Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

118

 

МОДАЛЬНОСТНАЯ СТРУКТУРА ЭМОЦИОНАЛЬНОСТИ

И КОГНИТИВНЫЙ СТИЛЬ

 

А. И. ПАЛЕЙ

 

ПРОБЛЕМА И ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ

 

Выявление связей и отношений между разнородными и разноуровневыми характеристиками индивидуальности— одна из характерных тенденции современных дифференциально-психологических исследований. В советской психологии примерами этой тенденции могут служить работы школ Б. Г. Ананьева и В. С. Мерлина. Движение от отдельных психологических свойств к их закономерным сочетаниям, согласуясь с требованиями системного подхода, ведет к обнаружению существенных индивидуально-типических вариантов структуры психики, расширяет возможности анализа формирования этой структуры. Каждый шаг на этом пути может привести к появлению важных дополнительных деталей в индивидуальных «психологических портретах». С реализацией этой возможности связано и предпринимаемое в настоящей работе сопоставление характеристик эмоциональной и когнитивной сфер индивидуальности.

Более специфические задачи исследования, определившие выбор конкретных характеристик для сопоставления, обусловлены следующими моментами.

В психологической литературе имеется немало работ, в которых на уровне свойств исследуются соотношения эмоционального и когнитивного. Однако в этих работах существенно сужен спектр рассматриваемых эмоциональных и когнитивных параметров. В эмоциональности чаще всего берутся либо формально-динамические характеристики (сила эмоций, эмоциональная возбудимость), либо отдельные проявления отрицательной эмоциональности (например, тревожность). Качественные особенности эмоциональности, связанные с относительной представленностью различных (прежде всего, положительных и отрицательных) эмоций в эмоциональной жизни индивидуума, выпадают из рассмотрения. Между тем есть основания считать их важнейшими компонентами эмоциональности [4], [6]. Такие особенности, дифференцирующие людей по выраженности положительных и отрицательных эмоций, а более конкретно — радости, страха, гнева и дистресса [5], и рассматриваются в данной работе.

Что касается когнитивных параметров, то с эмоциональностью соотносят, как правило, только их уровневые характеристики (например, уровень интеллекта). Стилевые особенности, связанные с операциональным составом когнитивных актов, обычно игнорируются. В связи с этим в качестве когнитивных переменных в настоящей работе взяты параметры когнитивного стиля, который рассматривается как интегратор определенной сферы индивидуальности, характеризующий способ когнитивной деятельности ([20], [29], [31] и др.). С некоторыми оговорками когнитивный стиль можно трактовать как индивидуально-своеобразную систему предпочтений по отношению к качественному, операциональному составу когнитивных актов.

Таким образом, конкретизация цели данной работы связана с обращением к качественным особенностям эмоциональной и когнитивной сфер индивидуальности.

Сейчас существует не менее десяти различных направлений в исследованиях когнитивного стиля. Несмотря на их обособленность друг от друга, можно выделить дифференциально-психологический параметр, который в той или иной форме затрагивается в большинстве работ. Это «аналитичность-синтетичность» — характеристика, дифференцирующая людей по относительной склонности и (или) способности к операциям обособления, дифференциации, подчеркивания специфических признаков объектов или, наоборот, объединения, установления общности [2], [28], [29].

Данный параметр заслуживает, с нашей точки зрения, особого внимания в связи с проблемами эмоций вообще и эмоциональности в частности. Операция анализа (абстрагирования), по-видимому, играет роль в структуре любой эмоциональной реакции, характеризующейся своеобразным повышением концентрации внимания на эмоциогенном объекте. Последний воспринимается в его отношении к потребностям субъекта как бы через микроскоп, максимально выделяясь из фона эмоционально нейтральных объектов («узость сознания» при эмоции).

Как это может проявиться при дифференциально-психологическом сопоставлении? Имеющиеся в литературе на этот счет данные бедны и неопределенны. Результаты некоторых работ говорят скорее о большей эмоциональной чувствительности людей, склонных к «аналитичности» [18], [32]. Однако факты, полученные в лаборатории В. С. Мерлина [8], [10]1, указывают на v-образную зависимость между «аналитичностью-

 

119

 

синтетичностью» и эмоциональной возбудимостью. Не является ли причиной подобных расхождений отвлечение от более специфических, в частности модальности ых, характеристик эмоций, возбудимость которых измеряется? Последняя ведь может быть различной для разных модальностей в зависимости от когнитивного стиля. В пользу такого предположения говорят некоторые исследования «поленезависимости», «когнитивной сложности», величины «диапазона эквивалентности», в которых было показано, что люди, тяготеющие к «аналитичности», отличаются пониженной беспечностью и жизнерадостностью [16], повышенной тревожностью [2], [10], [15], [24], т. е. преобладанием отрицательной эмоциональности. Однако ввиду узости спектра исследованных эмоциональных особенностей, эти данные можно рассматривать лишь как предварительные в контексте проблемы соотношения «аналитичности-синтетичности» и эмоциональности. Дальнейшей разработке этой проблемы, с привлечением более широкого круга исследуемых свойств, посвящено настоящее исследование.

