113

 

ИЗБЫТОЧНАЯ МАССА ТЕЛА И ОБРАЗ ФИЗИЧЕСКОГО «Я»

 

Е.С. КРЕСЛАВСКИЙ

 

Избыточная масса тела и ожирение, деформируя внешность, изменяя походку, мимику, пластику тела и другие экспрессивные характеристики, достаточно часто приводят к формированию таких особенностей, как комплекс физической неполноценности, который в большей степени зависит от условий формирования образа физического «я», чем от осознания факта ожирения. В нашем исследовании мы попытались проследить некоторые психологические условия формирования комплекса физической неполноценности и особенностей образа физического «я» при ожирении, а также влияние этих особенностей на поведение больных.

Как показано в ряде исследований, образ физического «я» имеет различное происхождение и сложную структуру [8]. Так, В. Шонфельд выделяет следующие составляющие образа тела: 1) актуальное субъективное восприятие тела, как внешности, так и способности к функционированию; 2) интернализованные психологические факторы, являющиеся результатом собственного эмоционального опыта индивида, так же как и искажения концепции тела, проявляющиеся в соматических иллюзиях: 3) социологические факторы, связанные с тем, как родители и общество реагируют на индивида; 4) идеальный образ тела, заключающийся в установках по отношению к телу, в свою очередь, связанных с ощущениями, восприятиями, сравнениями и идентификациями собственного тела с телами других людей [10]. Иными словами, психологические механизмы и условия формирования образа физического «я» определяются как социальными детерминантами, так и самоощущениями индивида [3], [7], [8], [12]. И. С. Кон выделяет, например, следующие механизмы: усвоение оценок других людей, социальное сравнение и самоатрибуция [4].

Внешность, походка, мимика, пластика тела — вся совокупность экспрессивных характеристик наружности человека в разных социопсихологических измерениях несет специфические смысловые нагрузки. В акте социальной перцепции наружность воспринимаемого субъекта выступает для воспринимающего не только как объект восприятия, но и как объект оценивания. В акте интроспекции собственная наружность предстает перед индивидом в двух планах: как осознание своей «тождественности» [8] и как «социальный объект» [3], «я-для-другого» [1]. Наружность человека выступает для воспринимающего как некий знак, текст, несущий определенную информацию о свойствах воспринимаемого субъекта. Эта информация во многом определяет отношение воспринимающего к объекту восприятия [2], [9]. «Считывание» информации происходит в соответствии с установками, диспозициями, ценностными ориентациями субъекта восприятия, индивидуализированными в процессе развития символами, представлениями и образами, в которых культура воспринимает, оценивает, осмысливает и нормирует наружность и здоровье индивида и которые можно обозначить как телесный символизм (по аналогии с предложенным И.С. Коном [5] понятием возрастного символизма). Символы, представления и образы, лежащие в основе телесного символизма, противоречивы и не являются упорядоченной системой взглядов даже в рамках одной культуры. Многообразие и противоречивость телесного символизма обусловлены историческим путем развития каждого общества.

В современную эпоху происходит формирование новых символических

 

114

 

значений ожирения как символа нездоровья, обусловленное новейшими данными кардиологии и эндокринологии. Это подтверждают и психологические исследования [17]. Например, когда детям 10—12 лет предлагались изображения нормального ребенка, ребенка с ампутированным предплечьем, с искаженными чертами лица, страдающего ожирением, то почти все сочли наиболее привлекательным нормального ребенка, а наименее привлекательным — с ожирением. Такой же тип предпочтений был зафиксирован и у студентов [16]; при изучении привлекательности лиц различной конституции обнаружилось, что наиболее непривлекательным является эндоморфный тип [3].

Таким образом, лица с избыточной массой тела в современной культуре сталкиваются со вполне определенными оценками и отношениями окружающих. Но как они сами относятся к своей наружности? В обследовании приняли участие 130 женщин 26— 50 лет, страдающих алиментарно-конституциональной формой ожирения II—IV степени, а также 15 детей 8—12 лет с ожирением II—III степени. Были проанализированы жалобы больных, истории болезни, поведение больных в стационаре, результаты клинической беседы, проведенной по специально разработанной программе, для выявления образа физического «я», а также данные исследования уровня тревожности больных с помощью шкалы самооценки Спилбергера — Ханина [11].

