Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

87

 

ТЕМАТИЧЕСКИЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ

 

ПРОБЛЕМА ПОЛИМОТИВАЦИИ ПОВЕДЕНИЯ

 

И.В. ИМЕДАДЗЕ

 

Постановка и решение проблемы полимотивации человеческой деятельности зависит главным образом от того, как будет понят мотив и характер его связи с ней1. Многие ведущие отечественные психологи (А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубинштейн, Д.Н. Узнадзе и др.) полагают, что мотив является центральным, системообразующим фактором деятельности. В их исследованиях, порой имплицитно, содержится принцип, который можно назвать принципом соответствия мотива и деятельности.

Он означает, что 1) поскольку мотив представляет собой системообразующий фактор деятельности, то каждому мотиву должна соответствовать своя деятельность и наоборот. Д.Н. Узнадзе по этому поводу пишет так: «...нет одного и того же поведения, которое могло бы иметь различные мотивы. Было бы правильнее говорить, что есть столько же поведений, сколько мотивов, дающих им смысл и значение» [26; 403]. Таким образом в этом принципе содержится формула: один мотив — одна деятельность. 2) Мотив именует деятельность, семантизирует ее и благодаря этому выступает критерием выделения различных, особых типов и форм поведения. 3) Мотив всегда находится во внутренней, органической связи с деятельностью, определяя тем самым ее содержательную характеристику. Если под мотивом понимать потребность или предмет потребности, возникает целый ряд теоретических трудностей: Причем в данном контексте не имеет значения, берется ли в качестве мотива сама потребность или ее предмет, ибо психологический анализ потребности неминуемо приводит к рассмотрению ее предмета.

Предметно-потребностное понимание мотива по необходимости приводит нас к поиску соответствия или даже совпадения предмета потребности и предмета, на который направлена деятельность, т. е. цели [20], [21], [24]. Между тем очевидно, что во многих специфически человеческих формах деятельности цель и предмет потребности не совпадают хотя бы потому, что цель, выступая как задача, включает в себя значительно более обширное ситуационное содержание, чем только предмет. Для иной цели попросту невозможно найти адекватный ей предмет в потребности. При этом приходится чрезмерно конкретизировать потребности, что приводит к недопустимому размельчанию их предметного содержания. Часто происходит и так, что цель (предмет) деятельности, является лишь промежуточным этапом на пути к предмету потребности. Но от этого активность вовсе не теряет статус деятельности.

Согласно существующему положению о внутренней связи потребности и деятельности каждой деятельности соответствует

 

88

 

свой единственная внутренняя потребность или ее предмет, который и конституирует деятельность. Тогда все другие потребности придется считать внешними по отношению к ней, т.е. потребностями других деятельностей. При предметно-потребностной трактовке мотива требование того, чтобы у каждой деятельности был свой мотив, оборачивается поиском специфической, внутренней потребности для каждой деятельности, а это приводит к неадекватному истолкованию того, что делает человек. Например, будучи особой формой деятельности, труд должен иметь свою потребность. Но ею может, быть только потребность в самом труде, т.е. потребность в непосредственном процессе или результате труда. Но, как известно, труд станет потребностью для всех лишь в коммунистическом обществе. И получается, что современный человек может добросовестно трудиться всю жизнь, так ни разу и не осуществив трудовой деятельности. Неправомерность подобной интерпретации была выявлена некоторыми исследователями [2], [17].

При отождествлении потребности и мотива становится невозможным реализовать положение «один мотив — одна деятельность», поскольку всем хорошо известно, что одну деятельность, как правило, побуждает несколько потребностей. Но если именно потребность и есть системообразующий фактор деятельности, т.е. мотив, то каждой потребности будет соответствовать своя деятельность и, следовательно, придется принципиально отказаться от представления об одной деятельности, которую побуждают несколько потребностей, что решительно не соответствует действительности.

Для того чтобы мотив и в самом деле выступил системообразующим фактором поведения, т.е. стал не только тем, что побуждает деятельность, но и тем, что ее направляет и организует, стал основой принятия решения, необходимо отказаться от предметно-потребностной трактовки мотива.