 

ОРГАНИЗАЦИЯ И МЕТОДИКИ ИССЛЕДОВАНИЯ

 

Испытуемыми были 53 девушки в возрасте от 19 до 23 лет, студентки различных вузов Москвы.

 

1. Измерение характеристик эмоциональности

 

Большая часть используемых в работе методик построена на основе разрабатываемого под руководством А. Е. Ольшанниковой подхода к диагностике эмоциональности. Эмоциональность человека уподобляется точке в 4-мерном пространстве, координатами которого являются степени выраженности (т. е. частота и легкость появления, сила и т. п.) одной из основных эмоций (эмоциональных модальностей).

Такими эмоциями являются радость, гнев, страх и печаль (в нашей терминологии — дистресс).

Трехмодальностный эмоциональный опросник. Подробное описание опросника дано в [6]. По этой методике испытуемый характеризуется тремя оценками (радости, гнева и страха), которые мы в силу самооценочного характера опросника будем условно называть рефлексивными.

Полимодальностный эмоциональный картиночный тест. Разработан И. Иранковой и модифицирован И. Н. Грызловой. Тест позволяет диагностировать испытуемых по 4 оценкам (в соответствии с выраженностью радости, гнева, страха и дистресса), которые вследствие проективного типа методики условно будут называться проективными. Более подробное описание теста см. в [7]:

Эмоциональный дневник. Испытуемые вели дневник по разработанному нами алгоритму ежедневно на протяжении 25—30 дней. Кратко описав содержание прожитого дня, испытуемые выполняли следующие три задания.

В первом задании из предлагаемого списка эмоций (42 термина) нужно было выписать те, которые имели место в течение дня, и оценить в определенной шкале их длительность и интенсивность. В конце эксперимента испытуемые указывали, в какой степени данные эмоции «похожи» на (включают в себя) радость, гнев, страх и дистресс. Это позволяло после соответствующего пересчета и усреднения по дням высчитать так называемые абсолютные полные оценки (АПО) радости, страха, гнева, и дистресса. Высчитывали» также относительно полные оценки (ОПО), равные отношению АПО по данной модальности к сумме всех 4 АПО. Кроме того, по первому заданию высчитывали» кратковременные оценки (КО). По содержанию они аналогичны АПО, но исходным материалом здесь были лишь эмоциональные переживания, продолжавшиеся не более получаса. (По предположению, КО прежде всего отражают эмоциональную сенситивность испытуемых, легкость и частоту возникновения у них эмоций.) Использовались также долговременные оценки (ДО), равные разности АПО и КО (в рангах). (Эти показатели, очевидно, отражают глубину и инертность эмоциональных переживаний.)

Во втором задании давались более обобщенные эмоциональные оценки дня. Предлагалась следующая диаграмма:

 

 

В зависимости от того, насколько переживания испытуемого в течение дня были связаны с каждой из основных эмоций, он должен был заштриховать соответствующую часть столбика. Показатели по этому заданию (после усреднения) — обобщенные оценки (00) радости, гнева, страха и дистресса.

В третьем задании давалась наиболее обобщенная эмоциональная оценка дня — оценка доминирующего настроения (ОДН), — отражающая соотношение положительных и отрицательных эмоций.

Анкета-дневник общей эмоциональной удовлетворенности. Использовался модифицированный вариант методики Р. Йенсена [33]. Испытуемые по этой методике сначала

 

120

 

выделяют те наиболее важные факторы, которые влияют на их счастье, а затем оценивают свою удовлетворенность по ним в определенной шкале. Кроме того, по соответствующему алгоритму дается численная оценка относительной важности каждого фактора. На основании этой информации экспериментатором высчитывается итоговый балл общей эмоциональной удовлетворенности (ОЭУ). Наша модификация методики заключалась в том, что испытуемые давали вышеописанную оценку по отношению к прожитому дню на протяжении месяца. В итоге высчитывалась средняя за 30 дней ОЭУ.

