151

ЗА РУБЕЖОМ

ИССЛЕДОВАНИЕ МЕЖГРУППОВЫХ ОТНОШЕНИИ В ЗАРУБЕЖНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

В. С. АГЕЕВ

Факультет психологии МГУ

В последнее время проблемы межгрупповых отношений начинают все более широко привлекать внимание зарубежных социальных психологов. Этот факт сам по себе является характерным индикатором некоторых общих тенденций в развитии современной социальной психологии за рубежом. Он свидетельствует, в частности, о неудовлетворенности теоретическими итогами предшествующего увлечения исследованием малых контактных общностей, а также о все более широко осознаваемой необходимости расширения социального контекста в социально-психологическом исследовании. Характерно также и то, что в отличие от большинства других предметных областей социально-психологического знания область межгрупповых отношений становится объектом исследования не в какой-либо одной, но практически во всех основных ориентациях социальной психологии — психоаналитической, необихевиористской, интеракционистской и когнитивистской.

Знакомство с важнейшими зарубежными исследованиями в этой области, равно как и анализ принципиальных теоретических проблем, не решенных зарубежной социальной психологией, представляются весьма актуальными для плодотворного изучения межгрупповых отношений в русле советской социальной психологии. Между тем основная масса работ в этой области, особенно выполненных в последнее десятилетие, остается мало известной советскому читателю. Публикаций, в которых хотя бы косвенно затрагивались те или мне аспекты этой области, чрезвычайно мало, попытка же более или менее систематизированного анализа предпринята лишь в единственной работе [6]. Целью настоящего обзора является, таким образом, восполнить указанный дефицит информации, обрисовать основные подходы к исследованию межгрупповых отношений за рубежом, реконструируя их преемственность и основные тенденции развития.

Впервые достаточно стройная система взглядов на область межгрупповых отношений была выдвинута в поздних работах З. Фрейда [5], [23]. В самом общем виде точка зрения Фрейда на область межгрупповых явлений может быть охарактеризована следующими двумя тезисами. Первый заключается в постулировании неизбежности враждебности по отношению к другим группам. Второй касается определения функции этой аутгрупповой враждебности как средства поддержания идентификации и стабильности группы. Согласно Фрейду, «для любого значительного числа людей, объединенных чувствами любви, всегда существуют другие группы людей, по отношению к которым проявляется агрессивность» [23; 114]. В работах Фрейда сформулировано также понимание самих механизмов возникновения аутгрупповой враждебности. В частности, в более ранних работах Фрейда эти механизмы выводятся из амбивалентности ранних эмоциональных отношений в семье. Как известно, согласно Фрейду, эти отношения характеризуются одновременно и любовью и ненавистью по отношению к отцу, которому стремятся подражать, но который в то же время является объектом соперничества и агрессии. Именно в этой части теоретических воззрений Фрейда лежат источники его представлений о межгрупповых отношениях. Амбивалентность эмоциональных отношений раннего детства переносится на группу: любовь к отцу трансформируется в идентификацию с лидером группы, а также с членами группы, имеющими аналогичную идентификацию, враждебность же и агрессия переносятся на аутгруппу. И так же как ранее любовь и ненависть к родителю противоположного пола выступали в качестве взаимозависимых, немыслимых одна без другой детерминант психического развития личности, ингрупповая идентификация и аутгрушговая враждебность становятся аналогичным образом взаимосвязанными, взаимозависимыми, немыслимыми одна без другой детерминантами социального взаимодействия.

