152
ЗА РУБЕЖОМ
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ
ФУНКЦИИ ПОЛОРОЛЕВЫХ СТЕРЕОТИПОВ
В.С. АГЕЕВ
В последние годы в зарубежной психологии резко
усилился интерес к социальным стереотипам вообще и к полоролевым
стереотипам в частности. Увеличивается количество исследований и публикаций,
организуются специальные конференции и симпозиумы. Между тем подавляющее
большинство зарубежных исследований, посвященных природе и функциям полоролевой стереотипизации, остается практически
неизвестным для советского читателя. Имеющиеся же обзоры, посвященные смежным
проблемам ([2], [3] и др.), не дают (да и не ставят это своей целью) целостного
впечатления об этом очень важном направлении психологических исследований. Ведь
изучение широкого круга вопросов, связанных с различными аспектами полоролевых стереотипов имеет, несомненно, не только
теоретическое, но и огромное практическое значение: достаточно назвать в этой
связи лишь две сферы — семейные отношения и воспитание подрастающего поколения
в школе. В настоящем обзоре предпринята попытка суммировать
основные направления в исследовании социальных и психологических функций полоролевых стереотипов за рубежом и при этом по
возможности воссоздать саму логику развития всех исследований и очертить
главные тенденции в теоретическом анализе проблемы.
1
Первые исследования полоролевой стереотипизации были связаны
с попытками вычленить типичные различия, относящиеся к представлениям
женщин и мужчин друг о друге и о себе. Подытоживая эти исследования, в 1957 г.
Дж. МакКи и А. Шеррифс [27]
заключили, во-первых, что типично мужской образ — это набор черт, связанный с
социально неограничивающим стилем поведения,
компетенцией и рациональными способностями, активностью и эффективностью.
Типично женский образ, напротив, включает социальные и коммуникативные умения,
теплоту и эмоциональную поддержку. При этом чрезмерная акцентуация как типично маскулинных, так и типично феминных
черт приобретает уже негативную оценочную окраску: типично отрицательными
качествами мужчины признаются грубость, авторитаризм, излишний рационализм и т.п.,
женщин — формализм, пассивность, излишняя эмоциональность и т.п. Во-вторых, Дж.
МакКи и А. Шеррифс пришли к
выводу о том, что в целом мужчинам приписывается больше положительных качеств,
чем женщинам. И наконец, эти авторы обнаружили, что
мужчины демонстрируют гораздо большую согласованность в отношении типично
мужских качеств, чем женщины — женских.
Начиная с 60-х гг. большую
популярность приобретают исследования стереотипных представлений о способностях
мужчин и женщин, их компетентности в различных сферах деятельности и причинах
их профессиональных успехов. Так, П. Голдберг [13]
обнаружила известную долю предубежденности женщин против самих себя в сфере
научной деятельности; студентки колледжей более высоко оценивают статьи,
написанные мужчинами, чем женщинами. Приблизительно такие же данные были
получены и в эксперименте, где испытуемые обоего пола должны были оценить
предлагаемые им на обозрение картины, одни из которых были якобы написаны
мужчинами, а другие — женщинами [30]. Еще одной независимой переменной в этом
исследовании был статус художников: в одном случае авторы картин — и мужчины и
женщины — представлялись испытуемым как начинающие художники, а в другом — как
победители конкурсов. Здесь также имела место переоценка картин, написанных
мужчинами, но это было справедливо только по отношению
153
к условиям первой серии, когда художники
представлялись новичками. Авторы считают, что сам факт победы на конкурсе как
бы уравнивал в глазах испытуемых профессиональное мастерство художников,
независимо от их половой принадлежности, и это действовало в противовес
стереотипу о заведомо меньших способностях женщин в области живописи.