У обследованных нами взрослых больных отношение к своей наружности и здоровью выражено неодинаково. Первая группа (44 чел.) включает в себя больных, которые чрезвычайно озабочены своей наружностью и в значительно меньшей степени состоянием здоровья. Проблемы наружности, изменения ее, питания занимают одно из ведущих мест в их жизни. Именно с ними они связывают все свои радости и огорчения, от их решения зависит ощущение ими полноты бытия и счастья. Все больные этой группы заболели ожирением до 16 лет. Среди условий, способствовавших формированию гипералиментации у них, можно выделить в основном факторы воспитания: гиперопека, национальные и культурные пищевые традиции в семье и др. Психическое состояние этих больных можно оценить как тревожно-депрессивное на невротическом уровне реагирования. Основным содержанием тревоги и депрессии были неудовлетворенность своей наружностью, нарушение общения с другими людьми, чувство отвергнутости, чувство вины перед собой за невозможность изменить свои пищевые стереотипы. Они старались реже бывать в общественных местах (в гостях, театрах, кино, на пляже), предпринимали многочисленные, в основном безуспешные, попытки снизить массу тела, значительно ограничивая себя в пище. У шести больных этой группы в прошлом отмечались суицидные тенденции. С детства они страдали от насмешек своих одноклассников и ощущали свою неспособность выполнить присущую их возрасту деятельность. Характерно высказывание 10-летнего сына больной, также страдавшего ожирением: «Хотелось бы быть худым. Я тогда бы быстро бегал, а то ребята говорят «побежали», а я всегда в конце». У больных этой группы, несмотря на значительные в ряде случаев социальные достижения, была выявлена крайне низкая степень самоуважения.

Ниже приведены некоторые характерные высказывания больных этой группы, дающие представление об образе физического «я» у них. В. И., 30 л., ожирение III ст.: «Надоело быть такой некрасивой. В зеркало почти не смотрю, пугаюсь. Женщина должна быть если не стройная, то хотя бы не такая, как я. Стесняюсь ездить в гости». Н.П., 24 г., ожирение II ст.: «Посторонние люди всегда замечают твою полноту. Не очень приятно их слушать. Обзывают. Мужу не нравится». Г.Я., 46 л., ожирение IV ст.: «Полнота — это страшное уродство». О.К., 29 л., ожирение III ст.: «Совсем некрасивая стала, толстая. Ужасно некрасиво, ничего не надеть. За троллейбусом стыдно бежать — все трясется».

 

115

 

Г.П., 25 л., ожирение III ст.: «Не хочется из дому выходить. Специально пошла на тяжелую работу. Вес как будто давит на меня тяжелым грузом».

Так как при клиническом обследовании больных в структуре психопатологического синдрома была выявлена тревога, мы попытались оценить ее выраженность и динамику до и после лечения. В первой группе больных были выявлены высокие значения личностной тревожности и низкие — реактивной тревожности при поступлении в клинику, соответственно, в конце курса лечения отмечалось повышение уровня реактивной и некоторое снижение личностной тревожности (см. табл.). Эти на первый взгляд парадоксальные результаты могут быть объяснены следующим образом. Высокий уровень личностной тревожности при поступлении в клинику является проявлением невротизирующей озабоченности своей наружностью, в то же время низкая реактивная тревожность связана с удовлетворением начинающимся лечением. Изменение наружности, наблюдающееся в конце лечения, объясняет тенденцию к снижению уровня личностной тревожности. Повышение же реактивной тревожности в этот период можно связать с невозможностью быстрой адаптации к новому состоянию и отчасти к недостаточностью снижения массы тела по сравнению с желаемым.