В процессе подготовки деятельности человек учитывает и оценивает множество потребностей. Но реальная основа конкретной деятельности, то, ради чего человек в самом деле решает действовать и действует, должна состоять из оценочно-смыслового отношения человека и к своим потребностям, и к ситуации их реализации. Следовательно, в мотиве, если его понимать как основание поведения со стороны субъекта, должно учитываться все содержание деятельности: как эмоционально-волитивное, так и когнитивно-ситуационное.

Мы говорим пока о том, каким должен быть мотив; однако важнее знать, чем он является на самом деле, какая психологическая реальность обозначается этим понятием. Требования к этой реальности таковы, что она должна объединять в себе как единое целое явления эмоционально-потребностного и интеллектуально-когнитивного порядка. Еще Вундт понимал мотив как соединение представлений и чувств, первые из которых объявляются основанием, а вторые — побудительной причиной поведения [11]. Причем приоритет отдается последним, а это очень важно, поскольку потребностное начало поведения, несомненно, является стержневым фактором мотивационной сферы. Даже когнитивный элемент мотива, рациональная оценка ситуации деятельности производится субъектом через призму потребностей. Значимость ситуации, отраженная в мотиве, определяется номенклатурой и силой потребностей, составляющих ядро мотивационного образования. Примерно так же понимал мотив и Д.Н. Узнадзе: как сложное психическое образование, возникающее в результате многоэтапного процесса мотивации [26]. По существу, схожее явление имел в виду и Л.С. Выготский, когда писал о существовании динамической смысловой системы, представляющей собой единство аффективных и интеллектуальных процессов [12]. Из более близких к нам по времени разработок можно сослаться на представления относительно феноменов, в которых слияние аффекта и интеллекта порождает качественно новое функциональное образование, не сводимое ни к потребности, ни к сознанию [8], на исследования о так называемых значащих переживаниях [7], на исследования, посвященные изучению смысловых образований [6], [9], [10], и, наконец, на современные зарубежные исследования так называемых аттитюдов, которые многими авторами

 

89

 

понимаются как феномены, представляющие собой некое единство трех компонентов: эмоционального, волитивного и интеллектуального [29].

Следовательно, содержание такой сложной системы, как деятельность, не может быть адекватно раскрыто лишь анализом предметного содержания одной потребности. Человек учитывает ситуацию, наличие объективных и субъективных возможностей, наличие или отсутствие противоположных потребностей и потребностей, действующих в одном стратегическом направлении с основной потребностью. Далее он оправдывает, санкционирует поведение. Это происходит на основании той значимости (ценности, смысла), которую имеет для субъекта данное поведение и которая переживается как субъективное основание для решения действовать так, а не иначе. Понимаемый таким образом мотив и может выполнить ту роль, которая, согласно Д.Н. Узнадзе, заключается в том, что «мотив заменяет одно поведение другим, менее приемлемое более приемлемым, и этим путем создает возможность определенной деятельности» [26; 403]. Иными словами, выполнить роль системообразующего фактора деятельности.

Переходя к проблеме полимотивации, следует заметить, что, хотя утверждения о полимотивированности деятельности встречаются очень часто, они, как правило, имеют декларативный характер. Более последовательно и определенно по проблеме полимотивации высказался А.Н. Леонтьев.

А.Н. Леонтьев отталкивается от общеизвестного факта, что сложные формы человеческой деятельности, как правило, побуждаются несколькими потребностями. Это логически приводит его к положению о полимотивированности определенных видов деятельности. Но как соотносятся эти мотивы между собой и с деятельностью? В работах А.Н. Леонтьева можно найти два возможных варианта взаимодействия мотивов одной и той же деятельности. В первом случае деятельность основывается на нескольких широких, обобщенных и значимых мотивах и, следовательно, имеет многосторонний смысл. Таковой является, например, учебная деятельность, отвечающая одновременно как познавательным, так и социальным мотивам. «В этом случае мотивы учения будут двоякими; двояким для учащегося будет и смысл учения» [19; 372]. Для описания второго варианта полимотивации А.Н. Леонтьев вводит различение между так называемыми мотивами-стимулами и смыслообразующими мотивами. Последние осуществляют в деятельности функции побуждения, направления и смыслообразования, первым же отводится только роль функции побуждения и направления деятельности. В результате допускается существование такого типа полимотивации, при котором один мотив является смыслообразующим, остальные же, сосуществуя с ним, играют роль лишь дополнительной стимуляции данной деятельности [19], [20].