Получив
сходные с предыдущими результаты, К. Доу [11]
попыталась интерпретировать их с помощью теории каузальной атрибуции, в
соответствии с которой успех или неудача в какой-либо деятельности объясняются
по-разному в зависимости от того, являются ли они неожиданными или, напротив,
ожидаемыми, вероятными. Ожидаемому поведению обычно приписываются так
называемые стабильные причины, а неожиданному — нестабильные. Поэтому в
соответствии с полоролевыми стереотипами хорошее
выполнение задачи, высокий результат в чем-либо, достигнутый мужчиной, чаще
всего объясняются его способностями (пример стабильной причины), а точно такой
же результат, достигнутый женщиной, объясняется ее усилиями, случайной удачей
или другими нестабильными причинами. Более того, сама типология стабильных и
нестабильных причин оказывается неодинаковой в зависимости от того, чье поведение
объясняется — женщины или мужчины [25]. В частности, С. Кислер
установила, что и «способности», и «усилия» могут иметь различные оценочные
коннотации при объяснении поведения женщин и мужчин. Так,
например, при объяснении успеха женщины фактор усилий рассматривается чаще
всего как нестабильный и в целом имеет некоторую отрицательную оценочную
окраску, а применительно к профессиональным успехам мужчины этот фактор
интерпретируется как стабильный и имеющий положительную оценочную валентность,
как необходимое условие «естественной мужской потребности в достижении», как
средство преодоления барьеров и трудностей, возникающих на пути к цели.
В реальном межличностном
взаимодействии и в чисто личностном плане компетентность оказывается для женщин
скорее отрицательным, чем положительным фактором: высококомпетентные женщины не
пользуются расположением ни мужчин, ни женщин. Такой вывод логически следует из
экспериментального исследования, в котором было показано, что в целом и
мужчины, и женщины стремятся исключить из своей группы компетентных женщин,
причем эта тенденция наблюдается в условиях и кооперативного, и
соревновательного взаимодействия [14]. Авторы интерпретируют полученные ими
данные так: высокая компетентность женщины опровергает существующие стереотипы.
При этом возникает несколько способов отреагировать на это противоречие: 1)
изменить стереотип; 2) опровергнуть факт наличия компетентности; 3) вообще
устранить противоречие путем фактического устранения, исключения компетентной
женщины из группы. Два последние используются чаще всего, причем не только в
экспериментальной ситуации, но и в реальной жизни. Проигрыш женщине в
соревновании, считают Р. Хаген и А. Кан, особенно для мужчины с консервативными, традиционными
установками на взаимоотношение полов, почти всегда означает снижение
самооценки, поскольку в соответствии с неписанными нормами, существующими в
традиционной западной культуре, «настоящий мужчина превосходит женщину и всегда
должен ее обыгрывать».
2
Последнее из приведенных
исследований — пример попыток объяснить существующие полоролевые
стереотипы, апеллируя к более широкому социальному контексту. Исследования
этого рода ставят своей задачей не просто описать содержание полоролевых стереотипов, но и выяснить их функции. Наиболее
важными из таких функций большинство исследователей считают оправдание и защиту
существующего положения вещей, в том числе фактического неравенства между
полами. Так, например, О. Лири [28] прямо пишет о
существовании в американском обществе норм предубежденности против женщин,
имеющих какой-либо приоритет над мужчинами того же возраста и социального
положения. Она исследовала связь между полоролевыми
стереотипами и оправданием задержки продвижения женщин по служебной лестнице в
промышленности. По мнению автора, без каких бы то ни было
объективных оснований женщинам приписываются следующие установки на работу: они
работают только ради «булавочных» денег; в работе их больше интересуют чисто
коммуникативные и эмоциональные моменты; женщинам больше нравится работа, не требующая
интеллектуальных усилий; они ценят самоактуализацию и
продвижение по службе меньше, чем мужчины. Основа всех этих, по мнению
автора, абсолютно необоснованных взглядов — расхожие полоролевые стереотипы, согласно которым у женщин
отсутствуют черты, связанные с компетенцией, независимостью, соревновательностью, логикой, притязаниями и т.д., и
которые,
154
напротив, постулируют у них подчеркнутую
выраженность эмоциональных коммуникативных характеристик
Нередко для обоснования
оправдательной функции полоролевых стереотипов
обращаются к далекому прошлому, пытаясь понять существующую асимметрию на
основе культурно-исторического опыта. Так, например, анализируя образ женщины в
истории, Дж. Хантер [20] пришла к выводу, что в целом это образ
неполноценности, а процесс женской эмансипации с глубокой античности однозначно
и прямо связывался с деструктивными социальными последствиями, с распадом
морали и разрушением семьи. Например, одна из главных причин падения Римской
империи связывалась именно с далеко зашедшим процессом женской эмансипации. Дж.
