Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

140

 

ВЛИЯНИЕ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ РАЗЛИЧИЙ

НА ПРОЦЕСС РЕШЕНИЯ ПРОБЛЕМ

 

И.А. ВАСИЛЬЕВ, Ю. КУЛЬ

 

В отечественной психологической литературе последних лет мышление рассматривается как сложная деятельность человека, связанная с мотивационно-потребностной сферой личности. Так, в работах А.В. Брушлинского и его сотрудников выделяется «личностный аспект мышления» и рассматривается вопрос о познавательной мотивации [6]. Систематически изучается проблематика познавательных потребностей в трудах А. М. Матюшкина и его сотрудников [4]. В цикле работ, проводимых под руководством О.К. Тихомирова, осуществляется деятельностный подход к исследованию мышления: изучается эмоциональная регуляция, процесс целеобразования и влияние различной мотивации на процесс мышления [7]. Вместе с тем выделяется и аспект влияния индивидуально-психологических характеристик на процесс мыслительной деятельности [7].

Учет индивидуально-психологических характеристик человека при решении мыслительных задач имеет как теоретическое, так и явно выраженное практическое значение. Индивидуальные психологические особенности оказывают существенное влияние там, где растет сложность и неопределенность ситуации, в которой выполняется мыслительная деятельность, возникают конфликты разного типа (при приближении к реальным жизненным ситуациям).

Основная цель данной работы состоит в том, чтобы исследовать влияние некоторых индивидуально-психологических характеристик на процесс мыслительной деятельности, которые были выделены на основе анализа ряда зарубежных работ в области теории мотивации ([9], [10]) и концепции контроля за действием [12].

В структуре мыслительной деятельности для анализа мы рассматриваем один аспект — аспект планирования действий, исходя из того положения, что для решения более сложных проблем испытуемым потребуется формирование более сложных планов. Сложность планов определяется через число иерархических уровней целей и подцелей, которые содержит план [5]. Решение сложной проблемы требует формирования общей цели и выделения все более конкретных подцелей, ведущих к реализации общей цели [1]. Общая цель и реализующие ее конкретные цели образуют целевую структуру. С этой точки зрения более сложный план характеризуется формированием целевых структур. В более же простых планах преобладают изолированные конкретные цели, не организованные в целевые структуры.

Самое общее наше предположение состоит в том, что индивидуально-психологические различия в мотивации достижения, во включенности в задачу, а также в параметрах контроля за действием будут влиять на сложность планов, формируемых испытуемым для решения мыслительных проблем.

Приводим отдельные индивидуально-психологические характеристики, используемые в данной работе. Первая из них — мотивация достижения. В структуре мотивации достижения принято различать мотив стремления к успеху (My) и мотив избегания неудачи (Мн) как два наиболее общих мотива [3]. Эти типы мотивов можно рассматривать как индивидуальные различия испытуемых по мотиву достижения. В многочисленных исследованиях в области мотивации достижения на материале решения анаграмм и арифметических задач было показано влияние мотива достижения на эффективность выполнения деятельности [10]. Однако в то же время было показано, что соотношение между мотивом достижения и эффективностью выполнения деятельности является сложным и

 

141

 

неоднозначным [12]. Эти данные говорят о том, что уже при решении довольно простых задач не удается выявить определенных зависимостей между мотивационными переменными и эффективностью выполнения деятельности и, следовательно, здесь помимо фактора мотивации достижения действуют дополнительные переменные, влияющие на эффективность выполнения деятельности. Еще более сложным должно быть соотношение между типом мотива достижения и эффективностью решения сложных мыслительных проблем.

В теории мотивации достижения основными факторами, определяющими выбор цели, являются ожидание и ценность некоторого предполагаемого результата действия и его последствий [9]. Такой механизм лежит в основе выбора конкретных целей при решении относительно простых задач, в которых не требуется мысленного преобразования исходной ситуации для достижения цели. При решении сложных проблем субъект стоит перед необходимостью формирования целевых структур, состоящих из иерархии общих и конкретных целей. В теории мотивации достижения не содержится принципов, позволяющих объяснить механизм формирования целевых структур.

Итак, для того чтобы содержательно обсуждать вопрос о влиянии индивидуально-психологических различий на деятельность по решению сложных проблем, нельзя ограничиться лишь рассмотрением влияния индивидуальных различий в мотивации достижения, а необходимо привлечь и другие индивидуально-психологические различия.

Люди существенно отличаются друг от друга по степени включенности в деятельность, которую они выполняют. Некоторые люди отличаются тем, что глубоко включаются в деятельность, забывая все вокруг себя и оставаясь занятыми только ею в течение длительного времени. Другие же не слишком глубоко погружены в деятельность, в этом случае она глубоко их не затрагивает.

В зарубежной литературе выделяется такая индивидуально-психологическая характеристика субъекта, как степень включенности в задачу (task-involvement) [12].