Вторая группа (58 чел.) включает больных, для которых проблема наружности, в отличие от первой группы, отходит на задний план. Для них ожирение в первую очередь связано с различными нарушениями органов и систем. Они предъявляют много обоснованных жалоб по поводу своего соматического состояния. Некоторая обеспокоенность своим внешним видом у них также имеет место, но проблема здоровья как бы заслоняет ее, и, если бы ожирение не приводило к изменению самочувствия, они не предпринимали бы никаких усилий по изменению своего пищевого поведения. Основными факторами, способствовавшими формированию гипералиментации в этой группе больных, были различные психические травмы [6]. Психическое состояние их можно оценить как тревожно-ипохондрическое на невротическом уровне реагирования. Основным содержанием тревоги было беспокойство за свое здоровье и различные невротические проблемы. «Моя внешность меня не очень интересует, кому надо я нравлюсь. Ожирение стало беспокоить меня в последние годы, когда ухудшилось самочувствие. Если бы не это, то я никогда не отказала бы себе в удовольствии вкусно поесть»,— говорит больная 42 л. с ожирением II cт.

 

Таблица

Средние показатели уровня реактивной и личностной тревожности обследованных больных до и после лечения

Примечание. * Различия значимы при p<0,001.

 

Исследование уровня тревожности (см. табл.) показало наличие у больных этой группы высокого уровня реактивной тревожности при поступлении в клинику, связанного с ее необычными условиями, отрывом от семьи, ожиданиями улучшения самочувствия. Достаточно высокий уровень личностной тревожности при поступлении, как и у больных первой группы, является следствием их психического состояния. Снижение уровня реактивной тревожности в конце курса лечения связано с адаптацией больных и улучшением их соматического состояния. Выявленная тенденция повышения

 

116

 

уровня личностной тревожности в конце лечения, возможно, является реакцией больных на изменение пищевого поведения и наружности, которые до поступления в клинику являлись своеобразной формой психологической защиты [6].

Третья группа (28 чел.) включает в себя больных, для которых проблемы наружности, здоровья, питания не являются личностными проблемами и не играют особой роли в их жизни. Поступление их в клинику было связано с желанием родственников и близких, обеспокоенных состоянием здоровья больных или неудовлетворенных их внешним видом. В этой группе были больные, страдающие ожирением как с детства, так и заболевшие во взрослом возрасте. Среди факторов, способствовавших формированию гипералиментации, были национальные и культурные пищевые традиции: культурные символы упитанности и хорошего аппетита как признаки здоровья; представления о большой массе тела и определенном пищевом поведении как признаки солидности, престижа, социального благополучия. Эмоциональных нарушений у больных этой группы выявлено не было.

Установки на лечение во всех трех группах различны. Больные первой группы борются за свою внешность, второй группы — за здоровье, тогда как больные третьей группы не видят в лечении смысла.

Как сказывается образ физического «я» страдающих ожирением родителей на формирование физического «я» их детей? Предварительные данные показывают отсутствие линейной связи между ними; физическое «я» детей зависит скорее от особенностей преломления образа физического «я» родителя в структуре семейных отношений. Так, девушка 19 лет с ожирением II ст., находившаяся на лечении по настоянию матери одновременно с ней, говорит: «С детства меня всегда окружали полные люди, я помню детство как обстановку любви и покоя. Я смотрю на маму и думаю: какая это красивая и здоровая женщина. Я всегда хотела быть похожей на нее». Мальчик 11 лет с ожирением III ст., растущий в семье, где отношение к нему матери с ожирением IV ст. характеризуется как порицающая гипоопека и ребенком больше занимается отец (ярко астенического телосложения), говорит: «Она скоро сама в дверь не пролезет и хочет, чтобы я был такой же».

Таким образом, чем в более раннем возрасте возникает ожирение, тем более целостен образ физического «я», каков бы он ни был по содержанию. Именно этим можно объяснить отмеченное нами повышение уровня реактивной тревожности после лечения у лиц, страдающих ожирением с детства, и описываемые рядом авторов [15] депрессивные реакции на снижение массы тела. Повышение уровня реактивной тревожности способствует возникновению искаженного восприятия своего тела [14]. Формируется порочный круг. Больному трудно остановиться в «погоне за худобой», что иногда приводит к формированию личностного типа «толстый худой» — никогда не удовлетворенного своей наружностью, объективно с нормальным телосложением, человека с самосознанием толстого [13].