Хантер считает также, что большое влияние на содержание современных полоролевых стереотипов оказала христианская традиция,
рассматривающая женщину как источник зла, не случайно именно женщины и
составили основной контингент жертв инквизиции. Эти и другие факторы
культурно-исторического порядка, по мнению ряда исследователей, повлияли на то,
что С. и Д. Бемы [5] назвали «бессознательной
идеологией» о естественном месте женщины в обществе, а также на связанные с
этой идеологией тонкие, закамуфлированные формы неравенства и дискриминации на
Западе. Полоролевые стереотипы призваны оправдать и
эту идеологию, и эту практику, что и определяет их
смысловое и оценочное содержание.
Специальная область
исследований, где, по убеждению специалистов, с особой наглядностью
демонстрируется защитная и. оправдательная функция полоролевых
стереотипов,— это исследования изнасилований [7], [8], [9], [21], [33]. Широкое
изучение этой проблемы началось с середины 70-х гг., за очень короткое время
проведено три сотни исследований, расширился и спектр изучаемых аспектов. Так,
например, Г. Филд установила, что в целом мужчины по
сравнению с женщинами приписывают гораздо большую ответственность за случившееся самой жертве [12]. При этом мужчины с консервативными
взглядами склонны интерпретировать изнасилование как
прежде всего «промах» самой жертвы и при этом считают, что изнасилованная
женщина теряет свою привлекательность. Мужчины же с более либеральными
взглядами приписывают жертве приблизительно такую же степень ответственности,
но не отказывают ей в известной привлекательности. Интересно, что мнения
широкой публики и полицейских по поводу ответственности за изнасилование
оказались более сходными с точкой зрения самих насильников, чем адвокатов. По
мнению автора, суть полученных данных сводится к тому, что в целом мужчины
демонстрируют более снисходительное отношение к сексуальному насилию, чем
женщины, а полицейские, естественно, разделяют стереотипы, превалирующие в «маскулинной культуре». Однако в ряде других работ ([6],
[33]) было показано, что женщины приписывают жертве большую ответственность,
чем мужчины, хотя в большей степени, чем мужчины, склонны считать жертву
заслуживающей уважения, снисхождения и сострадания. Фактор привлекательности жертвы
также оказался далеко не однозначным. Разноречивость данных С. Канекар и сотр.(
[22], [23], [24]) объясняет различной модальностью понятия
ответственности, которое нередко обозначает два различных аспекта: вероятность
самого факта насилия (каузальный аспект) и вину за случившееся (моральный
аспект). Результаты исследования [24] показали следующее: 1) соблазнительность
жертвы (в одежде и манере поведения) увеличивает приписываемую ей вину и
воспринимаемую вероятность изнасилования (т.е. и моральную, и каузальную
ответственность жертвы); 2) замужним женщинам по сравнению с незамужними
приписываются большая вина, но не более высокая вероятность быть
изнасилованной; 3) привлекательность жертвы
увеличивает вероятность изнасилования, но не вину за него; 4) в целом женщины
рекомендуют более длительные сроки заключения для насильников, чем мужчины.
Авторская интерпретация
полученных данных сводится к констатации закономерной и естественной
асимметричности в позициях женщин и мужчин по отношению к ситуации изнасилования:
женщины вынуждены идентифицироваться с жертвой, а мужчины — с насильником.
