15

 

ОТ СИСТЕМЫ «ЧЕЛОВЕК-МАШИНА»

К «СОЦИОТЕХНИЧЕСКОЙ» СИСТЕМЕ

 

А. А. ПИСКОППЕЛЬ, Л. П. ЩЕДРОВИЦКИЙ

 

В научной литературе, посвященной самым различным проблемам профессиональной трудовой деятельности, трудно встретить работу, в которой так «ли иначе не фигурировал бы термин «система человек — машина» (СЧМ)1. И это не удивительно, так как он выражает одно из центральных инженерно-психологических понятий2. Вместе с тем содержание этого понятия недостаточно проработано, если иметь в виду обычно отводимую ему роль при задании предмета и объекта инженерной психологии. Так, подавляющее большинство представлений СЧМ как объекта дисциплины актуально содержит только указание на принципиальное (онтологическое) различие «человека» и «машины» и фиксирует их в качестве составляющих единой системы. Поскольку СЧМ задается через указание лишь на два ее компонента, то тем самым логически предопределен и «набор» возможных предметов дисциплины (если пользоваться онтологическим противопоставлением «предмет — объект», в рамках которого предмет — сторона (часть) объекта): либо человек, либо машина, либо их взаимоотношение. Между тем в качестве предмета в этом случае полагается деятельность человека в СЧМ. Но «деятельность» актуально не вписана в эту систему как в объект. Это порождает разноориентированные интерпретации соотношения содержания понятий «деятельность», «человек», «машина». Причем в одних случаях деятельность человека противопоставляется машине, в других — рассматривается как деятельность именно с машиной и т. д. Тем самым либо машина оказывается вне деятельности человека (в системе), либо предмет дисциплины оказывается тождественным ее объекту. В первом случае это явно противоречит установке рассматривать человеческий и технический аспекты в неразрывной связи, а во втором — лишает смысла используемое противопоставление «предмет — объект».

В связи с этим представляется целесообразным обсудить содержание понятия СЧМ и поставить вопрос о том, в какой мере это понятие действительно задает объектную область дисциплины.

Следует иметь в виду, что корректное задание объектной области (объекта) целой дисциплины предполагает построение соответствующего идеального объекта, выступающего в качестве содержания специального теоретического понятия. Это в полной мере относится к понятию СЧМ. Нетрудно, однако, убедиться (более подробно об этом сказано ниже), что большинство его определений есть не что иное, как указание на некоторый класс эмпирических объектов. Тем самым, вольно или невольно, функцию идеального

 

16

 

объекта начинают выполнять эмпирические обобщения, становящиеся суррогатами идеальных объектов. Мы будем обсуждать не только и не столько эти определения, сколько неявно стоящие за ними идеальные объекты.

В свое время обретение понятием СЧМ права гражданства явилось необходимой предпосылкой преобразования области эмпирических исследований и разработок в самостоятельную и относительно обособленную дисциплину. Уже в начале 50-х гг. оно выступает в форме «концепции СЧМ» (см., например, [18]) и приобретает модельное представление, лежащее, по сути дела, в основе подавляющего большинства современных трактовок содержания этого понятия. Можно утверждать, что это одно из самых первых собственно инженерно-психологических понятий, формировавших специфический предмет новой дисциплины. И в качестве такового оно носит на себе отпечаток всего строя тех исходных представлений и принципов, которые направляли процесс возникновения и социально-организационного оформления инженерной психологии.

Однако с момента возникновения инженерной психологией пройден немалый путь, существенно изменивший и многие черты (понятия, представления и принципы) этой дисциплины и отношения между нею и смежными дисциплинами. К этому надо добавить, что в настоящее время выдвигаются основания в пользу расширения области инженерной психологии как в объектном плане (не только оператор, но и руководитель), так и предметном плане (не проектирование, но организация, включающая проектирование) и обсуждаются предпосылки перехода инженерной психологии на новый этап ее развития ([5], [2], [10]).

Необходимым моментом развития любой области знания являются рефлексия содержания основных понятий и принципов и соответствующее их согласование, обеспечивающее организационное и теоретическое ее единство. В этой связи представляется оправданным задаться вопросом, в какой мере содержание понятия СЧМ соответствует современным тенденциям развития инженерной психологии.