 

2. Измерение характеристик когнитивного стиля

 

В качестве параметра когнитивного стиля в работе использовалась так называемая величина диапазона эквивалентности (equivalence range). Показатель был введен Р. Гарднером, который и предложил средство его измерения — тест свободной сортировки [17].

Тест направлен на дифференциацию людей по тому, на что они в большей степени ориентированы — на различия или на сходства, на специфическое в объектах или на общее. Чем больше ориентация на различия, специфику, тем больше групп будет сформировано (тем уже диапазон эквивалентности). Важным достоинством теста является его высокая надежность [19], [20].

В нашей работе величина диапазона эквивалентности диагностируется батареей из 4 однотипных методик. В них от испытуемого требуется разделить предложенные ему объекты на труппы по сходству. Подчеркивается, что количество групп может быть разным (правильного решения тест не имеет), что группу может составить один объект. Испытуемый не должен объяснять, почему он объединил те или иные объекты в одну группу. По каждой методике вычислялись два показателя (находящиеся в отношениях реципрокности): количество выделенных групп (КГ) и число объектов в наибольшей группе (максимальное число объектов — МЧО). Рассмотрим последовательно методики, обозначаемые по материалу сортировки.

«Предметы». Объектами сортировки служат 60 фотографий различных предметов, таких, как карандаш, нож, часы, наперсток и т. д. Используемый набор предметов в основном совпадает с тем, который составляет материал теста Гарднера (правда, у Гарднера испытуемые сортировали не фотографии, а сами предметы).

«Лица». Здесь материалом для сортировки служат фотографии, изображающие человеческие лица, с мимикой, характерной для различных эмоциональных переживаний. Методика состоит из 5 однородных заданий, количество объектов в которых варьирует от 11 до 45. Показатели (КГ и МЧО) были суммарными для всех 5 заданий.

«Слова». Материалом служат слова, отражающие различные эмоциональные переживания. Методика состоит из 4 однотипных заданий, в каждом из которых есть слова, относящиеся к одной эмоциональной модальности.

«Картинки». В качестве материала используются 20 картинок, взятых из полимодальностного эмоционального картиночного теста. Испытуемые должны рассортировать картинки по сходству предполагаемых эмоциональных переживаний женщины, изображенной на картинке.

Кроме того, высчитывался усредненный показатель величины диапазона эквивалентности, как среднее проранжированных КГ по 3 из 4 методик, дающих для данного испытуемого наиболее сходные результаты.

 

РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ

 

В связи с тем что основной задачей работы является сопоставление когнитивных и эмоциональных параметров, данные о связях внутри комплексов эмоциональных и когнитивных показателей будут представлены максимально кратко.

Показатели когнитивного стиля обнаружили высокую внутреннюю взаимосвязанность. Положительно связаны друг с другом все четыре показателя количества выделенных групп (КГ); коэффициенты корреляции варьируют от +0,31 (Р<0,05) до + 0,55 (Р<0,001). Несколько менее тесными являются связи показателей максимального числа объектов (МЧО), а также между МЧО и КГ по различным методикам (из 18 возможных корреляций значимы 12).

Значимые интеркорреляции показателей величины диапазона эквивалентности при сортировке различного по содержанию материала были получены и другими исследователями [20], [21]. Это свидетельствует о достаточно широкой обобщенности и универсальности данного параметра когнитивного стиля.

Значительно менее взаимосвязаны методически разнотипные показатели эмоциональности. Так, все корреляции между «рефлексивными» и «проективными» оценками не значимы. Сравнительно мало значимых корреляций между «рефлексивными» и «проективными» оценками, с одной стороны, и оценками по эмоциональному дневнику, с другой стороны.

Вопрос об этих несоответствиях требует специального обсуждения. В рамках данной статьи это сделать трудно, поэтому отметим только, что методическая специфика

 

121

 

резко влияла на результаты лишь небольшой (10—12 человек) группы испытуемых, часто характеризующихся крайними значениями эмоциональных оценок. В связи с этим возникает проблема выбора наиболее референтной методики. Таковой мы считаем эмоциональный дневник (а также анкету-дневник общей эмоциональной удовлетворенности) ввиду его приближенности к реальной жизни испытуемых, длительности и многократности одноименных измерений.

Показатели по эмоциональному дневнику хорошо коррелируют друг с другом. Основные соотношения между ними повторяются внутри «рефлексивных» и «проективных» оценок, а также в связях этих оценок с показателями эмоционального дневника.