Говоря о влиянии фрейдовского подхода к анализу межгрупповых отношений на последующие течения и школы в социальной психологии, необходимо отметить лишь одно, но очень важное для понимания дальнейшего развития исследований межгрупповой проблематики обстоятельство. Хотя

152

в дальнейшем подавляющее большинство направлений практически полностью отказалось от фрейдовской интерпретации механизмов возникновения аутгрупповой враждебности, сама идея неизбежности враждебного, агрессивного поведения по отношению к аутгруппам оставалась стержнем и своеобразной точкой отсчета для изучения области межгрупповых явлений в целом. Независимо от того, какие психологические или социальные факторы привлекались впоследствии для объяснения этого феномена (внутренние мотивационные или личностные характеристики, обусловленные процессом социализации, закономерности когнитивных процессов, связанные с категоризацией и упорядочиванием социального окружения индивида, или объективный конфликт интересов, существующий между данными социальными группами), тезис о неизбежности аутгрупповой враждебности (агрессии, конфликта, дискриминаций и т. п.) выступал в качестве основы любых теоретических построений в этой области.

В частности, идеи З. Фрейда оказали прямое влияние на исследование авторитарной личности Т. Адорно и сотр. [7]. Адорно заимствовал у Фрейда представления о том, что характер ранней социализации личности прямо и автоматически определяет ее отношение к представителям других, главным образом этнических групп. Доказательство такой зависимости сам Адорно считал наиболее существенным результатом своих исследований. В результате целой серии эмпирических исследований Адорно сформулировал «синдром авторитарной, или этноцентрической, личности». Его главной характеристикой является отношение к представителям других этнических общностей и меньшинств: авторитарная личность характеризуется негативными установками по отношению ко всем аутгруппам. Кроме того, как считал Адорно, синдром авторитарной, или этноцентрической, личности тесно связан и с целым рядом других социальных и политических установок, что дало ему основание интерпретировать авторитарность, или этноцентризм, не просто как одну из многих рядоположных черт личности, но как ее самую существенную, базовую характеристику, автоматически определяющую ее поведение в межгрупповой ситуации. Однако общие теоретические взгляды Адорно подверглись впоследствии серьезной критике, в том числе и со стороны его последователей. В самом общем виде эта критика сводилась к опровержению однозначной связи между авторитарностью и аутгрупповой враждебностью. В частности, было, показано, что аутгрупповая враждебность наблюдается не только у тех, кто обладает авторитарными в адориовском смысле чертами, и наоборот, авторитарные личности необязательно демонстрируют актуальную аутгрупповую враждебность [32].

Идеи З. Фрейда оказали также значительное влияние на необихевиористскую концепцию фрустрации и агрессии [19], [8], [30]. Как отмечают Г. М. Андреева, Н. Н. Богомолова и Л. А. Петровская, авторы этой теории (Н. Миллер, Д. Доллард, М. Дуб, Д. Маурер и Р. Сиэрс) «признают себя обязанными Фрейду, полагая, что впервые основная идея связи фрустрации и агрессии представлена в его ранних работах» [1; 53]. Основным в этой концепции, как известно, является представление о том, что фрустрация выступает как необходимое и достаточное условие агрессивного поведения. Иначе говоря, «наличие агрессивного поведения всегда предполагает существование фрустрации, и наоборот, фрустрация ведет к некоторой форме агрессии» [1; 53]. Впоследствии Л. Берковитц воспользовался основными положениями этой концепции для исследования межгрупповых аспектов агрессивного поведения [9], [10], [11]. Он расширил понятие фрустрации, включив в него феномены относительной депривации. Но пожалуй, самым главным в его концепции было то, что понятие объекта агрессии расширялось до целой группы или этнической общности. Общая схема агрессивного поведения, по Берковитцу, может быть представлена следующим образом: фрустрация (включающая относительную депривацию, т. е. разочарование, обусловленное неосуществленными ожиданиями) → возникновение чувства гнева → открытая агрессия, но только в том случае, когда наличествует объект, на который и направлена агрессивная реакция [11]. Самым важным здесь является то, что таким объектом может быть необязательно отдельная личность, оказавшая непосредственное фрустрирующее воздействие, но и те, кто ассоциируются с таковой по тем или иным признакам. Ясно, что в качестве таких признаков прежде всего выступает именно групповая и, в частности, этническая принадлежность. Таким образом, Берковитц постулировал неизбежность переноса агрессии на всех «других», «похожих» на тех, кто в прошлом, в процессе социального изучения оказал фрустрирующее воздействие, понимаемое в широком смысле [9].