 

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПОНЯТИЯ СЧМ

 

Генетические корни понятия СЧД мы связываем с распространением проектной установки с чисто технических устройств на системы, включающие в свой состав как машины, так и людей. Следует иметь в виду, что реально создавались всегда лишь человеко-машинные системы, но до определенного момента времени собственно проектировались в них только машины. Поэтому не удивительно, что проектная установка была отрефлектирована в качестве самостоятельной и самодостаточной на материале проектирования технических устройств и по отношению именно к ним обрела тот теоретический фундамент, который получил свое выражение в системотехнике (машинно-ориентированной проектной парадигме). В процессе освоения этой парадигмой новой объектной области возникла ситуация, в рамках которой в качестве объекта проектирования выступил «человек». Это фактически означало, что проектированием должны были быть ассимилированы (в той или иной степени) дисциплины, изучавшие человека и его деятельность, т. е. дисциплины, выросшие на традициях гуманитарного знания. Вполне очевидно, что если бы распространение проектных представлений и традиционных способов проектирования на «человека» происходило бы без «сопротивления» со стороны последнего, то никакой надобности в появлении новой дисциплины не было бы, как не было бы необходимости в различении и фиксации самого этого «нового» объекта, в отличие от объектов, традиционных для проектирования. Однако это сопротивление оказалось настолько серьезным, что такое различение стало необходимым, и появляется особое понятие — понятие СЧМ.

Следует сразу же отметить: проблематика «человеческого фактора» в проектировании не была привнесена в эту область извне, а естественно возникла при оформлении самой системотехнической парадигмы, «оптимизационный» характер которой привел в конце концов к необходимости рассматривать человека на правах компонента системы [4]. С системотехнической точки зрения это означало возможность и необходимость

 

17

 

описания «функционирования» человека в проектируемой системе с помощью тех средств, которые менялись для описания любого другого компонента (технического). Именно реализации этого подхода мы обязаны, например, такому выводу, что «важный объединяющий принцип построения систем «человек — машина» заключается в подходе к человеку к одноканальной системе переработки информации с ограниченной пропускной способностью» [14; 511].

Вместе с тем с самого начала было что специфические особенности ческой деятельности не находят отражения в концептуальных схемах системотехники, в рамках которой не существует понятий для выражения соответствующего ей своеобразного содержания. «Исследователь человеческих факторов,— отмечал в свое время Дж. Кристенсен,— не может быть уверен, что обычные описания — коммуникационные линии, звенья, цепи регулирования, информационное содержание, передаточная функция и т. д.— адекватны тем операциям, которые человек осуществляет в системе и которые крайне необходимо учитывать. Существует срочная необходимость осмысленного набора понятий для описания поведения человека в системе» [19; 3].

С чисто логической точки зрения были возможны два пути преодоления возникших затруднений. Первый из них состоял в признании ограниченности системотехнической парадигмы и требовал, по сути дела, выработки другой, более широкой, которая позволила бы создавать адекватные проекты систем, максимально используя специфические возможности как людей, так и машины.

Второй путь основывался на допущении, что с помощью концептуального аппарата системотехники описываются хотя и не все (что является очевидным), но наиболее существенные для проектирования аспекты человеческой деятельности и основная инженерно-психологическая проблематика — это операциональное «измерение человеческих параметров», необходимых для придания определенности системотехническим моделям.

Именно этот путь как наиболее простой нашел, на первых порах, наибольшее признание среди специалистов по человеческим факторам. Ему мы и обязаны появлением на свет понятия СЧМ. Статус этого понятия определяла точка зрения, что любая система является частным случаем кибернетических систем управления.

Так, в одной из самых первых отечественных работ на эту тему недвусмысленно утверждалось: «Теоретическую основу для исследования системы «человек — автомат» как единого функционального целого образует кибернетика, изучающая общие принципы управления в живых организмах и машинах» [7; 14].

Для распространения системотехнических (кибернетических) представлений на «функционирование» человека необходимо было, чтобы в рамках инженерной психологии эти представления не противоречили тем предметным моделям деятельности (поведения) человека, которые выработаны в антропологических дисциплинах, и прежде всего в психологии. Однако психологические направления во многом противопоставлены друг другу как раз по исходным принципам концептуализации человеческой деятельности. И, следовательно, вопрос состоит в том, какому же из этих направлений наиболее созвучны системотехнические модели.