Поэтому применительно к данной ситуации полоролевые
стереотипы выполняют одновременно защитную функцию для женщин и оправдательную
— для мужчин. Защитная функция представлений, типичных для женского контингента
испытуемых по сравнению с мужчинами, заключается не только в снижении моральной
ответственности (вины) и преувеличения каузальной ответственности
(вероятности), приписываемой жертве, но и в стремлении как можно сильнее
отличаться от жертвы по используемым в эксперименте критериям:
привлекательности, провокационности поведения и одежды; социальному статусу.
Соответственно, оправдательная функция представлений, свойственных
155
мужскому контингенту испытуемых, напротив,
проявляется не только в преувеличении по сравнению с женщинами моральной и
каузальной ответственности, приписываемой жертве, но и в более снисходительном
отношении к преступнику.
3
В
последнее время анализу подвергается ряд других функций полоролевых
стереотипов, например регулятивная, объяснительная, трансляционная и др. Кратко
проиллюстрируем некоторые, наиболее интересные из них.
Ряд авторов полагает, что
понятие поло-ролевых стереотипов может быть применено не только к описанию когнитивно-эмоциональной сферы человека, но и к
непосредственно наблюдаемому поведению людей. В качестве важной задачи при этом
выдвигается изучение типичных различий между мужчинами и женщинами в манере
поведения, в «проигрывании» половых ролей и ритуалов [15], [31]. Например,
методом естественного эксперимента изучались различия в манере женщин и мужчин
переходить улицу на красный свет в нарушение правил уличного движения [29].
Было установлено, что женщины реже, чем мужчины, переходят улицу на красный
свет первыми, но чаще нарушают правила вслед за более решительным нарушителем.
Главный вывод автора сводится к тому, что, по-видимому, женщины более податливы
к требованиям, запрещающим нарушения правил, но одновременно и более конформны
к групповому давлению в подобной ситуации. Другим примером исследования
регулятивной функции полоролевых стереотипов является
изучение влияния этнической и половой принадлежности человека на помогающее
поведение [32]. Четверо белых англичан (двое мужчин и две женщины) и четыре
гражданина Великобритании — выходцы из Латинской Америки (двое мужчин и две
женщины) просили белых англичан разменять монету для телефона-автомата.
Результаты показали, что и женщины, и мужчины демонстрируют расовую
дискриминацию, однако только по отношению к представителям своего пола, но не
противоположного.
Все более популярными
становятся также исследования ретрансляционной функции полоролевой
стереотипизации. В частности, обсуждаются очень важные вопросы о том, каким
образом различные социальные институты, литература, искусство, средства
массовой информации и т.д. способствуют (или препятствуют) формированию и
распространению полоролевых стереотипов [10], [17],
[18]. Так, например, для выяснения того, существуют ли различия в изображении
потребителей и потребительниц, и если да, то в чем
они заключаются, изучались образы мужчин и женщин в рекламных программах
Британского телевидения [26]. В целом суть обнаруженных различий совпадала с
традиционными линиями полоролевой стереотипизации.
Мужчины чаще всего изображаются как рассуждающие и оценивающие товар,
понимающие объективные причины его покупки, занимающие автономные роли и
связанные с практическим использованием приобретаемых предметов; женщины,
напротив,— не как обсуждающие и оценивающие достоинства приобретаемого товара,
а как движимые субъективными причинами в его приобретении (эмоциями и
желаниями), занимающие дополнительные и зависимые роли (жены, любовницы,
подруги) и связанные с социально престижным и символическим значением
покупаемых предметов. К сожалению, в работах подобного рода недостаточно эвристичны ответы на главный вопрос: что же
в конечном счете является причиной, а что — следствием? Выводы авторов чаще
всего сводятся к констатации того, что, с одной стороны, средства массовой
информации черпают свои образы из существующих стереотипов, а с другой — что
последние подкрепляются и распространяются средствами массовой информации.