Следует заметить, что первый вариант полимотивации несет в себе признаки отхода от принципа соответствия мотива и деятельности, поскольку основополагающим для теории является положение о том, что каждый смыслообразующий мотив организует самостоятельную деятельность. Следовательно, если вернуться к примеру с учебной деятельностью, построенной на двух смыслообразующих мотивах, то надо будет говорить либо о том, что в этом случае субъект осуществляет два отдельных вида деятельности [24], либо о том, что учение выступает одновременно и как самостоятельная деятельность, имеющая внутреннюю, т. е. познавательную мотивацию, и как действие, включенное в другую, в данном случае социальную, деятельность [25].

Что касается второго варианта полимотивации, то он, как нам кажется, ставит перед теорией вопрос о мотивационном статусе мотивов-стимулов. Ведь если строго придерживаться содержания понятия мотива и принципа соответствия мотива и деятельности, обнаруживающего характер его связи с деятельностью, правомерно будет поставить вопрос о том, является ли мотив-стимул настоящим мотивом. В самом деле, если особенности мотивов-стимулов таковы, что они не в состоянии организовать отдельную деятельность, то они не мотивы вовсе. Следовательно, возникает альтернатива: либо мотивы-стимулы действительно являются

 

90

 

тем, в чем конкретизируется особая потребность, что побуждает и направляет и тем самым организует отдельные случаи деятельности. Но тогда мы будем иметь столько же деятельностей, сколько обнаружится мотивов-стимулов, и полимотивация одной деятельности окажется невозможной; либо мотивы-стимулы теряют статус системообразующего фактора деятельности и относятся к числу побочных факторов, всего лишь стимулирующих деятельность, и, стало быть, перестают быть мотивами в том смысле, который постулирован в теории деятельности. Однако в таком случае деятельность будет мотивирована только одним настоящим мотивом, и ее надо будет квалифицировать как мономотивированную.

Причина отмеченных трудностей, по-видимому, заложена все в той же предметно-потребностной трактовке мотива, о чем уже говорилось выше. Не останавливаясь более на рассмотрении других взглядов на полимотивацию, ниже мы попытаемся обосновать определенную точку зрения на эту проблему, отталкиваясь от того понимания мотива, которое вкратце было изложено выше. Нам представляется, что такая интерпретация мотива позволяет яснее осмыслить проблему полимотивации в целом и соотношение потребности и мотива в деятельности. Одной деятельности при этом, действительно, будет соответствовать один специфический мотив, поскольку последний есть субъективная ценность именно данной, конкретной деятельности. Но это не означает, что одна деятельность не может побуждаться несколькими потребностями. Напротив, потребности, как правило, сосуществуют в рамках одной деятельности, устанавливая различные взаимосвязи друг с другом и создавая многообразие сочетаний. Входя в состав одного поведения, они тем самым создают единый мотив, служа одной интегральной цели. Теоретически тут можно предвидеть множество комбинаций в зависимости от номенклатурного состава потребностей, их количества, конфигурации взаимосвязей, силы каждой из них, валентности, топологии их направленности и т.д. По-видимому, все сложные и специфически человеческие формы поведения имеют сложный потребностный состав, со своеобразными взаимосвязями потребностей, в рамках единого вектора «мотив—цель» [22].

Вкратце остановимся лишь на некоторых случаях взаимодействия потребностей. Часто бывает так, что актуализация одной потребности порождает другую потребность, после чего они действуют одновременно в рамках одного поведения. Это происходит в силу того, что в ситуации поведения, инициируемого одной потребностью, содержатся моменты, стимулирующие возникновение другой потребности. Чаще всего это связано со средствами удовлетворения исходной потребности. Но, будучи для нее средством, они вместе с тем выступают в качестве специфического предмета самостоятельных потребностей. Самостоятельные потребности действуют параллельно, входя в состав единого мотива конкретной деятельности. Имея четко дифференцированную предметную направленность, они совместно побуждают определенные виды поведения.

