156

 

ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ Л. С. ВЫГОТСКОГО

В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ

 

О.М. ТУТУНДЖЯН

 

В предыдущих наших публикациях [3], [4] рассматривались посвященные психологическому наследию Л.С. Выготского работы психологов Северной Америки. И в настоящее время американские психологи продолжают систематическое изучение этого наследия. Дж.В. Верч в 1985 г. опубликовал фундаментальную монографию «Выготский и социальное формирование психики» и в том же году коллективную работу «Культура, коммуникация и познание: перспективы Выготского» [13], в которой приняли участие советские психологи, а также психологи из Норвегии. К этому следует добавить, что в 1987 г. в США началось издание собрания сочинений (шеститомника) Л.С. Выготского, что является важным событием в научной жизни Запада.

Интерес западноевропейских психологов к советской психологии, в частности к психологическому наследию Л.С. Выготского, проявляется в изучении ими методологических, общепсихологических, культурно-исторических, конкретно-психологических, психолингвистических, дефектологических, нейропсихологических и психопедагогических проблем. Разработка тех или иных аспектов творчества Л.С. Выготского обусловлена прежде всего методологическими и теоретическими позициями того или иного психолога. Однако независимо от этого все исследователи убеждены в том, что Выготский является не только одним из основателей советской психологии, но и крупным психологом мирового масштаба, новатором в самых различных областях современной психологии.

На западноевропейские языки переведен ряд фундаментальных трудов Л.С. Выготского в виде монографий, сборников статей, специальных номеров психологических журналов. Изучение и оценка взглядов Л.С. Выготского особенно широко проводятся в Италии, где переведены его основные труды (наибольшее количество переводов). Книга «Мышление и речь» уже давно переведена на испанский, немецкий (1964), итальянский (1966) языки. На французский язык она переведена в 1985 г. под редакцией и с предисловием известного французского философа-марксиста Л. Сэва; это единственный полный перевод книги. Приоритет в монографическом исследовании психологического наследия Л.С. Выготского принадлежит молодому голландскому психологу Р. ван дер Вейеру, автору книги «Культура и познание. О теории Выготского» (1985).

Имена великих психологов XX в. Л.С. Выготского и Ж. Пиаже тесно связаны с решением кардинальных проблем современной психологии. Л.С. Выготский, высоко оценивая генетический подход к высшим психическим функциям, применяемый Ж. Пиаже, в то же время подверг убедительной критике ряд его взглядов на генезис и специфику речи и мышления детей, их функций и развитие. Их полемика имела исключительную судьбу в том смысле, что Ж. Пиаже только почти через 30 лет, когда в 1962 г. в США в английском переводе был опубликован классический труд Л.С. Выготского «Мышление и речь» (1934), обстоятельно изучил его критические положения и в основном признал их в работе «Доводы по критическим замечаниям Выготского» (1962). А.Н. Леонтьев, П.Я. Гальперин, О.К. Тихомиров, Л.Ф. Обухова и ряд других советских психологов обстоятельно раскрыли сущность этой исторической полемики, поэтому мы не будем на ней останавливаться детально. Отметим лишь, что Ж. Пиаже [5], [10], признав критику Л.С. Выготского, высказал ряд замечаний по положениям Л.С. Выготского относительно одинаковой социальной функции эгоцентрического и коммуникативного высказываний, природы спонтанных действий, взаимодействий спонтанного развития и школьного обучения и, наконец, относительно соотношений эгоцентризма с аутизмом Э. Блейлера и с «принципом удовольствия» З. Фрейда. Следует подчеркнуть, что Ж. Пиаже одним из первых на Западе разносторонне изучил психологические взгляды Л.С. Выготского.