Только что рассмотренные подходы, несмотря на все их различия, можно условно обозначить в целом как мотивационные теории межгрупповых отношений. Главной особенностью этих теорий является то, что, изучая, в сущности, социально-психологические и социальные феномены, они остаются на позициях крайнего психологического редукционизма. По меткому замечанию Г. Тэшфела, одного из ведущих представителей когнитивистского направления в исследовании межгрупповых отношений, мотивационные подходы «похожи на сценарий, фабула которого составлена до того, как актеры вышли на сцену» [44; 423]. Во всех этих подходах установки и поведение индивида по отношению к аутгруппам понимается как способ реализации, разрешения внутриличностных эмоциональных напряженностей и противоречий, а само существование аутгрупп — как совершенно необходимое условие и единственная возможность снятия, катарсиса внутриличностных конфликтов, возможность, «которую следовало бы изобрести, если

153

бы она не существовала в действительности» [44; 423]. Равным образом во всех рассмотренных здесь подходах речь идет не собственно межгрупповых отношениях в строгом смысле слова, но скорее о межгрупповых аспектах поведения отдельной личности. Указанные ограничения мотивационных теорий подверглись впоследствии резкой критике со стороны представителей интеракционистской и когнитивистской ориентации в социальной психологии и вместе с тем явились непосредственным стимулом для поиска собственно социально-психологического предмета изучения этой области.

Первым, кто попытался преодолеть ограниченность мотивационных подходов, был М. Шериф [35], [36], [37]. Введя категорию интеракции и именно в ней, т. е. в непосредственном взаимодействии, видя основою детерминанту области межгрупповых феноменов, Шериф тем самым наметил принципиально иной путь анализа этой области в целом. Его целевые эксперименты были признаны впоследствии классическими и явились отправной точкой для целого вида исследований, перешагнувших в дальнейшем рамки собственно интеракционистской ориентации в социальной психологии. Эти эксперименты были проведены в летнем лагере для детей. В качестве экспериментатора, организовывавшего и изменявшего лагерную жизнь, выступала администрация лагеря. Вот как описывает эти эксперименты Э. Макнейл: «Летом 1954 года в г. Робберс-Кейв, штат Калифорния, была объявлена война... Но это была своеобразная война, ибо только немногие наблюдатели были в курсе того, из-за чего она велась. Чем же эта война отличалась от всех других? Ее инспирировали, провели и завершили ученые — специалисты в области поведенческих наук. До сих пор была известны многолетние религиозные, политические и экономические войны. Война, о которой идет речь, была, может быть, первой «научной» войной. В ней не мог бы участвовать какой-нибудь авантюрист, жаждущий острых ощущений. В идеале ее участником мог быть только одиннадцатилетний, хорошо адаптированный американский мальчик из протестантской семьи среднего класса, желающий поехать на каникулы в специальный лагерь, где проводился эксперимент» [29; 77—78].

В целом в экспериментах Шерифа можно выделить четыре стадии. На первой из их, после заезда мальчиков в лагерь, была организована общелагерная деятельность, в ходе которой мальчики были предоставлены сами себе в установлении дружбы и знакомства. На второй стадии они были разделены на две группы, причем это было сделано таким образом, что те, кто успел ранее стать друзьями, оказывались в разных группах. На этой стадии внутрилагерная жизнь организовывалась уже раздельно для каждой группы. Третья стадия состояла главным образом из ряда соревнований, организованных администрацией лагеря. Главной особенностью этих соревнований было то, что одна из групп оказывалась победительницей, а другая терпела поражение. На четвертой стадии администрация лагеря создавала трудности в жизнедеятельности лагеря (поломка водопровода, неисправность грузовика, подвозившего продовольствие, и т. п.), которые могли быть успешно решены только при условии объединенных усилий обеих грума. Четвертая стадия была введена только в третий и последний эксперимент, которые отличались от первых двух также и еще по одному важному пункту: в них не было чистой первой стадии, так как ребята приезжали в лагерь уже поделенными на две группы.