Так, у культурного человека имеется не только потребность в пище, но и потребность, связанная со способом ее принятия, со всеми аксессуарами, средствами и ритуалами, которые в данной культурной среде принято считать нормами, регулирующими процесс принятия пищи. Такая потребность формируется в процессе воспитания, во многом определяя протекание и субъективную ценность (мотив) соответствующего поведения. В нормальных, привычных условиях она удовлетворяется как бы сама собой и даже не переживается четко как отдельный, особый момент поведения. Но то, что она тем не менее постоянно действует, становится сразу заметным, как только в ситуации данного поведения возникают моменты, депривирующие эту потребность. Тогда она без промедления выходит в сферу предметного сознания как фактор, настоятельно требующий от субъекта принятия мер для своего удовлетворения и, следовательно, видоизменения соответствующего поведения.

Существует немало потребностей; природа которых такова, что их удовлетворение по необходимости протекает на фоне действия других потребностей.

 

91

 

Так, например потребность в успехе удовлетворяется через достижение успеха в различных видах деятельности [31]. Для своего удовлетворения она не организует специальной деятельности, поскольку направлена на качество, полноценность самого поведения. Поэтому она, как правило, сосуществует с другими потребностями, внося свой вклад в формирование субъективной ценности определенного поведения. Такую же природу проявляют и некоторые другие потребности, как, например, потребность, которую называют то потребностью быть самоценным [27], то потребностью самоутверждения [14], то потребностью самоактуализации [30]. Но суть не в названии, а в том, что они являются как бы «сквозными» и не существуют помимо трудовой, познавательной, эстетико-художественной, общественно-политической и других видов деятельности» [14; 33]. Такой «открытый» характер, по всей видимости, имеют и многие другие типично человеческие потребности, вследствие чего они реализуются в совершенно различных деятельностях человека, накладываясь на действия других его потребностей. Достаточно часто происходит сцепление с другими потребностями и познавательных потребностей, возникающих ситуативно в процессе осуществления человеком различных практических видов поведения [23]. Однако особенно распространенный случай совместного побуждения деятельности несколькими потребностями представляет собой взаимодействие в рамках одного поведения так называемых функциональных и субстанциональных потребностей2. Это и не удивительно, поскольку каждая более или менее развернутая деятельность, осуществляясь посредством активной «работы» различных психологических и физиологических функций, включает в свою мотивационную основу, наряду с другими, также и потребности, связанные с самим процессом, функционированием [4]. Подобное положение вещей характерно для таких форм деятельности, как труд, учение, художественное творчество и т.д. [21], [26], [28].

В качестве деятельностей, имеющих принципиально, полипотребностную природу, можно рассматривать и такие коллективные виды поведения, которые вместе с другими задачами подразумевают также удовлетворение актуальной потребности в общении. К разряду деятельностей со сложным потребностным составом относятся также и многие виды поведения, связанные с развлечением, досугом, различными увлечениями и т. д. [13]. Например, если собирание грибов или спортивную охоту рассматривать как особый вид деятельности, то их придется квалифицировать как принципиально полипотребностные, ибо они как деятельности предполагают удовлетворение нескольких потребностей (тут и функционально-двигательная потребность, и потребность в общении с природой, и потребность, связанная с ценностью добываемого продукта, и др.). Подобные виды поведения имеют сложный потребностный состав в рамках, целостной мотивационной структуры, каждый элемент которой необходим, для того, чтобы данные формы деятельности имели собственное лицо. Моментом, объединяющим в единообразном поведении эти различные потребности, предстает мотив как субъективная ценность деятельности, отражающая интегрированное действие всех потребностей. Без такого понятия говорить о единой деятельности будет невозможно.