 

СИСТЕМОТЕХНИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О СЧМ

 

В основе объектных представлений системотехники лежит схема «поточной» (информационной) системы [20]. Таким образом, системотехнические представления реально соответствуют тем предметным моделям деятельности (поведения) человека, в основу которых положен принцип «поточной» системы. В полной мере этому принципу удовлетворяют только стимульно-реактивные (S — R) схемы поведения того или иного вида, разработанные в русле бихевиоризма. Лишним доказательством тесной связи понятия СЧМ с бихевиористскими представлениями поведения человека является то, что в одну из самых первых моделей СЧМ непосредственно вписана схема S — R [18].

Таким образом, содержание понятия СЧМ может быть безусловным только

 

18

 

для того инженерно-психологического направления, которое сознательно ориентируется на бихевиоризм как на соответствующую его духу психологическую концепцию. Естественно, что оно не должно и не может удовлетворять те направления, которые исходят из других принципов концептуализации человеческой деятельности. В этом случае поточные представления о деятельности, являясь модельными представлениями, допустимыми лишь в ограниченных пределах, лишены какого-либо онтологического статуса и могут претендовать на роль средств решения только определенного круга задач.

Оценивая значение введения понятия СЧМ, можно отметить, что лежащая в основе его презумпция позволила рассмотреть любую систему с теоретически единой точки зрения (здесь системотехнической) и поставить проблему оптимизации такой, системы в целом. При этом на роль «субстанции», гомогенизирующей столь различные компоненты, как «человек» и «машина», была выдвинута информация со всем строем сопутствующих ей понятий (информационный процесс, кодирование и декодирование, канал связи и т. д.) и операциональных определений.

В содержании так введенного понятия СЧМ можно выделить два момента (плана) разной степени общности, находящихся в иерархическом отношении друг к другу. Первый из них состоит в утверждении онтологической целостности объекта инженерной психологии и связан с выработкой точки зрения, позволяющей ассимилировать и человека и машину в качестве составляющих единой системы. Это — общесистемный момент понятия СЧМ.

Второй, являющийся, по сути дела, реализацией первого на системотехнических моделях, утверждает в качестве системообразующего фактора циркулирующую в системе информацию и трактует человека и машину в схемах информационных подсистем, образованных цепями контуров регулирования, охваченных обратной связью. Можно сказать, что с позиций кибернетического подхода СЧМ — это такое модельное представление объекта инженерной психологии как системы, в которой человек и машина являются ее звеньями, осуществляющими процесс переработки информации.

 

АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

 

Хотя между общесистемным и системотехническим планами, как мы уже отмечали выше, существует непосредственная связь, сама по себе она отнюдь не однозначна. Требование онтологической целостности может быть реализовано в рамках и других теоретических контекстов. Поэтому, несмотря на то, что системотехническая (кибернетическая) трактовка содержания понятия СЧМ являлась и исходной и наиболее распространенной, неоднократно — как у нас в стране, так и за рубежом — предпринимались попытки так или иначе пересмотреть эту трактовку.

Из ранних зарубежных концепций наиболее интересными и показательными в этом плане являются, на наш взгляд, концепции, выдвинутые У. Синглтоном и Дж. Кеннеди.

Суть концепции У. Синглтона достаточно выпукло выражена в названии параграфа одной из его работ [22] – «Человек как прототип системы». С методологической точки зрения это прежде всего попытка противопоставиться самому системотехническому способу формирования понятия СЧМ и выбрать в качестве системы отсчета не «машину» (как в системотехническом подходе), а «человека».

Позиция У. Синглтона состоит в том, что любая аппаратура лишь расширяет и усиливает способности (возможности), присущие человеку-оператору. Таким образом, его подход созвучен известному в отечественной инженерной психологии принципу рассмотрения человека в качестве субъекта трудовой деятельности, а машины — в качестве средства этой деятельности. Конкретно-предметным выражением этого подхода является понятие «ключевого оператора», введенное У. Синглтоном.

Очевидно, что значение этой концепции СЧМ существенным образом определяется тем представлением о человеке, которое используется ее автором. И здесь необходимо констатировать, что У. Синглтон использует для этой цели вариант «поточных» представлений, по сути дела, неотличимых от системотехнических.

 

19

 

В этом состоит, на наш взгляд, основной недостаток концепции У. Синглтона. Стоило ли выдвигать «человека» качестве прототипа системы, чтобы тем рассматривать его (его деятельность) как все ту же «машину»?