В Швейцарии изучением научного творчества Л.С. Выготского занимались ученики и последователи Ж. Пиаже из Женевского университета (Ж.-П. Бронкарт, Б. Шнеули и др.). Ж.-П. Бронкарт, характеризуя научное наследие Л.С. Выготского как «произведение, находящееся в становлении», находит родство между Л.С. Выготским и Ж. Пиаже и называет их «двумя гениями психологии» [5; 9]. Сравнивая их научную деятельность, Ж.-П. Бронкарт отмечает, что они оба проявляли одинаковый интерес к генезису психических процессов, применяли подход, сосредоточенный одновременно на истории (филогенетическая перспектива) и на механизмах усвоения в детстве (онтогенетическая перспектива).

Ж.-П. Бронкарт выделяет и анализирует

 

157

 

три аспекта психологических взглядов Л.С. Выготского: первый аспект — это верная позиция в отношении дуализма, который прямо или опосредствованно тормозил прогресс в психологии. Выготский критиковал, отвергал как биологизаторский, так и поведенческий редукционизм в современной ему психологии. Второй аспект — это та проблема современной психологии, которая связана с трудностью анализа речевого поведения, интеграции его семантических, синтаксических и прагматических компонентов. При этом швейцарский психолог упоминает специфику подходов Ф. де Соссюра, Л. Витгенштейна, М.М. Бахтина к данной проблеме и подчеркивает, что русский психолог, несмотря на то, что основательно не изучал синтаксические аспекты языка, стремился к интеграции всех его аспектов, особенно семантических и прагматических, исходя из социогенеза сознания. Ж.-П. Бронкарт правильно отмечает, что Л.С. Выготский рассматривал язык не сам по себе, а в соответствии со своими теоретическими и методологическими целями. Третий аспект взглядов Л.С. Выготского — анализ соотношения психологии и педагогики. Здесь речь идет, в частности, о тесной связи научной психологии и педагогической практики. Обучение и воспитание существенно определяются тем, что всякое человеческое учение есть одновременно и естественное и искусственное явление, потому что «школа — это подлинное место психологии», она — то место, где осуществляются учение и генезис психических функций. Как можно видеть, Ж.-П. Бронкарт правильно уловил сущность связей научной психологии, особенно педагогической психологии, и педагогической практики, т. е. школьного обучения и воспитания, в свете культурно-исторической теории.

Б. Шнеули, специалист в области психологии письма, на основе общих психологических взглядов Л.С. Выготского анализирует проблему социальной обусловленности развития письменной речи ребенка. Он подчеркивает, что решение этой проблемы может плодотворно проводиться на основе теории развития «высших психических функций», в частности положений об общественно выработанных в ходе исторического развития определенных психических системах, о переходе от внешних к внутренним условиям психического развития, т. е. процессе онтогенетического развития, осуществляющемся от межпсихического к внутри-психическому. В качестве примера Б. Шнеули приводит развитие внутренней речи у ребенка с целью анализа и установления ее общей характеристики.

Во Франции (еще до первого перевода — на английский язык в 1962 г.—книги Л.С. Выготского «Мышление и речь») в основном в трудах П. Олерона мы находим критическую оценку взглядов Л.С. Выготского относительно взаимоотношения речи и мышления. Позднее такие авторы, как Л. Сэв, Р. Заззо, Ж. Бодишон, М. Реклень, П. Галифре-Граньжонь, М. Москато, И. Лезин, Тран-Тонг, и другие охарактеризовали в целом психологические воззрения Л.С. Выготского, опираясь на его культурно-историческую теорию или же на его отдельные высказывания в связи с полемикой с Пиаже.

В своих лекциях (1965—1966), прочитанных в Сорбонне, П. Олерон часто упоминает советские труды по психологии мышления и речи (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия) и физиологии (А.Г. Иванов-Смоленский, Н.И. Красногорский). Опираясь на английский перевод «Мышления и речи», он подробно излагает концепцию Л.С. Выготского об эгоцентрической речи, внутренней речи, ее функциях и противопоставляет ее взглядам Ж. Пиаже.