Основные результаты этих экспериментов нетрудно предугадать: межгрупповое соревнование на третьей стадии ведет к социально-психологическим эффектам, которые однозначно ассоциируются с межгрупповым конфликтом. Объективный конфликт интересов (объективный в том смысле, что только одна из групп могла стать победительницей за счет другой) привел в экспериментах Шерифа к проявлению аутгрупповой враждебности, открытой агрессии и негативным аутгрупповым стереотипам, в то же время способствуя созданию ряда символов ингрупповой идентификации, которые приобрели четкое эмоциональное значение для участников эксперимента. Проявления межгрупповой враждебности неоднократно и красочно описаны как самим Шерифом, так и многочисленными комментаторами его исследований [2], [12], [18], [29], [44]. «После того как была проведена первая «экспериментальная обработка» (третья стадия экспериментов), дружественные чувства улетучились весьма быстро. Члены каждой группы начали именовать своих соперников фискалами и завиралами. Они отказывались иметь какие-либо дела с представителями противной стороны. Мальчики проявляли враждебность по отношению к приятелям, которых еще недавно они считали лучшими друзьями. Большая часть ребят из каждой группы негативно оценивала всех представителей другой группы. Соперничающие стороны изготовляли угрожающие плакаты и планировали нападения на своих противников, тайно запасая боеприпасы — зеленые яблоки. После поражения в одном из спортивных соревнований орлы сожгли флаг, оставленный гремучими змеями, на следующее утро гремучие змеи явились на спортплощадку и захватили флаг орлов. Начиная с этого времени взаимные оскорбления, потасовки и нападения стали в лагере самым обычным явлением» [2; 121]. Ситуация радикально изменилась после проведения четвертой стадии экспериментов, заключающейся в искусственном создании трудностей, которые могли быть устранены только объединенными усилиями соперничающих групп. Более общие или «сверхупорядоченные», по терминологии Шерифа, цели, определяемые им как «те, которые имеют неотразимую привлекательность для членов каждой группы, но которые ни одна из

154

групп не может достичь без участия другой» [35; 89], порождаемые необходимостью преодоления общих трудностей, обусловили, по мнению автора, понижение межгрупповой напряженности, частичное возобновление или создание новых дружеских отношений вопреки рамкам группового членства, хотя следы предыдущей межгрупповой враждебности были устранены далеко не полностью.

Результаты экспериментальных исследований М. Шерифа не были Неожиданными или принципиально новыми. Общий вклад этих исследований, однако, очень существен для изучения межгрупповой проблематики в целом. Прежде всего именно с Шерифа начинается собственно групповой подход к исследованию межгрупповых отношений, когда источники межгрупповой враждебности или сотрудничества начинают искать не в индивидуальных мотивациониых факторах, что было характерно для изучения межгрупповых отношений в рамках мотивационных теорий, но в особенностях самого межгруппового взаимодействия, безотносительно к индивидуальным мотивационным структурам. Безусловно ценным в работах Шерифа было то, что его эксперименты были проведены на реальных, а не на искусственно созданных, лабораторных группах, и то, что он смог проследить историю формирования и развития межгрупповых отношений в зависимости от создаваемого экспериментальным путем характера межгруппового взаимодействия. Все эти бесспорные заслуги Шерифа были вынуждены признать и его главные оппоненты — когнитивисты, что, впрочем, не помешало им в значительной мере утратить эти положительные стороны в собственных исследованиях. Вместе с тем, акцентируя внимание на межличностном взаимодействии и именно в непосредственных характеристиках такого взаимодействия видя основную линию детерминации межгрупповых феноменов, концепция Шерифа упускает из виду не менее существенные для понимания этих феноменов внутренние, психологические закономерности когнитивных или эмоциональных процессов, регулирующих различные аспекты межгрупповых проявлений индивида. Иначе говоря, противопоставив себя предшествующим мотивационным подходам и предложив диаметрально противоположный путь анализа области межгрупповых явлений, концепция Шерифа потеряла и те рациональные зерна, которые в них содержались. Она оказалась, в сущности, безличностной и механистической: вся сфера собственно психологического выступает здесь как непосредственный и пассивный результат внешних атрибутов взаимодействия. И наконец, не может не вызывать возражений также и стремление Шерифа представить закономерности межгруппового взаимодействия на уровне малых групп — а это является одним из основных пунктов его межгрупповой теории — в качестве универсальной модели для объяснения социальных отношений вообще, в том числе и на уровне взаимодействия между большими социальными общностями.