Дж. Кеннеди принадлежит попытка разработки концепции СЧМ как развивающегося организма [21]. В ее основе две методологические предпосылки. Первая из них — подведение такого объекта, как СЧМ, под понятие «организм» с последующим распространением на него концептуальных схем, связанных с этим понятием. Вторая — рассмотрение СЧМ как человеческой организации. Тем самым концепция СЧМ Дж. Кеннеди тесно связана с представлениями теории организации и управления. Особенно это касается тех направлений последней, которые исходят из трактовки понятия организации через призму схемы «организм — среда». Этот подход позволил автору обсудить ряд новых для инженерной психологии понятий — «жизненный цикл» системы, «подсистема персонала» и т. д.

Основным следствием использованных в рамках этой концепции предпосылок является смена основного процесса, конституирующего систему. Им становится не процесс функционирования системы (выполнение миссии), а процесс ее развития, относительно которого СЧМ рассматривается как его организованность. Тем самым в рамках этой концепции проблема оптимальности (относящаяся к функционированию системы) отходит на задний план, а вместо нее выдвигается в качестве более актуальной проблема развиваемости СЧМ. Неотъемлемой частью этой концепции развития СЧМ «проектирование деятельности оператора». Более того, оно включается автором в контекст организации деятельности в качестве ее средства. Это позволяет Дж. Кеннеди отнести к компетенции инженера-психолога процессы отбора, обучения и т. п., регулярно осуществляющиеся в СЧМ, другими словами — мероприятия по реализации инженерно-психологических проектов.

Мы находим идеи Дж. Кеннеди наиболее созвучными упомянутой нами выше тенденции освоения инженерной психологией организационной проблематики. В то же время нельзя не отметить узость исходной методологической предпосылки автора, положившего в основу концепции СЧМ организмическую трактовку такого социального объекта, как человеческая организация. Адекватный подход к феномену человеческой организации, на наш взгляд, тесно связан с разработкой категории деятельности применительно к объектам такого типа.

У нас в стране пересмотр традиционной кибернетической трактовки понятия СЧМ связан прежде всего с включением инженерно-психологической проблематики в контекст деятельностных представлений и методов.

Изменение основного контекста рассмотрения требует и изменения взглядов на существо объекта инженерной психологии (его иного концептуального выражения)3. При этом в содержании соответствующего понятия должен быть сохранен общесистемный аспект как выражение требования теоретического единства этого объекта. Это единство достигается за счет того, что гомогенизирующим фактором в онтологическом плане становится не информация, а деятельность. В действительности деятельности отношения человека и машины существенно отличаются от их взаимоотношений, мыслимых в рамках системотехники4. Если человек может отправлять целостный деятельностный акт, и тем самым его поведение может быть квалифицировано как индивидуальная деятельность, то машина воплощает только одну — операциональную — сторону акта деятельности и, следовательно, является его составляющей более низкого иерархического уровня. На языке функциональной структуры это означает, что индивидуальная деятельность является по своему строению единицей деятельности, в то время как машина может выступать только в качестве одного из элементов деятельности (в данном случае — специализированного технического средства — орудия).

 

20

 

Противопоставляя деятельностный и системотехнический подходы к трактовке понятия СЧМ, следует иметь в виду, что деятельностный подход в отечественной инженерной психологии представлен двумя разноориентированными концепциями, по-разному задающими определенность ее объекта. Их можно назвать «субъективной» и «культурно-нормативной» (или «системодеятельностной»).

С позиций «субъектного» деятельностного подхода СЧМ есть модельное представление объекта инженерной психологии как системы, в которой человек является субъектом труда (носителем мотивов, смыслов и целей деятельности), в то время как машина — орудием труда.

Согласно другой — «системодеятельностной» — концепции человеческая деятельность должна рассматриваться не как атрибут отдельного человека, а как исходная универсальная целостность, значительно более широкая, чем сами «люди», а СЧМ — как одна из форм ее организации. С позиций «системодеятельностного» подхода СЧМ есть модельное представление объекта инженерной психологии как системы, представляющей собой форму организации кооперированной деятельности, в которой люди и машины, подчиняясь принципиально разным закономерностям, реализуют нормы профессиональной деятельности, выступая в функции ее материала (носителя).