Положительно коррелируют между собой оценки страха и дистресса. Те и другие, а также оценки гнева отрицательно коррелируют с радостью. Таким образом, сходство по знаку оценок страха и дистресса «преодолевает» их различия по модальности, а различие по знаку (прежде всего, страха и дистресса, с одной стороны, и радости, с другой) обусловливает «антагонизм» в их линейно статистических «отношениях».

Подобная закономерность проявляется и в связях модальностных оценок с наиболее обобщенными из используемых эмоциональных параметров — оценкой доминирующего настроения и общей эмоциональной удовлетворенностью. Последние положительно связаны с оценками радости и отрицательно — с оценками страха и дистресса.

Важным исключением из названного правила являются отрицательные корреляции между оценками гнева и дистресса. Видимо, они отражают существенные различия этих параметров в степени и характере активности субъекта при разрешении эмоциогенных конфликтов.

Между методически разнотипными оценками гнева и радости, а также внутри «проективных» и «рефлексивных» оценок корреляции отсутствуют. Между тем противоположность этих оценок по знаку эмоций должна была бы обусловливать отрицательные корреляции между ними. Можно думать, что по некоторым более специфическим признакам эмоции гнева и радости сходны, и это сходство во многом элиминирует значение знаковой противоположности. В пользу этого предположения говорит и положительная связь между оценкой доминирующего настроения и АПО гнева.

Перейдем к рассмотрению связей между показателями когнитивного стиля и эмоциональными параметрами. Соответствующие коэффициенты корреляции, достигающие необходимого уровня значимости, приведены в таблице2.

При анализе данных прежде всего обращает на себя внимание относительно небольшое количество и не очень высокие величины полученных корреляций. Однако эти данные содержат достаточно определенную информацию по крайней мере о двух фактах — двух тенденциях в искомых эмоционально-когнитивных связях.

Первая из тенденций — сочетание «аналитичности» с отрицательной эмоциональностью пассивно-оборонительного рода. О наличии такого сочетания свидетельствуют 11 коэффициентов корреляций: 5 — со «страхом», 3 — с «дистрессом», 2 — с пониженной общей эмоциональной удовлетворенностью (ОЭУ) и 1 — с пониженной «проективной радостью». Большую часть этих корреляций (7) даст сопоставление количества групп (КГ) с данными эмоционального дневника. По смыслу этих корреляций, чем больше групп выделяют индивиды во множествах картинок, предметов и лиц, тем выше в дневнике их оценки по страху и дистрессу.

Вторая тенденция — сочетание «синтетичности» с отрицательной эмоциональностью активно-экстернального рода. Эта тенденция выражена в рассматриваемой матрице с наибольшей силой — в 14 коэффициентах корреляции оценок гнева с КГ (отрицательные корреляции) и с МЧО (положительные корреляции). По смыслу корреляций, чем выше оценки гнева, тем больше величина «диапазона эквивалентности».

Однако корреляционная матрица содержит и данные, противоречащие указанным тенденциям. Так, первой тенденции противоречит отрицательная корреляция между КГ по «словам» и «проективной» оценкой страха.

Второй тенденции противостоят положительные корреляции между кратковременной оценкой (КО) гнева, с одной стороны, и КГ по «лицам» и усредненным КГ, с другой.

 

122

 

МАТРИЦА ИНТЕРКОРРЕЛЯЦИЙ ПОКАЗАТЕЛЕЙ ВЕЛИЧИНЫ ДИАПАЗОНА

ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ И ПАРАМЕТРОВ ЭМОЦИОНАЛЬНОСТИ (ИЗВЛЕЧЕНИЕ)

 

 

Примечение. Значения коэффициентов умножены на 100; * –– тенденция значений связи, ** ––

P < 0,5; *** –– Р < 0,01.

 

123

 

В соответствии с приведенными выше результатами параметры эмоциональности, различающиеся по модальности или длительности (как в случае оценок гнева), зачастую демонстрируют противоположные по направлению линейные связи с величиной диапазона эквивалентности. Это обстоятельство, видимо, можно рассматривать как одну из существенных предпосылок наличия криволинейных соотношений тогда, когда с «аналитичностью-синтетичностью» сопоставляются обобщенные, комплексные (объединяющие разнородные характеристики) эмоциональные особенности. Очевидно, таковою является эмоциональная возбудимость, изучаемая в лаборатории В. С. Mop-липа (см. выше). Отдельные аналогичные результаты получены и в настоящей работе. Из анализа эмпирических линий регрессий следует, например, что с величиной диапазона эквивалентности v-образно связаны показатель «общей эмоциональности» по трехмодальному эмоциональному опроснику (равный сумме оценок радости, гнева и страха) и «рефлексивная оценка гнева». Последняя, в силу особенностей опросника, очевидно, в равной степени отражает и долговременный и кратковременный компоненты «гневливости», которые разнонаправленно связаны с показателями теста «свободной сортировки».

