Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

147

 

КОРОТКО О КНИГАХ

 

ПСИХОЛОГИЯ СТУДЕНТА

 

Gráс J. Psycholόgia vyspkoškolského študenta. — Bratislava: Osveta, 1981. —173 s.

 

В книге чехословацкого психолога Яна Граца анализируются результаты эмпирических исследований, проведенных в группах студентов высших учебных заведений Словакии. При этом автор пытается придерживаться принципа целостного рассмотрения личности студента.

В первой главе рассматриваются факторы, влияющие на выбор учебного направления, специализации. Большое внимание уделяется способностям. Значительный интерес представляют результаты сопоставительного анализа оценочных структур профессиональной ориентации у школьников и студентов.

Во второй главе анализируются условия жизнедеятельности студентов, сопоставляются жизненные потребности студентов и возможности их удовлетворения. Установлено, что из всех факторов студенческой жизни молодых людей в меньшей мере беспокоят материально-финансовые условия, доминирующее значение имеют взаимоотношения с товарищами.

О взаимоотношениях в учебных группах речь идет в следующей главе. Здесь анализируются дружеские и любовные отношения, взаимоотношения студентов в общежитиях, а также взаимоотношения студентов с преподавателями. Выявлено, что отношения студентов к преподавателям строятся главным образом на личных качествах преподавателей, меньший удельный вес имеют дидактические приемы работы.

Четвертая глава посвящена психологическим факторам, определяющим учебные успехи или неудачи. Анализируется феномен уверенности студентов в себе и его объективные и субъективные основания, дается психологическая характеристика экзаменов и условий их эффективности.

В специальной главе рассматриваются вопросы психогигиены самостоятельной учебной работы студентов. Анализируются методика и техника рационализации процесса учения с точки зрения соотношения слухового и зрительного восприятия.

Завершает книгу глава, в которой анализируются объективные и субъективные причины нехватки времени у студентов.

 

В. Н. Куликов

Иваново

 

148

 

МОЗГ И СОЗНАНИЕ. СОВЕТСКИЕ НЕЙРОФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

 

Mecacci L. Cervello e storia. Ricerche sovietiche

di neurofisiologia e psicologia. Roma: Editori

Riuniti, 1977. Английский перевод: N. Y.:

Brunner & Mazel, 1981.

 

Начатые гениальными работами И. М. Сеченова русские, а позднее советские исследования в различных разделах физиологии (прежде всего физиологии высшей нервной деятельности), психофизики, нейропсихологии и общей психологии за отдельными исключениями не получили большой известности среди западноевропейских и североамериканских психологов.

Тем более приятно констатировать появление сначала на итальянском, а теперь на английском языке обстоятельной монографии профессора института психологии Национального научно-исследовательского центра в Риме Лучиано Мекачи. Наряду с такими учеными, как Серена Веджетти, он относится к числу самых авторитетных специалистов в области советских психологических исследований в Италии. В своей новой книге Л. Мекачи попытался дать очерк развития научной психологии от И. М. Сеченова до А. Р. Лурии (Александр Романович написал предисловие к этой книге).

Условно содержание книги можно было бы разделить на три части. В первых главах рассматриваются преимущественно физиологические исследования И. М. Сеченова, В. М. Бехтерева, И. П. Павлова и представителей школы последнего. Затем автор подробно останавливается на обосновании советскими психологами марксистского положения о социально-историческом происхождении сознания. В качестве синтеза обоих направлений научной мысли в последних главах книги обсуждаются нейропсихологичесдие исследования. Следует отметить, что при этом Л. Мекачи тщательно иллюстрирует отдельные теоретические положения советских авторов результатами конкретных эмпирических работ. Так, тезис о регулирующей роли лобных долей мозга в поведении обсуждается на примере исследования А. Р. Лурии, Б. А. Карпова и А. Л. Ярбуса (см.: Вопросы психологии, 1965, № 3, с. 45— 54). Разумеется, многое при реализации столь сложного проекта могло бы быть сделано иначе. Большее внимание, в частности, следовало бы уделить исследованиям Н. А. Бернштейна, взгляды которого оказывают сейчас заметное влияние на некоторые направления зарубежной психологии (ср., например, работы последователей Дж. Дж. Гибсона). Но даже в тех местах текста, где автор высказывает свои Индивидуальные мнения и оценки, он не выходит за рамки научной объективности. Монография заканчивается обширной библиографией (около 20 страниц), а также толковым словарем основных терминов русской психологической лексики.