Отмечая влияние павловской концепции о двух сигнальных системах на исследования советских психологов при разработке проблем речи и мышления, П. Олерон считает, что «Выготский не присоединяется к идеям; развиваемым Павловым; он едва цитирует их» [9; 44]. Это утверждение необоснованно. Следует отметить, что Л.С. Выготский не только в работе «Мышление и речь», но и при разработке проблем развития высших психических функций (1930—1931) и, в частности, поведения человека использует учение об условных рефлексах «...Л.С. Выготский раньше, чем многие другие психологи,— отмечают А.Н. Леонтьев и А.Р. Лурия,— обратился к учению И.П. Павлова, открывающему возможность научно понять физиологическую основу психической деятельности» [2; 26].

Проблему «грандиозной сигналистики речи» (И.П. Павлов) Л.С. Выготский разрешал исходя из павловских принципов сигнализации, считая вместе с ним ее основой и общей особенностью высшей нервной деятельности человека и животных. А сигнификация, т. е. создание и использование знаков, специфична для человека. Сигнификацию как систему смысловых сигналов Л.С. Выготский рассматривал в качестве нового, чисто человеческого регулятивного принципа поведения [1; 112—113].

Л.С. Выготский при анализе взаимоотношений речи и мышления подчеркнул значение регулирующей функции речи в поведении, сознательно-волевых действиях человека.

 

158

 

Он развивал мысль о социальной обусловленности поведения, которое немыслимо без речи. «Центральной по значению среди всех систем социальной связи является речь» [1; 114—115]. «Если вслед за Павловым сравнить кору больших полушарий с грандиозной сигнализационной доской, то можно сказать, что человек создал ключ к этой доске — грандиозную сигналистику речи, с помощью которого он извне овладевает деятельностью коры и господствует над поведением» [1; 115]. А.Р. Лурия (1966) в статье о Л.С. Выготском во французском журнале [7; 96] показал использование им теории условных рефлексов при разработке проблем речи и мышления.

П. Олерон неверно характеризовал Л.С. Выготского как ученого, не придерживающегося «доктринальных теорий», как «автономного автора». Это утверждение лишено основания, А.Н. Леонтьев и А.Р. Лурия [2], другие советские психологи в своих трудах доказали материалистическую позицию психологической системы Л.С. Выготского.

Не выдерживает критики и другое замечание П. Олердна о том, что в положении Л.С. Выготского об инструментальной роли языка в мышлении якобы нет ничего оригинального. Чтобы понять оригинальность взглядов Л.С. Выготского в области изучения взаимоотношений речи и мышления, необходимо прежде всего установить их связи в общей системе его психологической концепции. Этого мы не находим в анализе П. Олерона.

Роль и значение языковых знаков, значений в развитии различных аспектов поведения, высших психических функций раскрываются, по Л.С. Выготскому, при общении с людьми, при совместной общественной жизни. Отсюда вытекают основные закономерности развития различных форм речи и ее этапного развития, сформулированные Л.С. Выготским. П. Олерон противоречит самому себе, когда, с одной стороны, отрицает оригинальность Л.С. Выготского в разрешении этого вопроса, а с другой, признает правильность его положения о происхождении и важности внутренней речи, считая это «позитивной концепцией, так как он предлагает изучить внутреннюю речь через объективное проявление, т. е. эгоцентрическую речь» [9; 49]. П. Олерон положительно оценивает вывод Л.С. Выготского о том, что эгоцентрическая речь есть переходный этап в формировании речи от внешней ее формы к внутренней, признает, что эгоцентрическая речь является и социальной, и инструментальной.

Таким образом, несмотря на то, что П. Олерон в целом признает заслуги Л.С. Выготского в разработке проблемы психологии речи и мышления, он вместе с этим неправильно оценивает значение решения им отдельных вопросов и ошибочно рассматривает его как психолога, занимающего якобы позицию, независимую от методологических принципов советской психологии.