Предполагается, что большая включенность в задачу связана с преобладанием у субъекта внутренней мотивации над внешней. Включенность в задачу связана также с эмоцией интереса, которая рассматривается как первичная [2]. При этом надо отметить, что мотив достижения связан с качественно иной эмоцией, а именно мотив достижения успеха определяется как способность переживать гордость при выполнении деятельности [10].

Итак, степень включенности в задачу является качественно иной индивидуально-психологической характеристикой субъекта по сравнению с индивидуальными различиями по мотиву достижения. Высокая включенность связана с внутренней мотивацией и наличием эмоции интереса. Мы выделяем включенность в задачу как вторую индивидуально-психологическую характеристику, влияющую на сложность планов.

В последние годы за рубежом интенсивно разрабатывается концепция контроля за действием [12]. В основе ее лежит тот факт, что люди значительно различаются между собой по тому, в какой мере они воплощают свои намерения в реальные действия. Н. Ах называл коэффициентом полезного действия воли соответствие между тем, что человек намеревается сделать, и тем, что он фактически делает. Под контролем за действием понимается гипотетический процесс, который опосредует связь намерения и его выполнения [12]. Для перехода от намерения к действию субъект должен адекватно отражать (1) желаемое будущее состояние, (2) изменяемое настоящее состояние, (3) преодолеваемое различие между настоящим (ist) и будущим (soll) состояниями и (4) действие, с помощью которого должно быть уменьшено различие между этими состояниями. Полное и адекватное выполнение намерения действия происходит только тогда, когда все четыре компонента процесса контроля за действием находятся в оптимальном соотношении. Если это соотношение нарушается, то выполнение намерения затрудняется.

Контроль за действием выражается в двух крайних тенденциях: ориентирование на действие, когда все четыре рассмотренные выше компонента оптимально соотнесены между собой и действия субъекта направлены на изменение наличного состояния в направлении будущего состояния; эта тенденция способствует формированию действий, требующих сложного планирования; ориентирование на состояние (Lageorientierung), когда нарушено соотношение между этими компонентами и в деятельности преобладает пассивность и отсутствие намерения изменить наличное состояние; такая тенденция связана с рутинными и с внешне контролируемыми деятельностями. При ориентации на действие возникают специфические эмоции, способствующие действию, например уверенность. При ориентации же на состояние возникают эмоции, блокирующие действия, например неуверенность, чувство беспомощности. Между этими крайними тенденциями существуют плавные переходы. Индивидуальные различия в контроле за действием рассматриваются нами как третья индивидуально-психологическая характеристика, влияющая на сложность планов при решении проблем.

В данной работе изучалось также влияние ситуативного фактора предшествующего неуспеха на эффективность решения проблемы. При решении сложных проблем испытуемые сталкиваются с рядом неудач при попытках достижения цели старыми способами. Эффективность выполнения деятельности на более поздних стадиях процесса будет находиться под влиянием неудач, возникших на ранних стадиях процесса решения проблемы. Снижение эффективности выполнения при повторяющихся неудачах объясняется, в частности, тем, что активизируется процесс ориентации на состояние, при котором внимание субъекта направлено преимущественно на субъективные и объективные состояния, созданные прошлыми неуспехами. Даже при высокой мотивации решить проблему субъект оказывается неспособным эффективно контролировать выполнение намерения. В случае, если

 

142

 

субъект по характеристике контроля за действием ориентирован на состояние, предшествующие неуспехи должны оказывать на него большее влияние и сильнее сказываться на эффективности выполняемой деятельности, чем у субъекта, ориентированного на действие.

Первая гипотеза предполагает, что испытуемые с преобладанием мотива стремления к успеху (My) используют при решении проблем более сложные планы, чем испытуемые с преобладанием мотива избегания неудачи (Мн). Это первая гипотеза нашего исследования.

Большая степень включенности в задачу, связанная с внутренней мотивацией и возникновением эмоции интереса, должна также влиять на формирование и использование испытуемыми более сложных планов и на эффективность их выполнения. Уменьшение включенности в задачу ведет к снижению контроля субъекта над процессом решения, т.е. к снижению способности игнорировать не относящиеся к процессу решения сведения и альтернативы действий, что должно привести к снижению сложности формируемых планов. Вторая гипотеза состоит, следовательно, в том, что у субъектов с низкой включенностью в задачу (Вн) по сравнению с субъектами с высокой включенностью в задачу (Вв) уменьшается способность генерировать сложные планы и снижается эффективность решения проблем.

Третья гипотеза заключается в том, что у испытуемых, ориентированных на состояние (Ос) при условии предшествующих неуспехов, будет возникать снижение сложности планов и уменьшение эффективности выполнения деятельности по сравнению с испытуемыми, ориентированными на действие (Од).

 

МЕТОДИКА

 

Испытуемые. 36 студентов I курса Рурского университета, г. Бохум, ФРГ (15 мужчин и 21 женщина).