В целом книга Л. Мекачи дает солидную ориентировку для более углубленного изучения советской психологии. Как пример одной из возможных попыток концептуальной реконструкции определенного исторического периода развития нашей науки она может представлять интерес и для советского читателя.

 

Б. М. Величковский

Москва

А. Метро

Базель, Швейцария

 

ЯЗЫК МЫСЛИ

 

Fodor J. A. The language of thought. —

Hassocks, Suss.: The Harvester Press, 1981 (1975,

1978). — X+214 p.

 

Рецензируемая книга, первое издание которой вышло в свет в 1975 г., относится к числу наиболее известных и влиятельных публикаций в англо-американской психологической литературе последнего десятилетия. Ее автор — профессор Массачусетского технологического института Дж. Фодор — стал одним из главных идеологов так называемой «когнитивной науки», пытающейся в последнее время заменить более традиционную когнитивную психологию в качестве основного направления американской психологии1.

Замена эта происходит на основе последовательного приравнивания психических процессов процессам вычислений в цифровом компьютере. По мнению Дж. Фодора, цифровое вычислительное устройство представляет собой адекватную модель мышления человека, а подобный «вычислительный подход» к изучению последнего дает возможность избежать двух обычных для психологии видов редукционизма: поведенческого и физиологического. Как и в работах по искусственному интеллекту, при этом подчеркивается значение построения соответствующей задачи репрезентации знания. Познавательные процессы вообще и восприятие в частности рассматриваются автором по аналогии с усвоением искусственных понятий: «Восприятие должно включать формирование и проверку гипотез, поскольку организм должен каким-то образом выводить релевантное задаче описание окружения из его физического описания... с учетом ранее усвоенной информации» (с. 50). Восприятие окружения есть, следовательно, его внутренняя репрезентация. Но точно так же, как не может быть означения без знаков, не может быть и внутренней репрезентации без внутреннего языка.

Первая и вторая главы книги посвящены обоснованию необходимости изучения семантики и синтаксиса гипотетического языка мысли. Важное место в рассуждениях автора занимает тезис о врожденности предикатов внутреннего языка, знание которых предшествует усвоению любого, в том числе и родного, языка. Он не требует интерпретации (перевода) о помощью какого-либо другого языка, что

 

149

 

устраняет опасную перспективу бесконечного регресса к языкам-посредникам. Эта особенность объясняется Дж. Федором трактовкой внутреннего языка как своего рода машинного кода, «формулы которого могут быть прямо соотнесены с релевантными для вычислений физическими состояниями машины, так что выполняемые машиной операции будут соответствовать семантическим ограничениям на формулы в машинном коде» (с. 67).

В третьей и четвертой главах обсуждаются лингвистические и психологические данные, имеющие, по мнению автора, отношение к выделенному кругу проблем. В центре обсуждения оказывается порождающая грамматика H. Хомского, которая очень близка идеям самого Дж. Фодора, ибо предполагает врожденность правил грамматических трансформаций. Развиваемая в книге трактовка проблем психосемантики основана на использовании так называемых «постулатов значения». С их помощью задаются отношения между значениями слов, например «Для всех х, если х — это роза, то х — это растение». Подобные правила вводятся в теоретико-семантические модели языка, чтобы сделать неприемлемыми некоторые из правильно построенных комбинаций символов. Согласно Дж. Фодору, предложения естественного языка репрезентируются в терминах языка мысли, а постулаты значения, выраженные в том же «языке», используются для осуществления умозаключений. Обсуждение психологических данных затрудняется тем обстоятельством, что любой психологический факт, независимо от того, в какой конкретно области исследований он получен — от психофизики до психометрики, имеет отношение к проблеме структуры внутренних репрезентаций. Поэтому автор ограничивается анализом двух взаимосвязанных вопросов: множественности доступных организму форм репрезентаций и гибкости результирующих представлений, определяемых, в частности, факторами внимания и мотивации. Общий вывод, к которому он приходит в результате этого анализа, оказывается не очень обнадеживающим: «Несомненно, есть какие-то ограничения когнитивных возможностей организма, но никто не знает, где они локализованы. Психология — очень сложное занятие» (с. 166).