Существует и обратный тип «худого толстого» — у больных с ожирением, развившимся во взрослом возрасте. Благодаря сложившемуся в предшествующей жизни целостному образу нормального или худого ожирение воспринимается как внешний формальный признак расстройства здоровья. Достаточно его сбросить, как неудачное платье, для того, чтобы снова почувствовать себя здоровым.

В заключение отметим, что образ физического «я» у больных ожирением зависит от соотношения возраста и начала заболевания, типа семейных отношений и преломленных в сознании семьи образцов телесного символизма; в частности, от типа семейных отношений зависит сензитивность к возрастно-половым стандартам оценки телесного облика здоровыми сверстниками.

 

1. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. 424 с.

 

117

 

2. Бодалев А. А. Восприятие и понимание человека человеком. М., 1982. 200 с.

3. Кон И. С. Открытие «Я». М., 1978. 367 с.

4. Кон И. С. Категория «Я» в психологии // Психол. журн. 1981. Т. 2. № 3. С. 25—38.

5. Кон И. С. Этнография детства. Историографический очерк // Этнография детства. Традиционные формы воспитания детей и подростков у народов Восточной и Юго-Восточной Азии. М., 1983. С. 9—50.

6. Креславский Е. С. Психосоциальные аспекты ожирения // Социально-гигиенические аспекты ожирения. Л., 1981. С. 31—38.

7. Лисина М. И., Силвестру А. И. Психология самопознания у дошкольников. Кишинев, 1983. 112 с.

8. Мерлин В. С. Проблемы экспериментальной психологии личности. Пермь, 1970. Т. 77. С. 103—156.

9. Панферов В. Н. О роли внешности в регуляции отношений // Человек и общество. Л., 1968. Вып. III. С. 235—240.

10. Столин В. В. Самосознание личности. М., 1983. 284 с.

11. Ханин Ю. Л. Краткое руководство к применению шкалы реактивной и личностной тревожности Ч. Д. Спилбергера. Л., 1976. 18 с.

12. Чеснокова И. И. Проблема самосознания в психологии М., 1977. 144 с.

13. Bruch H. The importance of overweight. N.Y., 1957.

14. Cappon D., Banks K. Distorted body perception in obesity // J. Nerv. Ment. Dis. 1968. V.146. N6. P. 465—467.

15. Grinker J., Heirsch J., Levin B. The affective responses of obese patients to weight reduction: A differentiation based on age of onset obesity // Psychosom. Med. 1973. V.35. N I. P. 57—63.

16. Matthews W., Westie С. A preferred method for obtaining rankings: Reactions to physical handicaps // Am. Sociol Rev. 1966. N 33. P. 851.

17. Richardson S. A., Hastorf A. H., Dornbusch S. M. Effects of physical disability on a child's description of himself // Child Devel. 1964. N 35. P. 893.

 

Поступила в редакцию 2.IV 1984 г.

 

НОВЫЕ КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА «ПЕДАГОГИКА»

(ноябрь, 1986 г.)

 

Дуранов М. Е. Атеистическое воспитание школьников: Вопросы теории и практики 128 с. 62 000 экз. 50 к.

Кабалевский Д. Б. Педагогические размышления: Избранные статьи и доклады. 192 с. (Труды д. чл. и чл.-кор. АПН СССР). 50 000 экз. 1 р.

Кантеров И. Я. Клерикализм — идеология духовного насилия. 192 с: ил. (Империализм: события, факты, документы). 53 000 экз. 50 к.

Лисина М. И. Проблемы онтогенеза общения. 144 с. 11 000 экз. 55 к.

Литература по педагогическим наукам и народному образованию. Вып. 4 (141). 1985 г.: Текущий библиогр. указ. / Гос. науч. пед. б-ка им. К. Д. Ушинского АПН СССР. 112 с. И 000 экз. 45 к.

Производительный труд школьников / Под ред. В.А. Полякова. 120 с. (Б-ка учителя и воспитателя). 75 000 экз. 25 к.