Как уже отмечалось, исследования Шерифа в значительной мере стимулировали интерес к проблематике межгрупповых отношений и обусловили целый ряд конкретных исследований, различающихся между собой по степени оригинальности или заимствования у этого автора. В одних случаях они были просто повторены на другом возрастном контингенте [14] или в других социокультурных условиях [15]. В других случаях были выдвинуты некоторые новые аспекты в анализе процессов межгруппового взаимодействия. И наконец, можно выделить целое направление исследований, которое объединяет сравнительная перспектива в изучении проблематики межгрупповых отношений, сравнительная в том смысле, что в центре внимания этого направления стоит анализ модификации внутригрупповых социально-психологических процессов и явлений, обусловленной типом, характером или простым фактом межгруппового взаимодействия. Анализируя это направление в целом, нетрудно обнаружить известные параллели с первыми социально-психологическими экспериментами 20-х гг., посвященными феномену социальной фацилитации. Подобно тому как в экспериментах В. Мёде, Ф. Олпорта, В. М. Бехтерева и др. изучалась модификация некоторых психологических процессов (восприятие, память, воображение и т. д.) в условиях совместной групповой деятельности [4], аналогичная модификация — но на этот раз уже внутригрупповых социально-психологических явлений — составила основной предмет этого сравнительного направления в изучении межгрупповых отношений. Это направление затронуло довольно широкий круг традиционных социально-психологических процессов. Например, ряд авторов изучали изменение статусно-позиционной структуры группы в различных типах межгруппового взаимодействия [3], [22], [31]. Общим выводом этих работ является констатация усиления внутригрупповой сплоченности в условиях конкретных форм межгруппового взаимодействия. K этой же группе работ примыкают исследования, посвященные проблеме формирования коалиций внутри малой группы [24], [47]. В обзоре экспериментальных исследований и теоретических концепций, посвященных этому вопросу, У. Гэмсон, в частности, приходит к выводу, что удовлетворительное объяснение этого феномена невозможно без учета внешних факторов взаимосвязи е другими группами [24].

Другие авторы анализировали влияние характера межгруппового взаимодействия на изменение ценностно-нормативной структуры группы [20], [45]. В частности, И. Фоше и Дж. Тибо экспериментально показали связь некоторых внутригрупповых норм (верность группе и справедливость в распределении общего интереса) с существованием внутригрупповых альтернатив [24].

155

Эти авторы считают, например, что существует очевидная связь между обладанием властью в группе и стремлением запретить обращение к внешним альтернативам, а также между отсутствием власти и стремлением заставить выполнять «контракт» о справедливом распределении выигрышей. Таким образом, существование внешнегрупповых альтернатив, согласно этим авторам, оказывает влияние на сбалансирование норм в группе, отстаиваемых членами этих групп, которые обладают различным психологическим статусом. На основании этого и ряда других экспериментальных исследований Тибо и Келли сформулировали общий принцип сохранения ценностно-нормативной стабильности группы [3], [45]. Они вводят понятие альтернативного уровня сравнения, обозначив им те преимущества, которые могут быть достигнуты благодаря наиболее доступному альтернативному групповому членству, и соотносят его с внутригрупповым показателем — уровнем вероятных последствий, т. е. с уровнем тех результатов, достижение которых возможно при сохранении данного группового членства. Эти авторы полагают, что от соотношения значений указанных параметров непосредственно зависит сбалансированность ценностно-нормативной структуры группы, ее привлекательность, сохранение группового членства, а следовательно, и стабильность группы как таковой.