В заключение мы должны отметить, что анализ взглядов П. Олерона на язык, мыслительные процессы и их взаимосвязи показывает, что необходим более дифференцированный, тонкий подход к проблеме роли, участия языковых средств в организации умственной деятельности.

Известный французский философ, психолог и публицист-марксист Л. Сэв охарактеризовал историческую эволюцию оценки трудов Л.С. Выготского, которые имели, как он пишет, «исключительную судьбу» [12; 7]. Он отмечает, что благодаря им были выявлены неисчерпаемые заслуги марксистского подхода к психологии, педагогике, лингвистике, эстетике и философии [12; 7].

Во вступительной статье к переводу «Мышления и речи» Л. Сэв рассматривает процесс становления советской психологии в 20—30-х гг., ее теоретические и методологические трудности, искания диалектического пути развития в новых историко-научных условиях, в борьбе против идеализма, механического и биологизаторского понимания психического, за научную психологию. Целый комплекс новых проблем был поставлен в это время перед только что зарождающейся советской психологией. Для решения их прежде всего Л.С. Выготский, как отмечает Л. Сэв, разрабатывал «революционный проект», в центре которого лежала новая психология, т. е. культурно-историческая теория психического [12; 12]. Далее Л. Сэв достаточно обстоятельно характеризует взгляды Л.С. Выготского на историю развития высших психических функций, на роль психологического орудия и знака, на процессы интериоризации и экстериоризации, критический анализ концепции Ж. Пиаже о социализации, о взаимоотношениях генезиса и развития мыслительных процессов и речевых средств. Л. Сэв критикует критиков Л.С. Выготского 30—40-х гг., в том числе ряд его учеников. При этом он заключает, что «Выготский принадлежит отныне всемирной психологической культуре» [12; 19].

Если статья Л. Сэва носит теоретический и методологический характер, то в

 

159

 

ценной обобщающей экспериментальной работе Н. Галифре-Граньжонь «Возникновение и эволюция представления у ребенка» (1981) две главы посвящены советским исследованиям, в частности, трудам Л.С. Выготского. Автор обращает внимание на заслуги Л.С. Выготского в разработке проблем развития высших психических процессов, генезиса различных форм речи, их природы, роли общения и человеческой среды в возникновении различных аспектов детской психики, и наконец она критически излагает и оценивает взгляды советского психолога на детскую игру. Следует отметить, что она объективно и с глубоким знанием трудов Л.С. Выготского рассуждает не только о его критических замечаниях относительно взглядов того или иного автора, но и об оригинальности его подходов. Так, например, указав, что Л.С. Выготский не ограничил символическую активность в первоначальном развитии ребенка речью, автор пишет: «...Мы нашли в одной из статей Л.С. Выготского факт наличия одного жеста, который, по его мнению, мог бы иметь решающее значение в психогенезе и существование которого не открыли ни Декроли, ни Валлон, ни Пиаже: речь идет об указательном жесте» [6; 114]. «В настоящее время следует признать заслугу Выготского хотя бы в попытке точно определить место этого жеста в психогенезе» [там же]. Несомненно, такая оценка справедлива, но есть и другой аспект этого положения, на который, насколько нам известно, сам Л.С. Выготский не обратил должного внимания даже в известной его работе «История развития высших психических функций» (1931), несмотря на то, что из нее (как и из других работ) логически вытекает положение о роли этого указательного жеста и в филогенезе. В связи с этим следует отметить ценное исследование современного французского философа Трана дюк Тао, который применил рассмотренное положение Л.С. Выготского именно в историческом, филогенетическом аспекте в своей работе «Исследования о возникновении языка и сознания» (1973), доказывая существенную роль указательного жеста.