Процедура. Все испытуемые участвовали в трех сериях эксперимента, проведенных за две недели. Первые две серии были проведены в группах по 9—12 испытуемых. В первой серии испытуемым предъявлялись для заполнения два опросника: шкала мотивации достижения [8] и шкала контроля действия [11]. Затем испытуемые были разделены на две группы по медиане одной из подшкал шкалы контроля действия. Эта подшкала была составлена для оценки степени ориентации на действие или на состояние после неуспешного события. Примером пункта этой подшкалы является следующий: «Кто-то оскорбил меня». Двумя альтернативами являются: «Я долго думаю, почему этот человек так поступил в отношении меня» (ответ, ориентированный на состояние) и «Я думаю о подходящем ответе» (ответ, ориентированный на действие). Внутри групп, ориентированных на состояние и на действие, испытуемые были случайно распределены на две группы: одну группу неуспеха, в которой испытуемые получали обратные сообщения о неуспехе в тренировочной задаче, и одну контрольную, испытуемые которой не работали над тренировочной задачей.

Во второй серии испытуемые обучались игре в калáх, которая использовалась как тестовая проблема. После объяснения испытуемым правил игры им была дана возможность играть около часа. Для уменьшения средней продолжительности одной игры мы использовали ее адаптированный вариант. В игре принимают участие два игрока, сидящие за столом лицом друг к другу. Перед каждым игроком находятся три игровые чашки, в каждой из которых три шарика (рис. 1). Каждый игрок имеет одну «счетную чашку» (калах), которая расположена справа от игровых чашек по отношению к игроку. В ходе игры шарики перемещаются в направлении, противоположном часовой стрелке. Цель игры — собрать как можно больше шариков в свой калах. Игра начинается так, что один из игроков берет все шарики из своей первой чашки и кладет один шарик во вторую, один шарик в третью чашку и один шарик в свой калах. Если в первой чашке больше, чем три шарика (это может быть уже в игре), то игрок продолжает класть шарики в чашки противника (по одному шарику в чашку), до тех пор пока все шарики не будут распределены.

Если в чашке у игрока достаточно шариков, чтобы достичь калах противника, то игрок перепрыгивает через него и продолжает распределение шариков в свои чашки. Если последний шарик игрока попадает в его собственный калах, то он получает возможность повторного хода, т.е. может распределить шарики из другой чашки. Если последний шарик игрока попадет в его пустую чашку, а противоположная чашка противника содержит, по крайней мере, один шарик, то игрок берет свой шарик плюс шарики противника и кладет их в свой калах.

Игра заканчивается тогда, когда все игровые чашки одного из игроков оказываются пустыми и когда противник не может положить шарик ни в одну из этих пустых чашек. Победитель (т. е. игрок, имеющий большее число шариков в калахе) может добавить все оставшиеся в чашках шарики к себе в калах. После часовой игры испытуемых просили не играть в нее (дома), до тех пор пока они не пройдут третью серию эксперимента.

 

 

Экспериментальная серия. Каждый испытуемый участвовал в третьей серии индивидуально. Все испытуемые вначале знакомились с задачей

 

143

 

на формирование понятия [13]. Экспериментальный материал этой задачи состоит из 10 карточек, каждая из которых содержит по два стимульных изображения, составленных из четырех признаков, выбранных по одному из четырех параметров, т.е. формы (буква А или Т), размера (маленькая или большая), цвета (черная или белая) и рамки (круг или квадрат). Чтобы решить эту задачу, испытуемые должны определить, какой признак выбрал экспериментатор (например, маленькая буква). Испытуемого просят указать на правое или левое изображение на каждой карточке, и он получает обратную информацию о том, находится или нет правильный признак в этом изображении.

Перед началом решения данной задачи испытуемых во всех группах просили оценить ожидание успеха («Сколько задач из 10 вы предполагаете решить правильно?») и их актуальную мотивацию («Насколько вам хочется решать эти задачи?»). В группе неуспеха экспериментатор отвечал на 10 догадок испытуемых 5 раз «правильно» и 5 раз «неправильно» в соответствии с заранее составленной последовательностью, не считаясь с тем, какой признак был задуман. В конце каждой серии из 10 угадываний, когда испытуемый называл признак, экспериментатор говорил: «Это неправильный ответ». После четырех задач (каждая из 10 предъявлений карточек) испытуемого еще раз просили оценить его ожидание успеха и мотивацию.

Испытуемые контрольной группы не выполняли задачу на формирование понятия. Им объясняли эту задачу, просили посмотреть на 10 карточек и оценить ожидание успеха и мотивацию. Остальная часть эксперимента была одинакова для обеих групп.

Далее испытуемые переходили ко второму экспериментатору, который проводил следующую серию эксперимента с использованием игры в калах. Испытуемым напоминали правила игры и просили сыграть три игры против компьютера, который находится в соседней комнате. Экспериментатор говорил испытуемым, что взаимодействие с компьютером будет осуществлять ассистент и передавать действия компьютера через переговорное устройство испытуемому, так как прямое взаимодействие с компьютером было бы слишком сложным для большинства испытуемых. В действительности ассистент экспериментатора не взаимодействовал с компьютером, а определял ходы по дереву решения, которое включало фактически все возможные в игре ходы. Ассистент всегда выбирал ход, максимизировавший число альтернатив решения, которые испытуемый имел на следующем ходу.