Перейдем теперь к обсуждению вышеописанных доминирующих тенденций в связях эмоциональных и когнитивных показателей. Первая из них согласуется с уже упомянутыми -литературными данными, свидетельствующими о синергических связях «аналитичности» преимущественно с параметрами отрицательной эмоциональности (тревожностью, угнетенностью).

Каковы возможные психологические механизмы этих связей? Вероятными представляются два механизма, связанные с двусторонним взаимовлиянием эмоциональных и когнитивных особенностей. Прежде всего можно предположить, что отрицательные эмоциогенные объекты (обстоятельства жизни, например) провоцируют субъекта к более детальному анализу ситуации в целом, в целях эффективного к ней приспособления. Так, например, обнаруженная в экспериментах [23], [26] большая детальность, дифференцированность оценок непривлекательных людей, по сравнению с привлекательными, объясняется авторами стремлением избежать конфликтов в общении при помощи тщательного «изучения» людей, с которыми такие конфликты более вероятны. Следуя этой логике, относительно большой удельный вес неприятностей и неуспехов в жизни способствует усилению «аналитической» направленности, так как чаще требуются операции анализа. В исследованиях Аткинсона (цит. по [9]) показано, что тревожные люди характеризуются преобладанием мотивации избежания неудач, ошибок. Тенденция «перестраховки», очевидно, предполагает тщательный «отбор» как конкретных целей и задач, так и соответствующих (гарантирующих от ошибок) форм и способов деятельности. Все это требует операций дифференциации, выявления специфики, т. е. анализа. Противоположная мотивационная тенденция — достижения успеха — такого «отбора» не предполагает, в этом случае множества выбираемых задач и предпринимаемых действий могут быть весьма широкими и, следовательно, имеют место условия, способствующие «синтетической» направленности.

Переходя к рассмотрению механизма обратного влияния когнитивно-стилевых характеристик на эмоциональные, заметим, что здесь отправным для нас является предположение о том, что в жизни нормального человека положительные «подкрепления», реальные достижения и успехи, встречаются с большей частотой, чем отрицательные — «неудачи», если иметь в виду главным образом первичные, элементарные мотивы и ценности (И. М. Палей, неопубликованные материалы). В психологической литературе можно найти косвенные подтверждения данного предположения. Так, большую обобщенность и, соответственно, меньшую информативность положительных эмоций по сравнению с отрицательными [1] можно рассматривать как следствия неодинаковой эмоциональной адаптации к «отрицательным» и «положительным» событиям, в силу большей частоты последних. Сюда же следует отнести данные о том, что уровень удовлетворенности первичных мотивов (связанных, например, с состоянием здоровья, общим положением в семье, материальным благополучием и т. п.) коррелирует (отрицательно) лишь с частотой и силой отрицательных эмоций, положительные эмоции даже при высоком уровне удовлетворения этих мотивов обычно не возникают [14], [30]. Боухер и Осгуд [13] указывают на проверенную в многочисленных экспериментах универсальную тенденцию чаще использовать слова, выражающие позитивные оценки, чем негативные (принцип «поллианны»). Есть данные [12], что соотношение этих оценок соответствует правилу «золотого сечения» (соответственно, 62 и 38%).

Из подтверждаемого этими данными принятого нами «статистического» предположения следует, что чрезмерная аналитическая направленность должна, очевидно, затруднить адекватное отражение того соотношения «наград» и «наказаний», которое существует в «генеральной совокупности» событий реальной жизни. В процессе «моделирования вероятного будущего» [11] для «аналитика» в прогнозируемом событии на первый план должна выступать его специфика, отличие от ранее пережитых аналогичных событий. А так как в прошлом опыте преобладали «успехи», то

 

124

 

прогноз «аналитика» будет менее благоприятным, чем при «синтетической» направленности ума3.

Перейдем к обсуждению второй из обнаруженных тенденций — сочетания «синтетичности» с повышенной «гневливостью». Данные об этой тенденции, учитывая ее силу, являются в немалой мере новыми, даже неожиданными (поскольку, в некотором смысле, противоречат рассмотренной выше связи «аналитичности» с отрицательной эмоциональностью), и требуют подробного анализа.