В свете сказанного вопрос о взаимодействии потребностей в рамках единого

 

92

 

мотива выдвигается на передний план. Это логически приводит нас к рассмотрению динамического аспекта проблемы полимотивации. Здесь же следует заметить, что увязывание мотива с принятием решения вовсе не означает того, будто единственная функция мотива заключается во внутреннем обосновании решения и что в дальнейшем, в процессе реализации решения, осуществления деятельности процесс мотивации прекращается, а мотив более не изменяется. В психике вообще нет и не может быть феноменов застывших, абсолютно неизменных во временной развертке. Тем более это касается мотива, понимаемого как переживание субъективной ценности поведения, взятого в целом — в его ситуационных и потребностных компонентах. Мотив, разумеется, действует на всем протяжении деятельности, определяя как ее начальный этап (принятие решения), так и регуляцию дальнейшего ее протекания, вплоть до завершения. Субъективная ценность поведения, как уже было сказано, включает в себя оценочное отношение субъекта к ситуации и к потребностям. Строго говоря, нельзя говорить об абсолютно повторяющихся деятельностях, осуществляемых одним и тем же субъектом в разное время, поскольку и субъект и ситуация постоянно изменяются [18]. Поэтому невозможно говорить и об абсолютно повторяющихся мотивах. Но субъективная ценность поведения (мотив) меняется и в самом процессе деятельности. И опять-таки это вызвано изменениями в ситуации и в потребностях. Последний аспект проблемы особенно важен для нашего анализа, поэтому остановимся на нем подробнее. Как уже говорилось, многие формы поведения человека имеют сложный, полипотребностный состав. Образуя единый мотив, потребности объединяются в сложные ансамбли, совместно побуждая деятельность. Взаимодействие потребности внутри одной деятельности представляет собой сложнейший вопрос, крайне плохо изученный экспериментально. Однако все же можно кое-что сказать о динамике потребностных систем. Так, описывая протекание музыкально-перцептивной деятельности, Л.И. Анцыферова указывает на целую систему духовных потребностей, побуждающих этот вид деятельности. Но главное, как подчеркивает автор, заключается в том, что «на разных этапах музыкально-перцептивной деятельности меняется организация побуждений, в действие вступают новые потребности» [3; 12]. В процессе деятельности ее потребностная основа может обогащаться, но возможно и обратное — система потребностей обедняется, теряя некоторые из своих составляющих. Например, в побуждении таких форм поведения, как учение, труд и т.д., как правило, совместно участвуют функциональные и субстанциональные потребности. Но в ходе деятельности функциональные потребности постоянно насыщаются и могут полностью удовлетвориться. В результате функционирование в том же направлении уже не только не удовлетворяет соответствующую потребность, но становится делом тяжелым, полностью лишенным процессуальной привлекательности. Разумеется, и в таком случае, если это необходимо, человек продолжает заниматься учебной, трудовой и т.д. деятельностью, стремясь к изначально поставленной цели. Однако как же изменяется субъективная окраска, ценность этого поведения! Потеряв такое важное подспорье, как функциональные потребности, система остальных потребностей продолжает побуждать деятельность, давая тем самым субъекту возможность завершить ее3. Но субъективное отношение к ней резко меняется. Это в свою очередь отражается на продуктивности, устойчивости, гибкости и прочих характеристиках деятельности.

Однако изменения в потребностном составе конкретной деятельности не исчерпываются только количественными трансформациями. Нередко система потребностей перестраивается, не изменяясь при этом количественно. В этом случае меняется конфигурация, сравнительная сила и значение компонентов

 

93

 

этой системы. Поэтому часто некоторые потребности из ведущих, стержневых переходят как бы на периферию системы, превращаясь во второстепенные или вовсе в фоновые, и наоборот. Мы еще очень мало знаем обо всех этих изменениях и пертурбациях. Эту проблему необходимо интенсивно разрабатывать, рассматривая мотивацию «как динамический процесс последовательной смены в разных фазах деятельности разных потребностей, связанных в единое целое ценностным отношением личности к предмету деятельности» [3; 12]. Нам представляется, что эта формулировка Л.И. Анцыферовой очень созвучна с тем пониманием мотива и его связи с потребностями, которое предложено в данном исследовании.

Однако, в строгом смысле слова, с полимотивацией мы имеем дело только тогда, когда одновременно действуют несколько мотивов, в состав каждого из которых могут входить множество потребностей. В таком случае, употребляя термин Д.Н. Узнадзе, в рамках одного физического поведения, т.е. объективно выполняемой человеком последовательности действий и операций, реально, психологически осуществляются несколько деятельностей, каждой из которых соответствует свой мотив.

Тут также имеется теоретическая возможность классифицировать различные варианты и типы полимотивации в зависимости от того, какая часть физического поведения мотивируется несколькими мотивами.