Экспериментатор говорил также, что одна из целей эксперимента состоит в том, чтобы развить способности, необходимые для игры. Испытуемого просили сообщать экспериментатору обоснование для того или иного решения, чтобы дать возможность экспериментатору предостеречь испытуемого от грубых ошибок в. игре с компьютером. Обоснования испытуемых записывались на магнитофон для последующего контент-анализа. После того как испытуемый называл очередной ход, экспериментатор просил его оценить вероятность того, что он выиграет партию на основе этого хода (от 0 до 100 %).

После трех игр испытуемого просили ответить на вопросы, (из опросника) относящиеся к мыслям, возникшим у него во время игры в калах. Этот опросник был разработан как дополнение к опроснику, оценивающему индивидуальные различия во включенности в задачу, и в противоположность последнему направлен на оценку степени включенности в актуальную задачу, т.е. в игру в калах.

Зависимые переменные. Подсчитывались различные индексы ответов испытуемых. Во-первых, число решений, которые испытуемый принимал в каждой игре. Во-вторых, индекс уровня выполнения деятельности как результат деления числа шариков, которые испытуемый имел в своем калахе, на число шариков в калахе противника к концу каждой игры. В качестве другого индекса выполнения деятельности мы подсчитывали на основе дерева решения объективную вероятность выигрыша, связанную с каждым из решений испытуемого. Эти вероятности были усреднены относительно всех решений, принятых испытуемым в игре.

Третий индекс показывает число рекурсивных комбинаций, выполненных испытуемым в ходе игры. Этот индекс основан на числе повторных ходов, которые испытуемый мог делать без перерыва, если последний шарик попадал в его собственный калах. Это как раз тот аспект игры, который требует сложного планирования, так как рекурсивные комбинации могут быть выполнены только на основе нескольких подготовительных действий.

Три индекса, полученные из речевых протоколов испытуемых, оценивали некоторые аспекты познавательных действий испытуемого, выполненных им в течение процесса решения проблемы. В протоколах были выделены четыре содержания целей по следующим критериям: 1) общие цели (например: «Я хочу выполнить рекурсивную комбинацию»), которые могли быть достигнуты только при осуществлении нескольких конкретных подцелей; 2) конкретные подцели, которые понимаются как инструментальные для достижения отдаленной (общей) цели, 3) конкретные изолированные цели, не имеющие отношения к более общей цели, и 4) совсем нет цели (т.е. испытуемый не давал никакого обоснования для своего решения).

Для каждой игры эти четыре вида целей были суммированы по отдельности с учетом всех решений, принятых испытуемым. В результате этой процедуры было получено четыре индекса на каждую игру: 1) число общих целей; 2) число конкретных целей, являющихся инструментальными для достижения более общей цели; 3) число конкретных изолированных целей, не имеющих отношения к более общей цели, и 4) число решений без специально выделенной цели.

 

РЕЗУЛЬТАТЫ

 

Интеркорреляции между тремя индивидуально-психологическими переменными, включенными в это исследование, были довольно низкими. Внутренняя включенность в задачу незначимо связана с ориентацией на действие, следующей

 

144

 

за отрицательным событием (r=0,19), или с результирующим мотивом достижения (r=0,27). Значимая, хотя и умеренная, корреляция была найдена между мотивом достижения и ориентацией на действие, следующей за отрицательным событием (r=0,42, р<0,05)

Тип мотива. Для каждой зависимой переменной был проведен вариационный анализ по схеме 2×2×3 (экспериментальное условие × тип мотива × пробы). Гипотеза о связи мотивации стремления к успеху с более сложным планированием проверялась на основе анализа данных протоколов. Испытуемые с My (т. е. находящиеся над медианой различий между стремлением к успеху и избеганием неудачи) принимали значительно меньше решений без сообщения цели (т.е. 0,97 «бесцельных» решений на игру), чем испытуемые с Мн (1,35 «бесцельных» решений на игру (F (1,32)=6,34, р<0,05). Среднее число конкретных целей, являющихся инструментальными для достижения общей цели, было выше для испытуемых с My (0,98), чем для испытуемых с Мн (0,53), хотя это различие только достигло границы значимости, (F(l,32) = 3,67, р<0,07).

Более тщательный анализ данных показал, что два главных влияния типа мотива основаны на различиях, имевшихся в 1-й игре (проба 1), т.е. F(1,28) =5,68, р<0,05 для числа «бесцельных» решений и F(1,28) =6,60, р<0,05 для числа конкретных целей, являющихся инструментальными для общей цели. Между испытуемыми с My и испытуемыми с Мн не было найдено значимых различий в отношении сложности целей в данных 2-й и 3-й игр (пробы 2 и 3).