 

СОВРЕМЕННЫЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ СЧМ

 

Зафиксировав наличие трех принципиально разных модельных представлений СЧМ (системотехнического и двух деятельностных), сделаем несколько замечаний в адрес существующих определений СЧМ. При их оценке следует иметь в виду, что уже сам термин «система человек — машина» прямо указывает на то, что речь идет о системе, т. е. о целостности, единстве, и что специфическими элементами этой системы являются «человек» и «машина».

Но для того, чтобы актуально задать систему как целостность, недостаточно назвать ее элементы, необходимо прежде всего определить связи, отношения между элементами и основной процесс, конституирующий целостность системы (иногда говорят: системообразующий фактор). Поэтому полноценное определение должно содержать интерпретацию значения термина СЧМ в рамках определенных теоретических представлений (концептуальных схем), задающих целостность системы и фиксирующих взаимоотношения ее элементов.

Большинство определений СЧМ, имеющих широкое хождение в инженерной психологии (эргономике), имеют тот существенный недостаток, что они содержат описание лишь эмпирического смысла термина, и в результате фиксируется в основном именно то непосредственное значение, которое выражено в самом термине. В лучшем случае в них специфицируются сами элементы системы — «человек» и «машина». При этом в одних контекстах под «машиной» понимается любое орудие, используемое человеком, от простейшего инструмента до сложнейших технических устройств; в других – трактуют «машину» более узко: как некоторый специфический вид орудий труда. Во втором случае СЧМ выступает лишь как основной объект инженерной психологии (а не объект вообще), а человек, имеющий дело с «машиной» в таком узком смысле, именуется, как правило, оператором.

Типичным можно считать следующее определение: «СЧМ — сложная система, в которой человек-оператор (группа операторов) взаимодействует с техническим устройством в процессе производства материальных ценностей, управления, обработки информации и т. д.» [11; 1226]. В этом определении по сути дела, содержится лишь спецификация человека как «оператора», машины как «технического устройства и указание на то, что цель системы может быть любой. Может показаться, что вся «соль» — в понятии «взаимодействует», но в системе все ее элементы, конечно же, должны «взаимодействовать», в противном случае это уже будет не система. И в результате в данном определении (а оно, повторяем,

 

21

 

типичное недостает самого главного – не определен способ этого «взаимодействия», его онтологический смысл, не говоря уже о том, что в нем полностью игнорируется теоретическая разноориентированность реально существующих точек зрения.

Необходимо отметить, что в инженерно-психологической литературе отношения между человеком и машиной в СЧМ очень часто характеризуют как, их взаимодействие. За этим термином можно обнаружить и расхожий литературный штамп, и вполне определенное содержание, которое иногда возводится даже в ранг концепции — «концепции взаимодействия человека и машины» [13].

Следует подчеркнуть, что в подавляемом большинстве инженерно-психологических работ содержание термина «взаимодействие» отождествляется с содержанием таких понятий, как «взаимосвязь», «взаимозависимость», «взаимоотношение» и т. д., и, следовательно, за употреблением термина «взаимодействие» нет никакого специфического содержания. Однако в некоторых случаях специфика привносится: «взаимодействие» трактуется именно как взаимо-действие или взаимо-содействие (см., например, [8]). Подобная квалификация взаимоотношения человека и машины в СЧМ предполагает распространение понятия действия на функционирование машинной (технической) части системы. Но такая трактовка пролечит содержанию понятия «действие», которое всегда соотнесено с понятием цели (см., например, [6]). В то время как люди действуют с помощью машин, машины лишь функционируют в соответствии с человеческими целями.

Понятие «взаимодействие» снимает в себе абсолютное противопоставление понятий «причина» и «следствие»: каждая из взаимодействующих сторон оказывается одновременно как причиной, так и следствием другой стороны. Другими словами, в отношении причинно-следственных связей обе взаимодействующие стороны оказываются симметричными и равнозначными.

Правомерность использования понятия «взаимодействие» зависит, таким образом от правомерности использования самих причинно-следственных отношений. В какой мере оправдано их употребление для характеристик и отношений человека и машины в СЧМ? Для ответа на этот вопрос целесообразно воспользоваться противопоставлением двух подходов к человеческой деятельности: «деятельностного» и «натуралистического».