Отличительным признаком гнева является высокая степень активности субъекта в реакциях на отрицательный объект. Каково психологическое содержание этой активности, непосредственно связанное с субъективными переживаниями?

Ж. П. Сартр [27] считает, что своеобразие различных эмоций связано с характером «магического преобразования действительности», составляющего их психологическую сущность. Эмпирическую основу предлагаемой им интерпретации гнева составляют, в частности, эксперименты Т. Дембо (цит. по [27]), в которых было показано, что при решении задач повторяющиеся после первоначального успеха неудачи вызывали у испытуемых яркие реакции гнева, направленного, в частности, на экспериментатора. Вслед за Дембо Сартр видит здесь неосознанное стремление к, «субъективному психологическому благополучию», приводящее к искажению реальности (т. е. «магическому ее преобразованию»). Субъективной причиной неудачи как бы становится не сам человек (его недостатки, слабости и т. п.), а «плохой» экспериментатор, неблагоприятные обстоятельства, в целом «враждебный мир». В результате появляется возможность не разочароваться в себе, сохранить самооценку и т. п.

Многочисленные исследования фрустрации показали ее связь с возникновением агрессивного поведения, причем последнее сопровождается некоторым катарктиче-ским эффектом (см., например, [3]).

Учитывая эти положения, можно думать, что люди, склонные к длительным и усиленным реакциям гнева, отличаются выраженностью именно неадекватных, компенсаторных реакций. Но большая выраженность защитных механизмов характерна для «синтетиков» [22]. Отсюда установленное в работе реципрокное соотношение «гневливости» и «аналитичности». Замещение (недостижимых целей, объектов на другие, достижимые) и компенсации (за счет подмены одних причин неудач другими и т. п,) есть установление отношений эквивалентности. Это соответствует направленности на недифференцированное, подчеркивающее общности и сходства отражение реальности, характерное для «синтетиков». И наоборот, «аналитическая направленность», т. е. ориентация на специфическое, уникальное в объекте, будь то предмет, оценка, жизненная ситуация, цель или способ действия, очевидно, должна препятствовать замещению и компенсации как своеобразному установлению отношений взаимозаменяемости и эквивалентности.

В эмоциональности вообще и в любой из ее модальностных характеристик в частности можно выделить два компонента, по-видимому в некоторой степени независимых друг от друга. Один из них связан с эмоциональной чувствительностью, другой — с силой, глубиной и длительностью соответствующих эмоций. Условно данные компоненты можно ассоциировать с «афферентным» и «эфферентным» звеньями эмоционального процесса. Первый из компонентов, очевидно, касается условий возникновения эмоции и характеризует индивидуальные особенности в восприятии и первичной оценке эмоциогенной информации. Второй связан с параметрами непосредственно самой эмоциональной реакции в ответ на полученную информацию. Причем несомненно, что такая реакция осуществляется не только на уровне внешних проявлений, но и на уровне внутренней психической деятельности. Содержание этой деятельности различно для эмоций разных модальностей, и эти различия, прежде всего, касаются особенностей преобразования субъектом воспринятой информации (по Сартру — «магического преобразования действительности»), т.е. соотношения «афферентного» и «эфферентного» компонентов эмоции. Можно выделить два противоположных варианта такого преобразования, различающихся по степени включенности информации о действительном эмоциогенном объекте (являющемся причиной эмоционального конфликта) в структуру непосредственного эмоционального ответа. Эти варианты — «минимизация» или «максимизация» информации об эмоциогенном объекте. В первом случае объект, по существу, игнорируется — лишается специфических признаков, просто не замечается, заменяется мнимым и т. п. Во втором, наоборот, характерны чрезмерная концентрация внимания на объекте, акцентирование его специфики, «микроскопическое исследование» объекта. Важно, что в обоих случаях имеет место искажение объективной реальности. Первый вариант искажения,

 

125

 

видимо, типичен для модальности гнева, второй — для модальностей дистресса и страха.

Аргументы в пользу высказанных предположений можно найти, например, в концепции Шлосберга (цит. по [9]). Согласно этой концепции, одной из трех основных координат, при помощи которых можно описать мимические выражения разных эмоций (а по существу, сами эмоции), является координата «внимание — невнимание». «Внимание» описывается как максимальная установка и готовность к приему раздражений; на этом полюсе располагаются, в частности, эмоции страха, страдания. Противоположный полюс — «невнимание» — означает «закрытие путей» для поступления раздражений. Это характерно для презрения, отвращения, гнева.