Известный современный французский психолог М. Реклень в учебнике «Психология» (1977; 6-е испр. изд.— 1986) достаточно правильно и четко излагает концепцию Л.С. Выготского о генезисе и социализации, интериоризации и экстериоризации речи. Однако при этом трудно согласиться с его утверждением о том, что «экспериментальные данные в трудах Л.С. Выготского, написанные в 30-х гг., относительно немногочисленные» [11; 343]. Вместе с тем он приводит экспериментальные данные Ж. Бодишона, Ж.-Ж. Руссо и А.-М. Мело (1970—1972), которые подтверждают, по мнению М. Рекленя, ряд гипотез Л.С. Выготского.

Этими авторами не исчерпывается список тех французских психологов, которые изучали и применяли научное наследие Л.С. Выготского. Так, Р. Заззо, И. Лезин, М. Москато, Ж. Витвер, Тран-Тонг, Н. Силлами также оценили высоко, в частности, его взгляды по психологии детской речи.

В Италии большое количество общепсихологических, педагогических, дефектологических, историко-методологических трудов Л.С. Выготского, а также его работ по психологии искусства не только переведено раньше, чем в других западноевропейских странах, но и изучено более последовательно.

Среди итальянских психологов, изучающих наследие Л.С. Выготского наиболее интенсивно, следует упомянуть К. Массуччо и Л. Мегаччи, на оценке которых мы остановимся вкратце. Правда, и такие психологи, как Т. Музатти, М.С. Веджетти, Л. Торнаторе, Д. Сальмасо, А. Понзио, М. Орсолини и многие другие, изучали взгляды Л.С. Выготского в области педагогики, психолингвистики (если использовать современный термин), психологии искусства, но эти аспекты должны быть предметом специального рассмотрения.

Имя Л.С. Выготского мы начинаем находить как в крупных монографиях, так и в отдельных статьях только с середины 50-х гг. Так, в книге В. Лаццерони «Происхождение современной психологии» (1956) Л.С. Выготский упоминается только один раз, а в монографии К. Массуччо «Советская психология» (1963) его взгляды и научная деятельность излагаются при разработке всех принципиальных вопросов становления советской психологии до и после его смерти. Автор на основе изучения первоисточников правильно ориентируется в методологических и теоретических оценках полемики 20—30-х гг. и в позиции самого Л.С. Выготского, когда борьба против диалектико-материалистической психологии приобрела целеустремленный и принципиальный характер.

Автор особо подчеркивает заслуги Л.С. Выготского в борьбе за психологическое изучение сознания, в критике порочных методологических основ целого ряда зарубежных психологических направлений, раскрытии причин кризиса современной ему психологии и нахождении путей его преодоления. «К сожалению,— пишет К. Массуччо,—

 

160

 

школа Выготского, несмотря на свои достоинства и программы, устремленные в практику... не нашла у всех поддержку» [8; 139]. При этом итальянский психолог отмечает, что Л.С. Выготского критиковали в это время за то, что он и его последователи изучали влияние культуры вне структуры социальных классов. Однако К. Массуччо признает научную ценность теории культурно-исторического развития, ее оригинальность и плодотворность. «Теория культурного развития прокладывала путь к фило- и онтогенетическим интерпретациям, который примиряется с историческим материализмом» [8; 151].

На основе достоверных историко-психологических документов К. Массуччо не только описывает перипетии развития советской психологии 60-х гг., но и проникновенно и объективно дает общую картину «феномена Выготского», его особенности и величие. Его книга «Советская психология» (1963) и подход к научному наследию Л.С. Выготского приобретают еще большее значение, учитывая то обстоятельство, что она была опубликована до работы А.В. Петровского «История советской психологии» (1967).

Прогрессивный итальянский психолог, патопсихолог и историк психологии Лучиано Мегаччи является автором фундаментальных работ «Советская психология в западных странах», 1971; «Выготский. Антология трудов», 1983; «Советская психофизиология», 1973; «Нейрофизиология и психология в Советском Союзе», 1977; «Бессознательное в Советском Союзе», 1972; «Теория мозга», 1982, и др.