В рамках первого подхода понятие «машина» отождествляется с одним из понятий, составляющих содержание категории «деятельность», а именно — с понятием «средство (орудие) деятельности». Вопрос о механизме функционирования машины является здесь вторичным. Использование системно-структурных представлений позволяет охарактеризовать взаимоотношение понятий «деятельность» и «средство деятельности» через оппозицию «целое — элемент». С точки зрения этих расчленений человек рассматривается в качестве носителя деятельности в целом. Поэтому в рамках этой системы понятий на взаимоотношение человека и машины переносится оппозиция «деятельность — средство». Легко видеть, что для этого подхода трактовка взаимоотношения человека и машины в рамках причинно-следственной схемы не осмысленна, так как речь идет об отношении между целым и его элементом.

Для того чтобы использовать причинно-следственную схему, необходимо «машину» вынести за пределы «деятельности» и рассматривать их объективарованно как внешние друг другу. В этом суть второго подхода. Однако такое рассмотрение возможно только за счет «оестествления» (натурализации) человеческой деятельности и трактовки человека и машины как двух природосообразных механизмов, воздействующих друг на друга. А это означает, в свою очередь, что использование понятия взаимодействия при характеристике взаимоотношений человека и машины есть показатель натуралистического подхода к человеческой деятельности.

В оестествленной форме человеческое поведение становится действительно неотличимым от машинного функционирования. Но выражает ли оно действительную сущность деятельности? И здесь необходимо констатировать, что хотя в очень редких случаях

 

22

 

существование деятельности (и ее представление) в оестествленной форме является допустимым, это проявление деятельности вырождено. Поэтому винеровскйй призыв о «человеческом использовании человеческих существ» весьма актуален в инженерной психологии, причем не столько из соображений ценностных и гуманных, сколько вполне утилитарных и рациональных.

Итак, использование понятия взаимодействия при характеристике взаимоотношений человека и машины в СЧМ (во всех без исключения случаях) объективно (независимо от претензий авторов, использующих это понятие) есть фиксация концептуального равноправия человека и машины (взаимодействующих сторон), их односущности.

Возвращаясь к определениям СЧМ, отметим также, что в настоящее время встречается эклектическое соединение кибернетической и деятельностной трактовок смысла термина СЧМ (см. [12], а также [17]). Так, с одной стороны, СЧМ определяется как «система, включающая в себя человека (или группу людей) и машину, посредством которой он осуществляет (они осуществляют) трудовую деятельность», а с другой, утверждается, что основу трудовой деятельности человека в СЧМ «составляет его взаимодействие с предметом труда, машиной и внешней средой, через посредство информационной модели и органов управления» [12]. Тем самым используются как деятельностная категориальная оппозиция «субъект труда — орудие труда», так и понятие «взаимодействие», в котором объективно фиксируется равноправие «человека» и «машины» (взаимодействующих сторон), их односущность, и которое является методологическим основанием системотехнических представлений о тождественности механизмов человеческой деятельности и функционирования технических устройств, а тем самым и о возможности и необходимости рассмотрения человека и машины с помощью одних и тех же системотехнических моделей. Поэтому подобные определения нельзя признать корректными5.

На наш взгляд, очень показательна в этом отношении следующая формулировка: «Одна из важнейших проблем построения СЧМ — оптимально распределение функции между оператором и техническими средствами, т. е определение операций (и действий), которые должны выполняться человеком и машиной для обеспечения требуемой эффективности действия системы» [17; 18]. В ней утверждается, что все в системе «действует», и человек и машина, и сама система в целом.

 

СОЦИОТЕХНИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

 

В свете всех этих замечаний пересмотр и корректировка нормативных определений СЧМ представляются нам совершенно необходимыми. Однако связи с тем, что существуют (как мы показали выше) принципиально разные модельные представления СЧМ, использование одного термина для выражения разных понятий вряд ли oправдано (тем более что термин CЧМ тесно сросся именно с системотехнической интерпретацией природы целостности системы).

На наш взгляд, в том случае, когда в качестве основных берутся деятельностные представления о функционировании человека и машины в системе достаточно адекватным термином для выражения соответствующего понятия (замещающим термин СЧМ) является термин «социотехническая система» (СТС)6.