1. Одно физическое поведение полностью мотивируется несколькими мотивами, и, следовательно, в нем полностью укладываются несколько деятельностей.

2. Физическое поведение полимотивировано не полностью, а лишь в большей своей части. В этом случае все обслуживающие действия реализуют несколько мотивов, а конечные, завершающие, т.е. непосредственно выводящие на цель деятельности действия имеют мономотивированный характер, так как они в принципе не могут служить еще и другим целям и мотивам.

3. Один мотив полностью реализуется внутри определенной активности, а для завершения другой, протекающей в этом же поведенческом пространстве деятельности, необходимо осуществить еще целый ряд других поведенческих актов. Тогда данная активность одновременно выступает и как завершенная, самостоятельная форма деятельности, имеющая свой мотив, и как действие, включенное в другой вид деятельности, разумеется также имеющий свою мотивационную основу.

4. В процессе протекания какой-либо деятельности у субъекта появляется возможность реализовать также и другой мотив. Подобное может случиться или вследствие того, что в основном поведении наступает период временного и относительного бездействия, или потому, что мотив основного поведения может быть реализован ограниченным числом психофизических функций, в результате чего часть функций как бы высвобождается и включается в процесс реализации другого мотива. Таким образом, физическое поведение распадается на две или более параллельно протекающие деятельности и, следовательно, становится полимотивированным.

Для дальнейшей разработки проблемы полимотивации, важной для общей теории поведения и мотивации, необходимо располагать большим эмпирическим материалом о взаимодействии различных мотивов и деятельностей.

 

1. Алхазишвили А. А. Специфика человеческих потребностей и функциональная тенденция организма.— В кн.: Проблемы формирования социогенных потребностей. Тбилиси, 1981. С. 8—12.

2. Анциферова Л. И. Принцип связи сознания и деятельности и методология психологии.— В кн.: Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1969. С. 57— 117.

3. Анцыферова Л. И. О динамическом подходе к психологическому изучению личности. — Психологический журнал. 1981. Т. 2. С. 8—18.

4. Асеев В. Г. Мотивация поведения и формирование личности.— М., 1976.— 156 с.

5. Асмолов А. Г. Основные принципы психологического анализа в теории деятельности.— Вопросы психологии. 1982. № 2. С. 14—27.

6. Асмолов А. Г., Братусь Б. С., Зейгарник Б. В., Петровский В. А., Суботский Е. В., Хараш А. У., Цветова Л. С. О некоторых перспективах исследования смысловых образований личности.— Вопросы психологии. 1979. № 4. С. 35—45.

7. Бассин Ф. В. О развитии взглядов на предмет психологии.— Вопросы психологии. 1971. № 4. С. 101 — 113.

 

94

 

8. Божович Л. И. Проблема развития мотивационной сферы ребенка.— В кн.: Изучение мотивации поведения детей и подростков. М., 1972. С. 7—44.

9. Братусь Б. С. Общепсихологическая теория деятельности и проблема единиц анализа личности.— В кн.: А. Н. Леонтьев и современная психология. М., 1983. С. 212—219.

10. Вилюнас В. К. Теория деятельности, и проблемы мотивации.— В кн.: А.Н. Леонтьев и современная психология. М., 1983. С. 191 — 200.

11. Вундт В. Очерк психологии.— М., 1897.— 388 с.

12. Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. Т.2.— М., 1982.—502 с.

13. Дементьева И. Ф. Условия возникновения и развития рекреационной потребности.— В кн.: Проблемы формирования социогенных потребностей. Тбилиси, 1981. С. 276—279.

14. Джидарьян И. А. Эстетическая потребность.— М., 1976.— 190 с.

15. Имедадзе И. В. Полимотивация и принцип соответствия мотива и деятельности — В кн.: Проблема формирования социогенных потребностей. Тбилиси, 1981. С. 31—39.

16. Имедадзе И. В. Потребность и установка.— Психологический журнал. 1984. Т. 5. № 3. С. 35—45.

17. Цветной М. С. Человеческая деятельность: сущность, структура, типы.— Саратов, 1974.