Л. Мегаччи на общем фоне развития психологии в нашей стране изучил как общепсихологические, так и дефектологические, нейропсихологические взгляды Л.С. Выготского как одного из основоположников советской психологии, который предопределил развитие целого ряда областей психологии на долгие десятилетия даже в период умалчивания его наследия. Под руководством А.Р. Лурия он тщательно изучал труды Л.С. Выготского, концепции А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия и других представителей школы Л.С. Выготского. Более того, Л. Мегаччи, проводя экспериментальные исследования в области нейрофизиологии и нейропсихологии, творчески применял ряд методов этих психологов для разработки психофизиологической теории работы мозга.

Не имея возможности детально рассмотреть оценку Л. Мегаччи научного наследия Л.С. Выготского и его педагогической деятельности, ограничимся утверждением, что он является одним из самых объективных исследователей всех аспектов трудов автора «Мышления и речи» не только в Италии, но и в других западноевропейских странах.

Определенный вклад в исследование и критическую оценку психологической системы Л.С. Выготского внесли также голландские психологи. М.X. Ван Ижзендоорн и Р. Ван дер Веэр опубликовали в Нью-Йорке книгу «Главные течения критической психологии — Выготский, Хольцкамп, Ригель» (1984). Авторы включили не только К. Хольцкампа, который является основоположником этого нового психологического направления, но и Л.С. Выготского и американского психолога немецкого происхождения К. Ригеля, создателя «Диалектической психологии». Мы думаем, что такое соединение трех психологов весьма сомнительно, неубедительно. Наличие некоторого общего критического отношения к какой-либо психологической теории еще не дает основания объединять в один ряд психологов, имеющих различные теоретические и методологические позиции. Хронологически культурно-историческую школу Выготского авторы рассматривают как самую раннюю среди течений этого направления критической психологии. Несомненно, теория Л.С. Выготского повлияла на школу К. Хольцкампа. Но разве это влияние дает основания считать Л.С. Выготского так называемым критическим психологом? Нам думается, что считать Л.С. Выготского и Ригеля представителями этого направления неправильно, так как и тот и другой в разное время имели разные представления о психологии, несмотря на некоторое сходство во взглядах.

К сожалению, нам пока невозможно оценить монографию молодого голландского психолога Р. Ван дер Веэра «Культура и познание. Теория Выготского» (1985), так как она написана на голландском языке, которым мы не владеем. Из английского перевода некоторых ее глав можно заключить, что, зная русский язык и будучи достаточно осведомленным в области советской психологии, исследований крупных представителей ее прошлого и настоящего, автор подготовил работу, которая не может остаться без внимания.

Следует добавить, что и другие голландские психологи (С.Ф. Ван Парререн, Ж.Ф.Г. Раппард, Ж.Ф. Вое, Ф. Гоосенс) в 80-х гг. написали отдельные статьи на голландском и английском языках о различных аспектах наследия Л.С. Выготского.

По нашему мнению, ценные исследования проводились молодыми норвежскими психологами К. Хундейдом и Р. Ромметвейтом (оба из Института психологии

 

161

 

университета Осло). Первый автор затрагивает вопросы невербальных предпосылок детских рассуждений, второй исследует (как он отмечает, «в духе Выготского») процесс усвоения речи как лингвистическое структурирование опыта и как символический контроль поведения.

К. Хундейд опирается не только на культурно-историческую теорию Л.С. Выготского и на теорию деятельности А.Н. Леонтьева, но и на теорию Ж. Пиаже. Он развивает мысль о том, что знания и рассуждения ребенка детерминированы конкретными культурными и историческими обстоятельствами и позициями, в результате чего общение приводит к возникновению перспективы развития. Он заключает, что именно применение теории Л.С. Выготского позволяет сформулировать положение о том, что перспективный подход к познанию и рассуждениям основывается на признании относительности культурно-исторических ситуаций. «Относительность,— отмечает он,— есть поэтому что-то фундаментальное в человеческом опыте. Она применяется как в изучении эмоциональных реакций и перецептивных рассуждений, так и в конструктурировании значений, аспектов и реальностей»[13; 313]. «К счастью,— продолжает он,— за пределами таких временных изменений и вариаций существуют более стабильные культурно-исторические предпосылки, социальная структура и экологическая среда» [там же].