Анализ баллов по эффективности выполнения деятельности обнаружил взаимодействие между пробами и типом мотива, которое достигло граничной значимости (F(2,64) =3,03, р<0,06). Этот эффект основан на том факте, что испытуемые с Мн улучшили свое выполнение деятельности от 1-й к 3-й игре (t (16) =2,19, р<0,05), в то время как испытуемые с My имели тенденцию к ухудшению выполнения деятельности от 1-й к 3-й игре (t (16) = 1,78, р<0,10) (рис. 2). Это справедливо как для контрольной, так и для экспериментальной группы, в которой предварительно был смоделирован неуспех.

Не было найдено значимых эффектов в отношении субъективной вероятности выигрыша в калах. Среднее число игр, которое испытуемый ожидал выиграть (если бы игралось 10 игр), составляло 3,42. Этот результат согласуется с предположением, что субъективная вероятность успеха находилась внутри области, которая является максимально мотивирующей для испытуемых с My и минимально мотивирующей для испытуемых с Мн (т.е. 0,3≤Ру≤0,5).

Включенность в задачу. Для каждой зависимой переменной был проведен вариационный анализ 2×2×3 (экспериментальные условия × степень включенности в задачу × пробы), для того чтобы рассмотреть влияние индивидуальных различий во включенности в задачу на деятельность по решению проблемы Значимая зависимость между пробами и включенностью в задачу была найдена по индексу, показывающему число конкретных целей (на игру), не связанных с выполнением более общей цели (конкретные изолированные цели) (F(2,64)=4,15, p<0,05). Это влияние основывается на том факте, что испытуемые с высокой включенностью в задачу (Вв, брали по опроснику выше медианы) показали существенное уменьшение числа изолированных целей от 1-й к 3-й игре (t (18) =3,03, р<0,01). В то же время подобного уменьшения не было найдено в группе испытуемых, имеющих низкий балл по включенности в задачу (Вн) (t (16) = -0,92).

 

Таблица 1

 

Зависимость сложности целей и вероятности успеха от ситуативной переменной и переменной, включенной в задачу

 

Зависимые переменные

Ситуационная переменная

Контроль

Неуспех

Включенность в задачу

высокая

низкая

высокая

низкая

Число «бесцельных» решений

0,70

1,41

1,23

1,25

(0,35)

(0,49)

(0,32)

(0,50)

Число «инструментальных» подцелей

1,41

0,33

0,60

0,75

(0,70)

(0,58)

(0,56)

(0,58)

Число общих целей

0,30

0,11

0,20

0,08

(0,20)

(0,24)

(0,28)

(0,15)

Средняя объективная вероятность успеха, в %

36,4

26,6

28,9

31,8

(9,59)

(4,37)

(6,59)

(10,38)

Средняя субъективная вероятность успеха, в %

44,2

26,8

32,6

38,1

(7,77)

(19,55)

(17,79)

(19,75)

Число испытуемых

9

9

10

8

 

Значимое взаимодействие между степенью

 

145

 

включенности в задачу и экспериментальным условием было найдено для трех индексов сложности планов действия, а именно для 1) числа «бесцельных» решений, (F(1,32) =6,68, р<0,05); 2) числа конкретных целей, являющихся инструментальными для достижения общей цели (F(1,32) =9,05, р<0,01) и 3) числа общих целей (F(1,32) = 4,12, р<0,05). Как видно из табл. 1, эти связи основаны на том факте, что в контрольном условии (без неуспеха) испытуемые с Вв делали меньше «бесцельных» решений (t (16) = 3,5; р<0,005) и имели большее число инструментальных подцелей (t (16)=3,6, p<0,005) и большее число общих целей (t (16)=l,8, р<0,05), чем испытуемые с Вн. Таких различий не было обнаружено в экспериментальной группе с предшествующим неуспехом.

Подобные же эффекты взаимодействия между степенью включенности в задачу и экспериментальным условием были найдены для параметров средней объективной вероятности (F(1,32) = 5,68, р<0,05) и средней субъективной вероятности успеха (F(1,32) =4,24, р<0,05) (средняя вероятность по всем решениям, сделанным в игре). Эти эффекты связаны с тем, что испытуемые с Вв имеют более высокую субъективную вероятность успеха (t (16) =2,8, р<0,01) и более высокую объективную вероятность успеха (t (16)=2,5, p<0,05), чем испытуемые с Вн в контрольном условии (без неуспеха). Подобных различий не было обнаружено при условии предшествующего неуспеха (табл. 1).

Вариационный анализ 2×2×3 при более тщательном рассмотрении выявил значимое влияние фактора включенности в задачу на число рекурсивных комбинаций, выполненных в 3-й игре. Испытуемые с Вв имели большее число рекурсивных комбинаций (3,11), чем испытуемые с Вн (1,24) (F(l,32) = 5,67, p<0,05). Сравнение между группами испытуемых с Вв и с Вн внутри экспериментальных условий показывает, что этот эффект был сильнее в контрольной группе, чем в экспериментальной (4,0 рекурсивных комбинаций для испытуемых с Вв и 1,11 для испытуемых с Вн, t (16)=2,69, p<0,01). Внутри группы с предшествующим неуспехом различие между испытуемыми с Вв и с Вн (соответственно 2,3; 1,4) было незначимо (t (16) = 0,77).