Хотя многое в аргументации Дж. Фодора представляется интересным, возникает вопрос о подлинной новизне и даже правомерности развиваемого им подхода. Среди философских предшественников Дж. Фодора можно найти таких авторов, как Блаженный Августин и Д. Юм. Хорошо известно, однако, что методологический солипсизм оказался негодным основанием для психологических исследований. Вызывает сомнение и утверждение о преодолении физиологического редукционизма. Ведь если «релевантными для вычислений» оказываются просто состояния мозговой ткани, то речь идет именно о редукционизме. Если же релевантны лишь определенные состояния, то необходимы языки-посредники, и вновь встает проблема бесконечного регресса. Не вполне понятно, почему, считая язык мысли аналогичным машинному коду, автор вообще называет его «языком». Как средство описания состояний1 машины машинный код был бы излишним, если бы не существовало сообщество разработчиков и пользователей вычислительной техникой. Сама по себе машина в языке не нуждается.

 

Б. М. Величковский

Москва

 

РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕКА,

ОБЩАЯ ТЕРАПИЯ

И ОБЩАЯ ПЕДАГОГИКА:

ОПЫТ РАЗВИТИЯ ОБЩЕЙ

МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ПЕДАГОГИКИ

 

Jantzen W. Menschliche Entwicklung, allgemeine

Therapie und allgemeine Pädagogik: Sfudien zur

Entwicklung einer allgemeinen materialisfischen

Pädagogik. — Jarick: Solms-Oberbiel, 1980. —

191 S.

 

Книга западногерманского исследователя Вольфганга Янтцена является логическим продолжением вышедшей годом ранее его монографии «Основы общей психопатологии и психотерапии» (1979)1. Основной идеей работы служит положение о том, что научная педагогика должна базироваться на изучении психологических закономерностей развития, являющихся условиями для образования и воспитания человека. Здоровье выступает в качестве важнейшего из этих условий, так как оно необходимо для реализации логики развития человеческой природы. Адекватные усилия терапии и педагогики для создания возможностей развития предполагают ориентацию на различные группы людей — здоровых и психически больных.

Монография включает пять разделов: 1. Введение. 2. Развитие деятельности и личность. 3. Нарушения человеческой деятельности. 4. Общая терапия и общая педагогика. 5. Список литературы. Уже из оглавления видно, что основное место в анализе психологических закономерностей отводится понятию деятельности. По мнению автора, именно нарушения деятельности приводят к формированию специфических особенностей психики больных людей. Блокирование ведущих видов деятельности, начиная с ранних этапов онтогенеза, создает особые условия изоляции индивида, в которых его болезнь развивается как абсолютно нормальная и целесообразная реакция, кажущаяся ненормальной с точки зрения господствующих отношений. Автор приводит цитату из своей предыдущей книги, поясняющую происхождение основных факторов нарушений развития психики: «Общественные формы жизни, изолирующие индивида, вынуждают мозг работать новым (патологическим) образом. Они заставляют возникать качественно новые функциональные (патологические) системы» (1979, S. 64).

Рассмотрение указанных проблем с точки зрения категорий деятельности, системогенеза направлено на развитие материалистической теории педагогики и психотерапии, противопоставляемых буржуазным концепциям, в частности итальянской школе «демократической

 

150

 

психиатрии». В основу выдвигаемых положений В. Янтцен кладет достижения советской психологической науки. Раскрытие категорий деятельности, личности, ведущей деятельности базируется на взглядах А. Н. Леонтьева, С. Л. Рубинштейна, А. В. Запорожца, Д. Б. Эльконина. Деятельность педагога рассматривается с привлечением понятий теории поэтапного формирования умственных действий П. Я. Гальперина, положений Л. С. Выготского о зоне ближайшего развития. При анализе нейродинамических аспектов формирования патологических структур автор опирается на взгляды А. Н. Леонтьева и А. Р. Лурии о структурно-функциональной организации высших психических функций, идеи Л. С. Выготского о социальной детерминации дефекта у ребенка.

Монография В. Янтцена служит ярким примером того, как завоевания советской психологической науки получают плодотворное развитие в трудах зарубежных исследователей, обращающихся к марксистским положениям о природе психического при решении конкретных вопросов о соотношении личностного развития, развития деятельности и факторов, благоприятствующих и препятствующих формированию разносторонне развитого человека. В силу рассмотрения многообразного спектра вопросов и попытки их системного охвата книга будет интересна и полезна психологам, работающим в различных областях возрастной, педагогической, медицинской психологии и психологии личности.

