенной национальной или региональной культуре (на стыке культур) и только через конкретную социальную среду сопричастные культуре общечеловеческой, ибо, как писал более 20 лет назад И.С. Кон (см.: Социология личности. М., 1967. С. 9), «могу ли я, не погрешив против истины, назвать себя совокупностью всех общественных отношений, когда сфера моей (и вашей, и любого конкретного индивида) деятельности заведомо включает лишь незначительную часть этих отношений?».

Период застоя, к счастью, не снизил уровня плодотворности литературно-теоретической деятельности И.С. Кона, хотя кое-что ему в то время так и не удалось опубликовать, пришлось писать «в стол», в частности монографию «Введение в сексологию» (М., 1988. 312 с.) — комплексное междисциплинарное исследование, в котором, как и в рецензируемой книге, очень важен компонент научно-социологического знания. Можно надеяться, что эти две новые работы И.С. Кона вызовут живой интерес среди советских психологов, ибо открывают для них новые, доселе необычные, а по существу, бывшие запретными области теоретической рефлексии и психологической практики, преодолевают барьеры их социологической неграмотности.