Можно думать, что полученные в нашей работе отрицательные корреляции между оценками дистресса и гнева отражают противоположность этих эмоций по координате «максимизация — минимизация» эмоциогенной информации, а точнее — индивидуально-типические корреляты данной противоположности. Следствием этой противоположности является и разнонаправленность связей величины «диапазона эквивалентности» с оценками гнева, с одной стороны, и оценками дистресса и страха, с другой. Ведь вышеописанная эмоциональная координата содержательно родственна исследуемой когнитивно-стилевой особенности. Выраженную «синтетичность» можно рассматривать как тенденцию «минимизировать» информацию от объекта за счет абстрагирования от его специфических признаков. «Аналитичность», отражающая повышенное внимание к специфике каждого объекта, подчеркивание его уникальности, соответствует тенденции «максимизации» информации.

Таким образом, исходя из приведенных рассуждений, вышеописанные механизмы двух тенденций в связях эмоционально-модальностных особенностей с когнитивным стилем можно рассматривать как частные проявления единой обобщенной закономерности, описывающей на дифференциально-психологическом уровне относительное сходство этих характеристик в отношении субъективного преобразования информации об объектах.

Нами остались не рассмотренными положительные корреляции «кратковременных» оценок гнева с показателями величины «диапазона эквивалентности». Эти результаты указывают на существенные отличия кратковременных реакций гнева от устойчивых и длительных реакций, поскольку индивидуальные оценки последних реципрокно связаны с величиной «диапазона эквивалентности». Кажется вероятным, что эти отличия также касаются соотношений «афферентного» и «эфферентного» компонентов гнева. Тенденция «минимизации» в кратковременных реакциях быстро преодолевается, соответствующие искажения реального эмоциогенного объекта устраняются4. Аналитическая направленность, безусловно, должна способствовать этому преодолению в силу характерного для нее повышенного внимания к объекту, его специфике и уникальности.

 

1.       Веккер Л. М. Психические процессы. Т. 3. — Л., 1981. —326 с.

2.       Колга В. А. Дифференциально-психологическое исследование когнитивного стиля и обучаемости: Канд. дис. — Л., 1976. — 164 с.

3.       Нюттен Ж. Мотивация. — В кн.: Экспериментальная психология / Под ред. П. Фресса, Ж. Пиаже. М., 1975, вып. V, с. 15—110.

4.       Ольшанникова А. Е. К психологической диагностике эмоциональности. — В сб.: Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии / Под ред. В. В. Давыдова. М., 1978, с. 93—105.

5.       Ольшанникова А. Е., Поцявичус И. В. Роль индивидуально-типичных характеристик эмоциональности в саморегуляции деятельности. — Психологический журнал, 1981, т. 2, № 1, с. 70—81.

6.       Ольшанникова А. Е., Рабинович Л. А. Опыт исследования некоторых индивидуальных характеристик эмоциональности. — Вопросы психологии, 1974, №3, с. 65—74.

7.       Ольшанникова А. Е., Семенов В. В., Смирнов Л. М. Оценка методики диагностирующих эмоциональность. — Вопросы психологии, 1976, № 5, с. 103—113.

8.       Палкина Т. П. Характер связи индивидуальных особенностей в динамике последовательного образа с ортогональными свойствами темперамента. — В сб.: Проблемы интегрального исследования индивидуальности / Под ред. В. С. Мерлина. Пермь, 1977, с. 37—55.

9.    Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. — М., 1979. — 392 с.

10.   Силина Е. А. Лонгитюдинальное изучение некоторых соотношений возрастной и типологической характеристики психофизиологических свойств в подростковом и юношеском возрасте. — В сб.: Проблемы интегрального исследования индивидуальности / Под ред. В. С. Мерлина. Пермь, 1977, с. 88—108.

 

126

 

11.  Фейгенберг И. М., Журавлев Г. Е. О вероятностном прогнозировании. — В кн.: Вероятностное прогнозирование в деятельности человека / Под ред. И. М. Фейгенберга, Г. Е. Журавлева. М., 1977, с. 3—8.

12.  Benjanfield J., Adams-Webber J. The golden secfion hypothesis. — Brit. J. Phychol., 1976, v. 6, p. 11—15.

13.  Boucher J., Osgood С. The polluanna hypothesis. — J. of Verbal Learning Behaviour, 1969, v. 8, p. 1—8.

14.  Bradburn N. The structure of psychological well-bein. — Chicago: Adline, 1969. 230 p.

15.  Cioata E. Relatii dintre complexitefea cognitive si constantele integrative all personaeitatii. — Revista de Psihologie, 1977, v. 23(3), p. 331—348.