 

А. П. Корнилов

Москва

 

ИСТОРИОГРАФИЯ

СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ:

ЦЕЛИ, ИСТОЧНИКИ И ПОДХОДЫ

 

Brozek I., Pongrafz L. J. (eds.) Historiography of

modern psychology: Aims, resources, approaches.

 — Toronto: C. J. ,Hogrefe, 1980. — 336 p.

 

Сборник, изданный к столетию научной психологии, подразделяется на четыре части. В первой подробно рассматриваются различные существующие ответы на вопрос о том, зачем следует разрабатывать историю психологии (М. Вертгеймер); вкратце обсуждается проблема движущих сил развития науки; Предпринимается попытка определить место и возможности истории психологии внутри современной истории науки (Л. Понгратц).

Во второй части даются аннотированные и комментированные библиографии литературы по истории психологии в различных странах и регионах. Здесь содержатся: краткий обзор обобщающих работ об исследованиях по истории психологии, ведущихся в различных странах (И. Брожек); обзор немецких работ по историографии психологии с 1808 по 1972 г. (Л. Понгратц); библиография новой немецкоязычной литературы по истории психологии (1970—1979 гг., сост. И. Брожек и Р. Леон); обзор историографических работ по психологии в Латинской Америке (сост. Р. Ардила); комментированная библиография новых советских публикаций по истории психологии и физиологии высшей нервной деятельности (сост. И. Брожек); аналогичная библиография работ по истории психологии в Испании (сост. Р. Леон и И. Брожек). Особый интерес представляет составленный Б. Росс обширный список ведущихся и запланированных исследований по истории психологии.

Третья часть книги посвящена опыту проведения архивных исследований по истории психологии; излагаются результаты некоторых изысканий. М. Г. Аш подводит итоги архивных исканий по истории гештальтпсихологии в архивах США, ГДР и ФРГ. Статья В. Г. Брингманна и Г. А. Унгерера «Архивное путешествие по следам Вильгельма Вундта» географически охватывает ГДР, ФРГ, Швейцарию, Данию, США, Канаду и Японию. Приводятся новые данные о жизни, взглядах и работах Вундта. Как и в предыдущей статье, даются практические указания историкам психологии, намеревающимся предпринять архивные исследования. В статье Л. Т. Бенжамина-мл. содержится обзор фондов основанного в 1965 г. Архива истории американской психологии, в котором сосредоточены личные архивы выдающихся психологов, архивы психологических журналов, обществ, отделений Американской психологической ассоциации. Автор приводит примеры маленьких, но занятных открытий, сделанных им во время исканий в архиве.

Четвертая часть сборника посвящена подходам, применяемым в историографии психологии. В качестве примера биографического подхода включено исследование М. М. Сокала о жизни и деятельности американского популяризатора экспериментальной поихологии, ученика Вундта Э. Уилера (1864—1945). Л. Понгратц сопоставляет идущий от Дильтея описательный подход с аналитическим подходом Эббингауза. В качестве примера количественного подхода включена статья Брожека о цитировании Вундта в «American Journal of Psychology» в течение 90 лет (1887—1976). Г. Томэ рассматривает общественные предпосылки становления психологии как самостоятельной науки. Автор известной книги «The great psychologists» fl963; 3-d ed. 1971) P. А. Уотсон рассматривает зависимость взглядов различных исследователей психологии личности от тех социальных условий, в которых они работали, от их социальных установок.

В завершающей части сборника — эпилоге — И. Брожек подробно описывает, как в различных странах отмечали столетие научной психологии, обсуждает некоторые проблемы преподавания истории психологии, а также ближайшие перспективы историографии психологии.

 

П. Тульвисте,

М. Payк

Тарту



1 Подробнее о соотношении информационного подхода, когнитивной психологии и «когнитивной науки» см.: Величковский Б. М. Современная когнитивная психология. — М.: Изд-во МГУ, 1982. — 341 с. В этой же книге дан анализ более поздних публикаций Дж. Фодора.

1 Janizen W. Grundrib einer allgemeinen Psychopathologie und psychotherapie. — Köln: Pahl-Rugenstein, 1979.