18. Кикнадзе Д. А. Система факторов действия и развития личности.— Тбилиси, 1982.— 226 с.

19. Леонтьев А. Н. Потребности и мотивы деятельности.— В кн.: Психология. М., 1962. С. 362—383.

20. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики.— М., 1972.— 574 с.

21. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность.— М., 1975.— 304 с.

22. Ломов Б. Ф. К проблеме деятельности в психологии.— Психологический журнал. 1981. Т. 2. № 5. С. 3—22.

23. Матюшкин А. М. К проблеме порождения ситуативных познавательных потребностей.— В кн.: Психологические исследования интеллектуальной деятельности. М., 1979. С. 29— 34.

24. Сосновский Б. А. Мотивация и смыслообразование как психологические факторы формирования творческой личности студента-заочника.— В кн.: Психолого-педагогические факторы профессиональной подготовки учителя в условиях заочного обучения. М., 1979. С. 82— 94.

25. Талызина Н. Ф. Один из путей развития советской психологии учения.— Вопросы психологии. 1978. № 1. С. 16—27.

26. Узнадзе Д. Н. Психологические исследования.— М., 1966.— 450 с.

27. Чхартишвили Ш. Н. Социальная психология воспитания.— Тбилиси, 1974.— 266 с.

28. Чхартишвили Ш. Н. Мотивационные формы учения.— Скола да Пховреба. 1975. № 12. С. 7—17.

29. Krech D., Crutchefield R., Ballachey E. Individual in society: A textbook of social psychology.— N.Y., 1962.

30. Maslow A. H. Toward a psychology of being.— N.Y., 1968.— 240 p.

31. McClelland D. C., Atkinson J. W., Clark R. A., Lowell E. L. The achievement motive.— N.Y., 1953.—384 p.

 

Поступила в редакцию 24.II 1984 г.



1 В данной работе термины «деятельность» и «поведение» будут употребляться как синонимы. Этот, казалось бы, чисто терминологический вопрос для грузинского психолога представляется принципиальным. Дело в том, что в грузинском языке отсутствует слово, прямо соответствующее русскому слову «деятельность». Д.Н. Узнадзе и все грузинские психологи говорят только о поведении. Между тем в термин «деятельность» порой вкладывается не всегда однозначное, а порой и весьма специфичное значение (особенно в теории деятельности). Мы считаем, что содержания понятий «поведение» (Узнадзе) и «деятельность» (Леонтьев и др.), в сущности, покрывают друг друга. Но такая трактовка не является общепринятой в школе Д.Н. Узнадзе. Поэтому нам необходимо хоть как-то определиться в этом вопросе. Иначе было бы непонятно хотя бы то, на каком основании несколько ниже цитируется Д.Н. Узнадзе, который недвусмысленно говорит о соответствии мотива и поведения, а не деятельности.

2 Существование функциональных потребностей иногда оспаривается на том основании, что они, дескать, беспредметны, а потребностей, не имеющих своего предмета, быть не может. Никто не спорит о том, что предметная направленность является наиболее существенной характеристикой потребности. Особенно яркое обоснование это положение нашло в теории деятельности. Но все зависит от того, как понимать категорию предмета. В связи с этим необходимо вспомнить, что как сам А.Н. Леонтьев, так и его последователи предостерегают от «вещественной» трактовки предмета, понимая его максимально широко — как то, на что вообще может быть направлена деятельность [20], [5]. В этом широком смысле функциональные потребности также являются предметными, поскольку и они отражают недостаток в чем-то, в данном случае в самой активности, функционировании. «Следовательно, именно функционирование и выступает в качестве специфического предмета данного вида потребности» [16; 35]. Именно поэтому, кстати, Д.Н. Узнадзе противопоставлял друг другу не функциональные и предметные потребности, как это делает И.А. Джидарьян, а потребности функциональные и субстанциональные, имея в виду качественное различие их предметов [26].

3 Бывает и так, что насыщение функциональной или любой другой потребности так объединяет, «повреждает» всю потребностную основу деятельности, что ее субъективная ценность коренным образом изменяется, в результате чего человек может отказаться от продолжения данной деятельности, решив переключиться на другое поведение, имеющее теперь для него большую субъективную ценность, т.е. начать реализацию другого мотива.