И наконец, можно выделить целый ряд работ, концентрирующих свои усилия на исследовании динамических аспектов функционирования малой группы в различных условиях межгруппового взаимодействия [22], [27], [28]. Примером этой группы работ может служить исследование Ф. Фидлера, посвященное изучению влияния межгруппового взаимодействия на изменение процессов лидерства в группе [22]. В частности, эксперименты Фидлера свидетельствуют о том, что в условиях конкурентных форм межгруппового взаимодействия происходит изменение в восприятии и оценке лидера со стороны ведомых членов группы: предпочтение отдается более жестким (авторитарным) лидерам. Другим примером изучения динамических аспектов межгруппового взаимодействия является исследование французских авторов X. Жаму и Г. Лемэна, посвященное изучению соревнования групп с неравными возможностями. Это исследование было проведено в летнем лагере на детских группах, между которыми были искусственно созданы в игровой форме ситуации-соревнования. Результаты этого исследования позволили констатировать, что в группах, где наблюдается более теплый и гармонический психологический климат, проявляется больше интереса к задаче, менее сильно выражено беспокойство по поводу неудач при выполнении задания, разделение труда более легкое и стабильное. В соревнующихся же с ними неблагоприятных группах наблюдается прямо противоположная картина: осознание своих пониженных возможностей в сравнении с другими группами сковывает активность членов этих групп, ведет к снижению интереса к задаче, состояние недовольства и напряженности постоянно угрожает стабильности групп; разделение труда здесь менее четкое, организация труда менее рентабельна, лидеры более авторитарны; вырисовывается тенденция к эксплуатации самых слабых членов группы более сильными. Благоприятные группы, далее, демонстрируют относительное безразличие к тому, как они выглядят со стороны, в то время как неблагоприятные группы, напротив, жестко лимитируют возможности наблюдения за ходом выполнения задания [27], [28].

Примеры этой сравнительной тенденции в изучении межгрупповых отношений, ведущей свое начало от исследований Шерифа и в известной степени повторяющей логику первых социально-психологических экспериментов 20-х гг., можно было бы значительно расширить, но и приведенных здесь достаточно для ее характеристики в целом. Основной заслугой этого направления является большое количество фактического материала, разрушающего традиционные в западной социальной психологии представления о малой группе как изолированной и самостоятельной системе. Основным выводом всех этих исследований, который, кстати говоря, не всегда достаточно ясно осознается самими их автора ми, является то, что для объяснения практически любого социально-психологического феномена необходимо выйти за рамки малой контактной общности. Причинное объяснение внутригрупповой социальнопсихологической реальности лежит не внутри малой группы как таковой, но в более широкой системе социальных отношений, в том числе и в системе отношений, существующих между группами. Слабой стороной этого направления является отсутствие сколько-нибудь разработанной теории, способной обобщить и осмыслить эмпирические факты и наблюдения. С другой стороны, сравнительная перспектива все-таки гораздо ближе к традиционным исследованиям малых групп, чем к собственно межгрупповой проблематике. Главным объектом анализа здесь остаются процессы и явления внутри малой группы, а межгрупповое взаимодействие, связи и отношения с другими группами выступают лишь как средство их более глубокого изучения. Именно поэтому сравнительное направление — как бы ни было оно интересно само по себе — осталось на периферии основного направления социально-психологических исследований области межгрупповых отношений. В этом смысле гораздо больший интерес представляет другое направление исследований, также стимулированное работами М. Шерифа, которое получило преимущественное развитие в рамках современной когнитивистской ориентации в социальной психологии.