Дальнейший анализ показателей (1) актуальной мотивации, (2) общего ожидания успеха, (3) каузальной атрибуции и (4) степени включенности в ходе игры в калах обнаружил несколько главных эффектов фактора включенности в задачу (табл. 2). По сравнению с испытуемыми с Вн испытуемые, располагающиеся над медианой шкалы включенности в задачу, показали большее желание играть в калах (F(l,32) = 10,6, р<0,01), большее ожидание успеха в отношении задачи на формирование понятия (F( 1,32) = 3,64, р<0,07), более высокое приписывание в качестве причины результата собственного усилия (F(l,32)=8,96, p<0,01) и трудности задачи (F(l,32)=4,95, р<0,05) и более низкое приписывание в качестве причины случайности (F(l,32) = 10,81, p<0,01). Кроме того, испытуемые с Вв имели более высокие оценки по тем пунктам постэкспериментального опросника, которые выявляли 1) степень, в которой «я был погружен в игру» (F(1,32) =9,11, р<0,01), и 2) степень, в которой «у меня не было мыслей, не относящихся к игре» (F(l,32) = = 4,19, р<0,05, табл. 2).

 

Таблица 2

 

Средние баллы и стандартные отклонения (в скобках) по шкалам постэкспериментального опросника испытуемых с низкими или высокими баллами по шкале включенности в задачу (медианное распределение)

 

Зависимые переменные

Число пунктов шкалы

Включенность в задачу

Значимость

низкая

высокая

Желание играть в баллах

6

3,24(1,15)

4,35(0,96)

р<0,01

Вероятность успеха в задаче на формирование понятия

11

0,50(0,16)

0,72(0,21)

р<0,01

Вероятность выигрыша в игре калах

11

0,29(0,15)

0,38(0,17)

р<0,07

Приписывание в качестве причины результата собственного усилия

5

1,53(1,0)

2,48(0,84)

р<0,01

Приписывание в качестве причины трудности задачи

5

2,06(1,03)

2,74(0,73)

р<0,05

Приписывание в качестве причины случайности

5

2,53(1,13)

1,42(0,77)

р<0,01

Погруженность в игру

5

2,12(1,11)

3,16(0,70)

р<0,01

Нет мыслей, не связанных с игрой

5

1,94(1,30)

2,68(0,89)

р<0,06

 

Ориентация на действие или на состояние. Для выявления влияния индивидуальных различий в ориентации на действие (Од) или на состояние (Ос) при условии предшествующего неуспеха на все зависимые переменные был проведен дополнительный вариационный анализ 2×2×3 (экспериментальное условие × ориентации

 

 

146

 

действия × пробы). Испытуемые были разделены на две группы — ориентированных на действие и ориентированных на состояние — в соответствии с их баллами по шкале, измеряющей соответствующую ориентацию (медианное распределение). Значимые взаимодействия между линейным компонентом фактора проб, экспериментальным условием и ориентацией действия были найдены по общему отношению эффективности выполнения деятельности — отношение между количеством шариков в калахе испытуемого и в калахе противника к концу игры (F(1,32) =5,94, р<0,05) и по показателю средней объективной вероятности успеха по всем решениям, сделанным в игре (F(l,32)=6,98, p<0,05).

Как видно из табл. 3, эти эффекты обусловлены фактом взаимодействия между экспериментальным условием и ориентацией на действие в третьей попытке (F(1,32) = 5,57, р<0,05 для общего показателя выполнения и F(l,32) = 3,79, р<0,06 для показателя объективной вероятности) .В то же время не было найдено значимых различий между четырьмя группами по показателям 1-й и 2-й игр.

Попарные сравнения выявили, что испытуемые с Од имели значительно более низкие показатели выполнения деятельности в 3-й игре в ситуации предшествующего неуспеха, чем в контрольных условиях (t (16) =3,88, р<0,001 для общего показателя выполнения и t (16) = 2,03, р<0,05 для показателя объективной вероятности). В то же время испытуемые с Ос имели тенденцию к более высокому показателю в 3-й игре в ситуации предшествующего неуспеха, чем в контрольной ситуации (t (16) = 1,37, р<0,10 для общего показателя выполнения и t (16)= 1,35, р<0,10 для показателя объективной вероятности).

Кроме этих данных были получены еще три значимых влияния фактора ориентации на действие — состояние. В сравнении с испытуемыми Ос испытуемые Од имели более высокие оценки по двум пунктам постэкспериментального опросника: 1) по пункту, показывающему количество различных стратегий, генерируемых в ходе игры (F(1,32)=5,96, p<0,05), и 2) по пункту, показывающему степень, в которой испытуемый был способен игнорировать мысли, не соответствующие задаче (F(1,32) = 6,37, p<0,05). Испытуемые с Од принимали значительно меньше решений без обоснования (т.е. «бесцельных» решений) в ходе 1-й игры, чем это делали испытуемые с Ос (F(1,32) =6,75, р<0,05).