16.  Cooper M., Lyll R. Pelationship between psychological differentiation and Cattel's personality traits. —  J. Psychol., 1977, v. 97, N 1, p. 104—110.

17.  Gardner R. Cognitive stiles in categorizing behavior. — J. Pers.. 1953, v. 22, p. 214—233.

18.  Gardner R., Holzman P., Klein G., Linton H., Spence D., Cognitive control: A study of individual consistencies in cognitive behavior. — Phychol. Jss., N. Y., 1959, v. 1, N 4. 186 p.

19.  Gardner R., Long R. The stability of cognitive controls. — J. Abn. and Soc. Psychol,, 1961, v. 11, p. 120—127.

20.  Gardner R., Schoen R. Differentiation and abstraction in concept formation. — Psychol. Monogr., 1962, v. 76. N 41. 21 p.

21.  Glixman A. Categorizing behaviour as a function of meaning domain. — J. Pers. and Soc. Psychol., 1965, v. 2, p. 370—377.

22.  Holzman P., Gardner R. Leveling and repression. — J. Soc. Psychol., 1959, v. 59, N 2, p. 151—155.

23.  Irwin M., Tripoldi Т., Bieri J. Affective stimulus value and cognitive complexity. — J. Pers. and Soc. Psychol., 1967, v. 5. p. 444—448.

24.  Messick S., Flitzky F. Dimensisions of anaiitic attitude on cognition and personality. — J. Pers., 1963, v. 31, N 3, p. 346—370.

25.  Messick S., Kogan N. Differentiation and compartmentalization in object-sorting measures of categorizing style. — Percept, and Mot. Skills, 1963, v. 16, p. 47—51.

26.    Sappenfield В., Fisher J. Cognitive complexity and affective stimulus values of photographed faces. — Psychol. Rep., 1977, v. 40, N 3, p. 29—36.

27.    Sartre J. The emotions: Outline of a theory. N. Y. Philosophical Library, 1948, 24 p.

28.    Wallach M. Commentary: Active-Analitical vs. passive-global cognitive functioning. — In: Messick S., Ross J. (eds.) Measurement in personality and cognition. N. Y., 1962, p. 199—218.

29.    Wardell D., Royce J. Toward a multi-factor theory of styles and their relations to cognition and affect. — J. Pers., 1978, v. 46, N 3, p. 474—505.

30.    Warr P. A study of psychological well-being. — Brit. J. Psychol., 1978, v. 69 (1), p. 111—121.

31.    Wilkin H., Dyk R., Faterson H., Goodenough D., Karp S. Psychological differentiation. N. Y.: Willey, 1962. 418 p.

32.    Wolitzky D. Cognitive Control and cognitive dissonance. — J. Pers. and Soc. Psychol., 1965, v. 5, p. 486—490.

33.    Yensen R. On the Measurement of Happiness and Its Implications for Welfare. — Parameters and Measurement, Ed. by L. Levi. — Raven Press, New York, 1975. — pp. 627— 644.



1 В этих работах с эмоциональностью (определяемой по времени реакции на эмоционально значимые слова в ассоциативном эксперименте) сопоставлялись показатели теста на «свободную сортировку», которые авторы, вслед за Р. Кеттелом, трактуют как индекс экстра-интроверсии. Однако тест «свободной сортировки» был предложен и разработан в школе Р. Гарднера непосредственно для диагностики когнитивного стиля.

2 Представленная матрица иитеркорреляций является неполной, в ней не приведены те показатели эмоциональности (14 из 28 используемых), которые не обнаружили значимых связей с показателями когнитивного стиля. Так, не связанными с величиной «диапазона эквивалентности» оказались все «рефлексивные» оценки, «проективная оценка дистресса»; по эмоциональному дневнику — АПО радости и гнева, ОПО радости и страха, ОО радости и дистресса, КО радости и дистресса, ДО радости и страха, ОДН.

3 В изложенных объяснительных схемах, находящихся, очевидно, в отношениях взаимной дополнительности, остался неучтенным факт отрицательной корреляции между КГ по «словам» и «проективной» оценкой страха. Удовлетворительного объяснения данному исключению из доминирующей (подтверждающейся в 11 корреляциях) тенденции сочетания «аналитичности» с отрицательной эмоциональностью мы пока дать не можем.

4 Не случайно в повседневной жизни вспыльчивых людей часто как незлопамятных, отходчивых и т. п.