Другое, очень важное
направление в изучении ретрансляционной функции полоролевой
стереотипизации связано с генетическими, возрастными аспектами проблемы.
Анализируется роль полоролевых стереотипов в
формировании и развитии половой идентичности в детском и подростковом возрасте
(на русском языке см. [2], [3]). Например, изучая, как
мальчики и девочки оценивают поведение в школе представителей собственного и
противоположного пола, Д. Хартли [16] обнаружил, что мальчики оценивают
поведение девочек только в положительных тонах, а свое собственное — и в
положительных, и в отрицательных, в то время как девочки определяют свое
собственное поведение как хорошее, а поведение мальчиков — как плохое.
Авторская интерпретация полученных данных сводится к тому, что роль школьника и
школьниц по-разному соотносится с полоролевыми
стереотипами. По мнению Д. Хартли, быть «хорошей» школьницей и «настоящей»
женщиной — в общем не противоречит одно другому; но
быть хорошим (прилежным) школьником и в то же время чувствовать себя
«настоящим» мужчиной —
156
это вещи в определенном смысле противоположные.
В самое последнее время
предпринимаются попытки применить теорию социальной идентичности, разработанную
Г. Тэжфелом и Дж. Тернером ([34], [35]), к
объяснению процесса полоролевой стереотипизации.
Большое внимание в этой теории отводится дифференцирующей функции социальных
стереотипов, заключающейся в тенденции минимизировать различия между членами,
входящими в одну и ту же группу, и максимизировать различия между членами
противоположных групп (см. [1]). Важным пунктом теории социальной идентичности
является также описание тех потенциальных стратегий, которые могут быть
использованы во взаимодействии групп, обладающих различным социальным статусом.
Основываясь на этой теории, К. Гуичи [19] считает,
что мужчины и женщины могут быть рассмотрены в целом
как социальные группы, обладающие различным социальным статусом со всеми
вытекающими отсюда последствиями. Высокостатусные
группы чаще всего оцениваются в терминах компетентности и экономического
успеха, а низкостатусные — в терминах теплоты,
добросердечия, гуманности и т.п. По мнению автора, все позитивные черты
женского стереотипа (теплота, эмоциональная поддержка, уступчивость и т.п.) —
лишь типичная компенсация за отсутствие достижений в «силовой позиции».
Обнаруженные в ряде исследований данные о том, что женщины разделяют с
мужчинами тенденцию переоценивать мужские достижения и достоинства и
недооценивать свои собственные, также интерпретируются К. Гуичи
как прямое следствие различий в социальном статусе: женщины как бы перенимают
точку зрения более высокостатусной группы — мужчин.
Как у членов низкостатусной группы, и именно поэтому,
у женщин по сравнению с мужчинами меньше развито чувство идентификации со своей
группой, чем и объясняются многие содержательные и структурные характеристики полоролевых стереотипов, в том числе меньшая
согласованность представлений женщин о самих себе, менее высокая самооценка и
т. д.
Подведем итоги этого
краткого обзора в форме постановки ряда дискуссионных проблем.
1. За
последние 30 лет изучение полоролевых стереотипов в
зарубежной психологии не только резко интенсифицировалось, но и качественно
изменилось. Если первые исследования ограничивались лишь описанием
главных содержательных особенностей стереотипа, то в дальнейшем на первый план
выступает стремление объяснить природу и функции полоролевой
стереотипизации как таковой. Однако из-за ограниченности общих методологических
принципов предложенные на Западе объяснительные модели
оказываются во многом односторонними и частичными. В одних моделях
единственными детерминантами полоролевой
стереотипизации выступают чисто когнитивные факторы, в других — все дело
сводится к упрощенно понятым социальным факторам. Мы полагаем, что ни психологический, ни социологический редукционизм
не являются убедительной методологической платформой для
научно-психологического анализа закономерностей полоролевых
стереотипов, для выяснения их психологических и социальных функций.