Р. Ромметвейт, автор ряда исследований по психологии речи и детской речи (особенно интересна его    монография «Структура сообщения», 1974, на английском языке), работает «в духе Выготского» [13; 183], но одновременно, как он подчеркивает, и в рамках последовательного плюралистического и социально-когнитивного подхода к человеческому общению [13; 193]. Более того, Р. Ромметвейт старается создать синтез понятий, применяемых Ж. Пиаже и Л.С. Выготским [13; 198] при изучении условий контроля символического поведения детей. Изучение речевого поведения норвежских детей в возрасте 6—8 лет убедило его в том, что целый ряд положений Л.С. Выготского является фундаментальным при интерпретации роли слов и знаков как средства социального контроля, организации индивидуального поведения в онтогенезе.

Р. Ромметвейт обращает внимание и на лингвистическое структурирование внимания как выражение и условие контроля символического поведения. Именно отсутствие межсубъективности и поэтому дефицит символического контроля внимания являются трудностями лингвистического структурирования индивидуального опыта. «Его (Л.С. Выготского.— О.Т.) концепция высшего символического контроля индивидуального поведения, нам кажется, находится в соответствии с нашим анализом социально-междейственных   особенностей речевого общения» [13; 194].

В представленном выше кратком изложении распространения научного наследия Л.С. Выготского и его использования психологами разных стран Западной Европы мы попытались дать общую картину состояния оценки этого наследия в разные периоды развития современной психологии, в частности в течение последних тридцати лет. Нет сомнения в том, что сила и сфера научного воздействия психологических взглядов Л.С. Выготского будут возрастать и в дальнейшем, несмотря на языковой барьер, различия теоретических и методологических позиций.

 

1. Выготский Л. С. Развитие высших психических функций: Из неопубликованных трудов. М., 1960.

2. Леонтьев А. Н., Лурия А. Р. Психологические воззрения Л.С. Выготского // Выготский Л.С. Избр. психол. исследования. М., 1956.

3. Тутунджян О. М. Труды Л.С. Выготского в Северной Америке // Научное творчество Л.С. Выготского и современная психология: Тезисы докладов всесоюзной конференции. 22-24 декабря 1981. М., 1981. С. 158—161.

4. Тутунджян О. М. Труды Л. С. Выготского в Северной Америке // Вопр. психол. 1983. № 2. С. 139—142.

5. Bronckart J. P. Vygotsky, une oeuvre en devenir // Schneuwly B. et Bronckart J. P. (Bd. s.). Vygotsky aujourd'hui.  Neuchatel — Paris, 1985.

6. Galifrel-Granjon N. Naissance et evolution de la representation chez 1'enfant. Paris, 1981.

7. Luria A. Vygotsky et l'etude des fonctione psychiques superieurs chologie. Recherches Internationales a la lumiere du marxizme. Paris, 1966. N 51.

8. Massucco С. Psychologie Sovietique. Paris, 1977, trad. de l'italien.

9. Oleron P. Langage et developpement // Bulletin de Psychologie. Paris, 1966. N 19.

10. Piaget J. Six etudes de psychologie. Paris, 1964.

11. Reuchlin M. Psychologie/ 6-е ed. Paris, 1986.

12. Seve L. Avant-propos // Pensee et Langage, trad. de Francoise Seve/ Paris, 1985.

13. Wertsch J. V. (ed.) Culture, communication and cognition: Vygotskian perspectives. Cambridge, 1985.

 

Поступила в редакцию 29. II 1988 г.