Это направление выступило с критикой основного положения концепции Шерифа о том, что характер межгрупповых отношений

156

прямо и автоматически определяется типом непосредственного межгруппового взаимодействия. Началом критики послужил ряд экспериментов, в которых было показано, что аутгрупповая враждебность, или, в более общем плане, межгрупповая дискриминация, наблюдается и без объективного конфликта интересов между взаимодействующими группами. Самое интересное, что такие выводы в имплицитной форме содержатся уже в экспериментах самого Шерифа. В одном из его экспериментов мальчики приезжают в лагерь уже разделенными на две группы. В этом исследовании определенная межгрупповая враждебность возникла сразу же, как только одна группа появлялась в поле зрения другой, т. е. до того, как администрация лагеря вводила эксплицитный межгрупповой конфликт [36]. Сходные данные были получены в экспериментах К. Фергюсона и Г. Келли [21], в которых группы выполняли различные задачи (например, вычерчивание плана города для составления рассказов). Несмотря на то что, как подчеркивают авторы, экспериментальная процедура не предполагала никакого межгруппового соревнования, члены группы при оценивании продукции их собственной группы и аналогичной продукции аутгруппы имели тенденцию переоценивать свои собственные результаты и недооценивать результаты аутгруппы, причем даже тогда, когда сами они не принимали непосредственного участия в выполнении задания. Дж. Рабби и М. Горвитц также нашли разнообразные виды предпочтений в пользу собственной группы (ингрупповой фаворитизм), когда в ситуации с двумя группами только одна из них получала награду, присуждаемую в случайном порядке, причем случайность выбора группы, которой присуждалась награда, была совершенно очевидной для испытуемых [33], [34].

Эти наблюдения обусловили целую серию экспериментальных исследований виднейшего представителя рассматриваемого направления, Г. Тэшфела, и разработку на основе данных этих экспериментов общей теории межгрупповых отношений с позиций когнитивистской ориентации [13], [12], [39], [41], [42], [43], [44], [46]. Эксперимент протекал следующим образом. Вначале испытуемые выполняли относительно простую задачу, такую, как, например, отгадывание количества точек за короткое время предъявления и выражение предпочтения к одному из двух, ранее неизвестных им художников-абстракционистов. Затем они работали раздельно, в индивидуальных помещениях. Их задача заключалась теперь в том, чтобы решить, как распределить денежно вознаграждаемые очки между двумя другими испытуемыми. Каждый испытуемый знал, каково было его собственное групповое членство (недооценка или переоценка количества точек и предпочтение одного из художников) и групповое членство тех, между которыми он должен был распределять деньги. Последние, однако, оставались анонимными и были представлены лишь числовым кодом. Распределение очков сводилось к выбору двух числовых значений на специально сконструированных матрицах. С точки зрения групповой принадлежности двух других испытуемых были созданы три экспериментальные ситуации: 1) один из этих испытуемых принадлежит к группе распределителя очков, другой — к аутгруппе, 2) оба принадлежат к ингруппе распределителя, 3) оба принадлежат к аутгруппе.

Результаты этих экспериментов показали, что решения испытуемых в ситуации 1 показывают устойчивую и значимую тенденцию к фаворитизму анонимным членам ин-группы по сравнению с членами аутгруппы. Эти данные, по мнению Тэшфела, совершенно однозначно доказывают факт межгрупповой дискриминации в условиях, когда нет никакого эксплицитного соревнования между группами, нет никакой связи между дискриминаторными решениями испытуемых и их собственными материальными выгодами и нет никаких следов предшествующей враждебности между группами [39], [41]. Однако самые интересные данные были получены в последующих сериях экспериментального исследования. Как уже говорилось, решения по присуждению денег двум анонимным испытуемым заключались в выборе на специально сконструированной матрице — один выбор на матрицу. Эти матрицы допускали взаимозависимость некоторых переменных, влияющих на решение испытуемых. Во второй серии они были сконструированы таким образом, что различные виды преимуществ находились в прямом противоречии друг с другом. Например, в одних матрицах чем ближе выбор испытуемого приближался к экстреме, представлявшей максимальную общую выгоду, тем меньше была. возможная сумма денег, распределяемая члену ингруппы. В других матрицах максимальное различие в пользу члена ингруппы было противопоставлено как максимальной выгоде члена ингруппы, так и максимальной общей выгоде; иными словами, член ингруппы мог получить денег больше, чем член аутгруппы, только за счет получения в абсолютном размере меньшей суммы.