2. В зарубежных работах,
посвященных полоролевым стереотипам, почти совершенно
не затрагивается проблема объективно существующих половых различий,
обусловленных половым диморфизмом, биологической целесообразностью
специализации полов в процессе репродуктивной деятельности. Речь постоянно идет
о воспринимаемых, а не о действительно существующих различиях между полами.
Между тем одна из главных задач заключается как раз в том, чтобы выяснить, насколько стереотипы соответствуют действительности, в какой
мере они ошибочны или верны. Подлинно научное исследование полоролевой
стереотипизации требует интеграции, по крайней мере, трех уровней объяснения —
биологического, психологического и социального. Полоролевые
стереотипы должны быть поняты одновременно как следствие полового диморфизма,
соответствующих психологических различий и социальных и культурно-исторических
факторов.
3. Социальный контекст
накладывает отпечаток не только на содержание полоролевых
стереотипов, но и на общий пафос и характер посвященных им исследований.
Большинство исследователей этой проблемы на Западе — женщины. Во многих работах
явственно ощущается дух протеста против продолжающего существовать в западном
обществе социально-экономического и правового неравенства между женщинами и
мужчинами. Во многих работах отчетливо проявляется влияние феминистской
идеологии, причем нередко в ее крайних формах, когда отрицаются какие бы то ни было различия и выдвигаются требования абсолютного
равенства и полной симметрии
157
в отношениях между полами. Для доказательства
подобных крайностей многие идеологи феминистского движения апеллируют к
психологическим фактам и закономерностям, пытаясь с помощью науки обосновать
правоту своих взглядов и целей. Данный обзор не предполагает специальное
обсуждение этой проблемы, приведем лишь точку зрения психолога и этнографа И. Эйбл-Эйбесфельдта, с которой мы
полностью солидарны: «Отрицать наличие врожденных различий между мужчиной и
женщиной очень модно, это отвечает стремлению человека освободиться от всех
ограничений, избавиться от своего биологического наследия. Но свобода не
достигается путем игнорирования истины...» [4; 11].
4. Особая область
исследований, которую мы не затронули в данном обзоре, но которая заслуживает
самого пристального внимания,— это сравнительно-культурные исследования полоролевой стереотипизации. Мы вправе ожидать качественно
иного содержания полоролевых стереотипов и иного
сочетания их функций в обществах различного типа. Накопленного фактического
материала, к сожалению, недостаточно для того, чтобы подготовить основу для
научно обоснованных выводов. В этой области нужны теоретические и практические
исследования.
1. Агеев
В. С. Психологическое исследование социальных стереотипов //
Вопр. психол. 1986. № 1. С. 95—101.
2. Коломинский Я. Л., Мелтсас
М. X. Ролевая дифференциация пола у дошкольников // Вопр. психол. 1985. № 3. С. 165—171.
3. Кон И.
С. Психология половых различий // Вопр. психол.
1981. № 2. С. 47—57.
4. Эйбл-Эйбесфельдт И. Поведение детей: культуры
народов Ко-Сан, Яномами, Химба и Эйпо // Культуры. 1982. № 4. С. 5—29.
5. Bem S. L., Bem D. J. Case study of non-conscious ideology:
Training the women to know their place // Bern D. J. (ed.).
Beliefs, attitudes and human affairs.
6. Burt M.R. Cultural myths and supports for
rape // J. of Pers. and Soc. Psychol.
1980. N 38. P. 171—230.
7. Calhoun L. G., Selby J. W., Warring L. J.
Social perception of the victim's causal role in rape: An explanatory
examination of four factors // Hum. Rel. 1976. N 29. P.
517—526.
8. Calhoun L. G. et al. The effects of victim
physical attractiveness and sex of respondent on social reaction to victim of
rape // Brit. J. of. Soc. and Clin.
Psychol.