Одним из возможных представлений

 

23

 

СТС в ее внутреннем строении является иерархическая структура организационных подразделений разного уровня, каждое из которых образовано кооперацией социальных ролей (мест) членов персонала, отправляющих с помощью современных технических средств специфические индивидуальные (профессиональные) деятельности, соответствующие этим ролям. Тем самым альтернативным системотехническому представлению (СЧМ) выступает представление объекта в виде «организации». Организация — суть социальный объект особого рода, не сводимый к индивидуальным деятельностям, ее составляющим. Специфические особенности этих объектов рассматриваются в рамках теории организации и управления, на которую в данном случае может опираться инженерная психология. На наш взгляд, термин СТС лучше, чем термин «организация» (который к тому же употребляется в процессуальном смысле как организовывание), выражает то обстоятельство, что системы такого рода являются прежде всего социальными, а значит, и естественно-искусственными образованиями.

Как таковые они обладают рядом отличительных черт, не нашедших отражения в рамках системотехнического понятия СЧМ7. "Отметим некоторые из них.

В таких системах органически сплетены производственные и социокультурные факторы и отношения. Поэтому их функционирование и развитие, как целого, обусловлено не раз и навсегда данными законами природы, а законами социальной действительности, носящими исторический и опосредствованный характер. Системы такого рода изменяются не столько под воздействием естественных факторов и условий, сколько искусственных — частично или полностью определяемых целенаправленной деятельностью человека и общества.

Основным процессом является не функционирования (однократного или многократного достижения заданной цели), а процесс развития. Искусственное воздействие на систему такого рода может быть успешным только тогда, когда оно «преобразуется» в естественное влияние на нее одного из ее собственных элементов. В противном случае это воздействие станет не организующим, а дестабилизирующим фактором.

Для каждой из социотехнических систем всегда можно найти другую, объемлющую данную и определяющую характер многих процессов и взаимодействий исходной системы. Таким образом, целостность и границы такой системы задаются не только относительно ее внутренних, имманентных характеристик, но также и относительно тех систем, которые объемлют данную. Поскольку таких систем обычно несколько, существует несколько целостностей и несколько «контуров» социотехнической системы.

СТС — это, как правило, многоуровневые образования. При этом на каждом из уровней действуют свои специфические закономерности. Так, те из них, которым подчиняется индивидуальная деятельность, отличаются от закономерностей групповой деятельности, хотя группы, ассоциации, сообщества существуют на материале жизнедеятельности множества индивидов. Это, в свою очередь, определяет разнонаправленность, а зачастую и противоположность тенденций и механизмов, присущих каждому из таких уровней.

Важной характеристикой СТС является также то, что они не могут быть полностью созданы в производстве, а включают в свой состав и фрагменты материала «живой» деятельности (отдельных людей, групп, сообществ и т. д.), на базе которых и складывается социальная жизнь системы. При этом каждый из таких фрагментов обладает и своим «естественным» самодвижением. Их интеграция в единую систему представляет собой по форме процесс организации и управления.

Понятия СЧМ и СТС принадлежат теоретическому слою инженерной психологии и как таковые эксплицируют не эмпирические, а идеальные объекты. Указанные выше особенности содержания понятия СТС не позволяют рассматривать такую систему в целом в

 

24

 

качестве идеального объекта инженерной психологии, если считать именно психологию ее базовой «референтной» составляющей. В этом случае инженерная психология выступает в качестве части более широкой области организационной деятельности (социотехники) и ограничивает свой предмет организацией только индивидуальной деятельности членов персонала социотехнической системы.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Противопоставляя три подхода к трактовке содержания понятия СЧМ, мы не ставили под сомнение саму возможность и даже правомерность использования каждого из них. Более того, мы исходили из представления, что они отражают вполне реальные черты «человекомашинных» систем и, следовательно, необходимы для получения целостной их характеристики. Речь поэтому шла фактически о границах применимости этих подходов и о соотношениях между ними. Основной интересовавший нас вопрос состоял в том, какой из подходов, рассмотренный в качестве методологического принципа идеализации, должен задавать онтологическую «картину» соответствующей действительности, а какие — обеспечивать только частные модельные представления для решения тех или иных инженерно-психологических задач.

Предпочтение, оказываемое нами деятельностным подходам, связано с тем, что объекты такого рода, как СЧМ, являются естественно-искусственными образованиями и многие их специфические особенности определены как раз их искусственной компонентой. Системотехнический же подход, в силу общенатуралистической его установки, не различает естественного и искусственного, рассматривая последнее только в форме оестествленного.