 

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

 

Низкая интеркорреляция между индивидуально-психологическими характеристиками свидетельствует о том, что в данной работе исследовалось влияние различных независимых переменных на процесс решения проблем.

Результаты данного эксперимента подтверждают первую гипотезу о том, что сложность планов действий, разрабатываемых для решения проблем, является функцией типа мотивации достижения. Испытуемые с мотивом стремления к успеху (My) формировали больше подцелей, являющихся инструментальными для достижения общей цели, и принимали меньше «бесцельных» решений, чем испытуемые с мотивом избегания неудачи (Мн). Это свидетельствует о том, что испытуемые с My формировали более сложные планы, чем испытуемые с Мн, причем это справедливо как для контрольной, так и для экспериментальной группы испытуемых, т.е. предшествующий неуспех не влиял на данную- зависимость.

 

Таблица 3

 

Средние показатели эффективности выполнения деятельности (в %) и средняя объективная вероятность выигрыша для трех игр в калах как функция ситуационной переменной и ориентации на действие или состояние

 

Показатель эффективности выполнения деятельности в трех пробах

Ситуационная переменная

Контроль

Неуспех

Ориентация

Состояние

Действие

Состояние

Действие

1

2

3

82,6(22,9)

82,0(29,0)

78,4(38,1)

85,9(29,0)

79,1(69,6)

92,1(36,6)

78,0(25,4)

77,6(16,4)

106,6(48,5)

105,4(32,3)

77,3(24,3)

66,7(15,3)

Объективная вероятность выигрыша в трех пробах

 

 

 

 

1

2

3

0,26(0,12)

0,32(0,21)

0,32(0,18)

0,29(0,09)

0,30(0,16)

0,40(0,20)

0,25(0,10)

0,27(0,08)

0,44(0,21)

0,32(0,16)

0,26(0,10)

0,26(0,05)

 

Результаты эксперимента показывают также, что вторая индивидуально-психологическая характеристика, а именно степень включенности

 

147

 

в задачу, существенно влияет на сложность планов действия. Испытуемые с высокой включенностью в задачу (Вв) принимали меньше «бесцельных» решений, формировали меньше изолированных целей, не имеющих отношения к достижению общих целей, и больше инструментальных подцелей, направленных на достижение общих целей, чем испытуемые с низкой включенностью в задачу (Вн).

Итак, результаты данного эксперимента подтверждают вторую гипотезу относительно снижения способности испытуемых с низкой включенностью в задачу к продуцированию сложных планов. При этом обнаруживается интересный факт взаимодействия влияния фактора включенности в задачу с ситуативным фактором. Дело в том, что различия в сложности планов между двумя группами испытуемых с разной степенью включенности в задачу были обнаружены только в контрольных условиях, т.е. без влияния предварительного неуспеха (см. табл. 1).

Эти данные говорят о том, что в нейтральных условиях испытуемые с высокой включенностью в задачу имеют явное преимущество перед испытуемыми с низкой включенностью в сложности формируемых планов, а также в ожидании успеха и в эффективности выполнения деятельности по параметру объективной вероятности успеха. Под влиянием предшествующего неуспеха происходит избирательное снижение сложности планов у испытуемых с высокой включенностью в задачу и они теряют преимущество в этом отношении

Испытуемые с высокой включенностью в задачу характеризуются также тем, что они проявили большее желание играть в калах, большее ожидание успеха. Они приписывали свои результаты в игре в большей степени своим усилиям и в меньшей степени случайности, т.е. проявили внутреннюю локализацию причин результатов своей деятельности. Они показали также большую «углубленность в игру» и «отсутствие мыслей, не относящихся к игре» (см. табл. 2). Все это дает нам основание предполагать, что у испытуемых с высокой включенностью в задачу в ходе эксперимента актуализировалась преимущественно внутренняя познавательная мотивация.

Результаты эксперимента не выявили значимого влияния индивидуальных различий в контроле действия на сложность формируемых планов. Третья гипотеза не подтвердилась. Можно предположить, что параметр контроля действия влияет скорее на удержание сформированной цели и на ее реализацию, чем собственно на формирование цели. В связи с этим индивидуальные различия в контроле действия должны оказать влияние на эффективность выполнения деятельности. Было обнаружено снижение эффективности выполнения деятельности у испытуемых, В ориентируемых на действие (Од) при условии предшествующего неуспеха по сравнению с контрольным условием, и увеличение эффективности  выполнения деятельности у испытуемых, ориентированных на состояние (Ос) при условии предшествующего неуспеха (см. табл. 3). Этот результат противоречит полученным ранее данным (12),  показавшим уменьшение эффективности выполнения деятельности у испытуемых с Ос при условии предшествующего неуспеха и не обнаружившим такого эффекта испытуемых с Од.