1978. N 17. P. 191 — 192.
9. Chaikin A. L., Darley J. M. Victim or perpetrator: Defensive
attribution of responsibility and the need for order and justice // J. of Pers. and Soc. Psychol. 1973. N 25. P. 268—275.
10. Chombart
de Lauwe M. J. La femme dans
la societe.
11. Deaux K.
Sex: A perspective on the attribution process // Harvey J. H., Ickes W. J., Kidd R. F. (eds). New directions in attribution
research. N. Y.: Erlbaum, 1976. V. I. P. 112—132.
12. Feild H. S.
Attitudes towards rape: A comparative analysis of police, rapist, crisis counsellors and citizens // J. of Pers. and
Soc. Psychol. 1978. N 36. P. 156—179.
13. Goldberg P. Are women prejudiced against
women? // Transaction. 1968. N 5. P. 28—30.
14.
15. Harre R.
Social rules and social rituals // Tajfel H. (ed.). Social dimension.
16. Hartley D. Infant-school children's
perception of the behaviour of same and opposite-sex classrriates // Brit. J. of Soc. Psychol.
1981. N 2 (20). P. 141—143.
17. Helson R.
The changing image of the career woman // J. of Soc. Issues. 1972. N 28. P. 33—46.
18. Holler H. Sex roles and social change // Acta Sociologica. 1971. N 14. P. 2—12.
19. Huici C.
The individual and social functions of sex role stereotypes // Tajfel H. (ed.). Social dimension.
20. Hunter J. E. Images of women // J. of Soc.
Issues. 1976. N 32. P. 7—17
21. Jones C, Aronson E. Attribution of fault to
a rape victim as a function of respectability of the victim // J. of Pers.
and Soc. Psychol. 1973. N 26.
P. 415—419.
22. Kanekar S., Kolsawalla M. B. Responsibility of rape victim in
relations to her respectability, attractiveness and provocativeness
// J. of Soc. Psychol. 1980. N 112.
P. 153—154.
23. Kanekar S., Kolsawalla M. B. Factors affecting responsibility
attributed to a rape victim // J. of Soc. Psychol.
1981. N 113. P. 285—286.
24. Kanekar S., Kolsawalla M. В., D'Souza
A. Attribution of responsibility to a victim of rape //
Brit. J. of Soc. Psychol. 1981. N
3. V. 20. P. 165—170.
25. Kiesler S. B.
Actuarial prejudice towards women and its implication // J. of Appl. Soc. Psychol. 1975. N 5. P. 201—216
26. Manstead A.
S., McCulloch С. Sex-role stereotyping in British television
advertisements // Brit. J. of Soc. Psychol.
1981.N3.V. 20. P. 171—180.
27.
28. L'Leary V. E.
Some attitudinal barriers to occupational aspirations in women // Psychol. Bull. 1974. N 81. P. 809—826.
29. Osman L. M.
Conformity or compliance: The study of sex differences in passers-by behaviour // Brit. J of Soc. Psychol.
1982. N 1. V. 21. P. 19—21.
30. Pheterson G.
J., Kiesler S. В., Goldberg P. A. Evaluation of the performance of women as a function of their sex,
achievement and personal
158
history //
J. of Pers. and Soc. Psychol.
1971. N 19. P. 114—118.
31. Sayers J. On the description of
psychological sex differences // Hartnett O., Boden
G. Fuller M. (eds). Sex role stereotyping. L., 1979. P. 172—194.
32. Sissons M.
Race, sex and helping behaviour // Brit. J. of Soc. Psychol. 1981. N 4. V. 20. P. 285—292.
33. Smith R. E. et al. Role and justice in the
attribution of responsibility to a rape victim // J. of Research in Pers. 1976. N 10. P. 346—357
34. Tajfel H.
Social stereotypes and social groups // Turner J.C., Giles H. (eds). Intergroup behaviour.
35. Turner J. Social identification and
psychological group formation // Tajfel H. (ed.). Social dimension.
Поступила в редакцию 3.XII
1985 г.