В свою очередь, наш выбор между двумя деятельностными подходами обусловлен различным их отношением к сфере профессиональной деятельности. Основная разница между ними лежит в их предметной направленности. Если «системодеятельностный» подход тяготеет к общезначимому (культурно-нормативному) содержанию деятельности (в данном случае — профессиональной), то «субъектный» подход—к личностному (мотивационно осмысленному). С точки зрения личностной ориентации профессиональная деятельность выступает в качестве одной (не обязательно основной) сферы ее (личности) становления и утверждения, а значит, лишь в качестве их условия. В свою очередь, для «системодеятельностного» подхода сама личность профессионала есть лишь условие воспроизводства развития культурно-исторического содержания профессиональной деятельности.

Это обстоятельство вынуждает нас отдавать предпочтение «системодеятельностному» подходу к трактовке oнтологического содержания понятия СЧМ и, следовательно, к трактовке такой системы, как «социотехнической».

 

1.       Гущин Ю. Ф., Дубровский В. Я., Щедровицкий Л. П. К понятию «системное проектирование». — В сб.: Большие информационно-yправляющие системы. Материалы семинара. - Моск. Дом науч.-техн. пропаганды, 1969. с. 145—152.

2.       Гущин Ю. Ф., Пископпель А. А., Щедровицкий Л. П. Новый этап развития инженерной психологии. — Вопросы психологии, 1979, № 5, с. 97—105.

3.       Дизайн в сфере проектирования. Методологическое исследование. — Архив ВНИИТЭ, № 470, 1967. —414 с.

4.       Дубровский В. Я., Щедровицкий Л. П. Проблемы системного инженерно-психологического проектирования. — М., 1971. — 93 с.

5.       Дубровский В. Я., Щедровицкий Л. П., Артыков Д. Р. Некоторые явления и механизмы генезиса «прикладной науки». —.В сб.: Вопросы теории и истории педагогики. — Труды Самаркандского гос. ун-та. Новая серия вып. 310. — Самарканд, 1976, с. 83—99.

6.       Леонтьев А. Н. Автоматизация и человек. — Психологические исследования, 1970, вып. 2, с. 3—12.

7.       Леонтьев К. Л., Лернер А. Я., Ошанин Д. А. О некоторых задачах исследования системы «человек и автомат». — Вопросы психологии, 1961, № 1, с. 13—21.

8.       Нафтульев А. И. Три концепции инженерно-психологического проектирования. — Вестник Ленингр. ун-та, 1975, № 23, с. 88—95.

9.       Пископпель А. А., Щедровицкий Л. П. Инженерная психология или эргономика? — Вопросы психологии, 1980, № 3, с. 88—100.

10.    Пископпель А. А., Щедровицкий Л. П. Перспективы развития инженерной психологии. — Вестн. Моск. ун-та. Серия 14. «Психология», 1981, № 1, с. 22—32.

11.    Система «человек — машина». — Советский энциклопедический словарь. — М., 1980, с. 1226.

12.    Система «человек — машина». Основные понятия. Термины и определения. — ГОСТ 21033—75.

13.    Смолян Г. Л. Концепция взаимодействия человека и машины: истоки, развитие, значение.

 

25

 

– Вопросы философии, 1978, № 4, с. 115—129.

14.    Справочник по системотехнике/Под ред. Р. Макола. — М., 1970. —688 с.

15.    Щедровицкий Г. П. Проблема объекта в системном проектировании. — В сб.: II Всесоюзная конференция по технической кибернетике. Аннотации и тезисы докладов. — М., 1969, c. 42—43.

16.    Щедровицкий Г. П. Человек и деятельность в инженерно-психологических исследованиях. — В сб.: Проблемы инженерной психологии. М., 1971, вып. 1, с. 120—124.

17.    Эргономика в определениях. — М., 1980. — 135 с.

18.    Birmingam H. P., and Taylor F. V. A Design Philosophy for Man — Machine Control Systems. — In: The Proceedings of the I.R.E., 1954, vol. XLII, No. 12, pp. 1748—1758.

19.    Chrisiensen J. M. Trends in Human Factors. — Human Factors, 1958, Sept., p. 2—7.

20.    Gosling W. The Design of Engineering Systems, N.Y., 1962. — 247 p.

21.    Kennedy J. L. Psychology and Systems Development. — In: Psychological Principles in System Development./Ed. by R. M. Gagne. — N. Y., 1962, p. 13—32.

22.    Singleton W. T. The Systems Prototype and His Design Problems. — Ergonomics, 1967, vol. 10, No 2, p. 120—124.

 

Поступила в редакцию 03.ХI.1981 г.