Отчасти эти результаты объясняются тем, что данный эксперимент отличается в одном важном отношении от проведенных ранее: мы просили испытуемых думать вслух, т.е. точно формулировать свои цели. Эта процедура могла помочь Ос испытуемым обеспечить лучший сознательный контроль в мыслительном процессе и предотвратить влияние иррелевантных мыслей на процесс решения. Для испытуемых с Од, у которых нет затруднений в выполнении действий, процедура проговаривания вслух могла, напротив, затруднить выполнение действий вследствие чрезмерного сознательного контроля.

Результаты эксперимента показали также, что соотношение между сложностью формируемых испытуемым планов и эффективностью выполнения деятельности не является простым и однозначным Испытуемые с мотивом стремления к успеху (My), имевшие более сложные планы, чем испытуемые с мотивом избегания неудачи (Мн), обнаружили уменьшение в эффективности выполнения деятельности от 1-й к 3-й игре в обоих экспериментальных условиях, в то время как испытуемые с Мн обнаружили увеличение эффективности выполнения деятельности в 3-й игре (см. рис. 2).

 

 

 

Рис. 2. Эффективность выполнения деятельности в трех последовательных играх в калах как функция типа мотива достижения (стремление к успеху или избегание неудачи)

 

Учитывая тот факт, что значимые различия в сложности планов были выявлены у испытуемых с My и с Мн только в 1-й игре и не проявились во 2-й и 3-й играх, можно предположить, что большая эффективность деятельности у испытуемых с My в 1-й игре обусловлена как формированием более сложных планов, так и актуализацией более высокой мотивации в этой игре. В последующих играх сложность планов у испытуемых с My снижается, вместе с тем происходит и уменьшение мотивации, что обусловливает снижение эффективности выполнения деятельности

 

148

 

у этих испытуемых. Есть данные, свидетельствующие о том, что испытуемые с My теряют интерес к игре, после того как сыграют в нее дважды и познакомятся с ней [14]. Увеличение эффективности выполнения деятельности у испытуемых с Мн можно объяснить тем, что при сравнительно простых планах у этих испытуемых происходит повышение мотивации в 3-й игре вследствие возникновения в предыдущей деятельности ряда локальных успехов. Выявленная динамика эффективности деятельности испытуемых от пробы к пробе отражает индивидуальные различия испытуемых с My и с Мн.

В целом анализ экспериментальных данных показывает, что влияние на сложность планов оказывают индивидуальные различия в области мотивации. При этом по-разному проявилось влияние двух независимых мотивационных факторов — типа мотивации достижения и степени включенности в задачу. Есть основание предполагать, что включенность в задачу связана с внутренней познавательной мотивацией. Полученные результаты с очевидностью подтверждают также положение о единстве и взаимодействии мотивационных и познавательных факторов в процессе решения проблем. По нашему мнению, в дальнейших исследованиях по решению проблем должно уделяться больше внимания роли мотивации в детерминации процесса мыслительной деятельности.

 

1. Бибрих Р. Р. Экспериментальное исследование видов целеобразования. — Вестник МГУ. Серия 14. Психология. 1978. № 4. С. 50—57.

2. Изард К. Эмоции человека. — М., 1980. С. 163—209.

3. Магомед-Эминов М. Ш. Трехфакторная модель когнитивной структуры мотивации достижения. — Вестник МГУ. Серия 14. Психология. 1984. № 1. С. 57—59.

4. Матюшкин. А. М. Основные направления исследований мышления и творчества.— Психол. журн. 1984. Т. 5. № 1. С. 9—17.

5. Миллер Д., Галантер Ю., Прибрам К. Планы и структура поведения. — М., 1965. С. 5—237.

6. Мышление: процесс, деятельность, общение / Под ред. А. В. Брушлинского. — М., 1982. С. 57—59.

7. Тихомиров О. К. Психология мышления. — М., 1984. С. 3—261.

8. Gjestne Т., Nugard R. Achievement-related motives: Theoretical considerations and construction of a measuring instrument. Unpublished manuscript. University of Oslo, 1970.

9. Heckhausen H. Achievement motivation and its constructs: A cognitive model. — Motivation and emotion. 1977. 1.

10. Heckhausen H. Motivation und Handeln. Heidelberg: Springer, 1980.

11. Kuhl I. Die Handlungskontrollskala: Handlungs- vs. Lageorientirung. Unpublished questionnaire. Ruhr—University, Bochum, West Germany, 1979.

12. Kuhl J. Action- vs. state-orientation as a mediator between motivation and action. — In: M. von Cranach (ed.). Cognitive and motivational aspects of action. Amsterdam: North-Holland-Publishing Co., 1982.

13. Levine M. Hypothesis theory and nonlearning despite ideal S-R reinforcement contingencies. — Psychol. Rev. 1971. 78.

14. Nygard R. Personality, situation, and persistence. Oslo: Universitetsforlaget, 1977.

 

Поступила в редакцию 16.I 1984 г.