Результаты этой серии показывают, что установление различий в пользу ингруппы гораздо более значимо для испытуемых, чем распределение для ингруппы возможно большей суммы денег. Аналогичные данные получены при сравнении решений, касающихся двух членов ингруппы и двух членов аутгруппы (экспериментальные ситуации 2 и 3). Суммы, отданные двум членам ингруппы, в целом значительно выше, чем суммы, отданные членам аутгруппы. Эти данные свидетельствуют, по мнению Тэшфела, о беспричинности межгрупповой дискриминации. В ситуации 1 и член ингруппы, и член аутгруппы получают меньше, чем могли бы, только для того, чтобы было установлено различие в пользу ингруппы. В ситуациях 2 и 3 выборы независимы, так как сделаны на различных матрицах. Однако и здесь наблюдаются значимые различия в суммах, отданных

157

ингруппе и аутгруппе. Как полагает Тэшфел, результаты его экспериментов недвусмысленно свидетельствуют о том, что межгрупповая дискриминация возникает даже тогда, когда собственные интересы личности совершенно не затрагиваются и никак не связаны с актом благоприятствования ингруппе, когда не существует никакого межгруппового соревнования и нет никакой предшествующей или актуальной враждебности между группами. Единственной целью подобной дискриминации, по мнению автора, является установление различий в пользу собственной группы, иногда даже в том случае, когда это противоречит элементарным утилитарным ее интересам [44].

Экстраполируя выводы своих экспериментов, на самые широкие социальные условия, Тэшфел предлагает представить существующие конфликты между группами в форме теоретического континуума. На одном полюсе такого континуума конфликт между группами полностью обусловлен объективными причинами, т. е. эти группы соревнуются за реальные блага и выигрыши. Примеры таких конфликтов — борьба наций за территорию, социальных групп — за распределение материальных благ и т. п. На другом полюсе находятся ситуации, в которых единственным результатом межгруппового соревнования может быть лишь изменение относительных позиций групп, т. е. это такой тип соревнования, результаты которого не имеют никакой ценности сами по себе, вне контекста данной межгрупповой ситуации. В первом случае цель группы состоит в том, чтобы добиться объективных благ или преимуществ для своих членов за счет другой группы или в соревновании с ней.. Во втором случае такая цель заключается в том, чтобы действовать лучше, чем другая группа, даже если никакие преимущества этого «действования лучше» ясно не очерчены [44]. В этом смысле и полевые эксперименты Шерифа, и эксперименты самого Тэшфела, по его мнению, являются наглядными примерами межгрупповых ситуаций этого второго типа. Хотя теоретически эти типы межгрупповых отношений различаются очень отчетливо, в реальной практике социального взаимодействия чистые типы того или иного встречаются крайне редко. Как полагает Тэшфел, в реальности существует такое взаимодействие между группами, в котором указанные типы смешаны в той или иной пропорции, И здесь мы подходим к важнейшим теоретическим позициям Тэшфела. Даже если не существует объективных противоречий между теми или иными группами, мы можем, согласно этому автору, априори предполагать межгрупповую дискриминацию в форме ингруппового фаворитизма или аутгрупповой враждебности. Этот закон — закон неизбежности установления позитивно валентных различий в пользу ингруппы — признается универсальной константой социальных отношений вообще.

Межгрупповая дискриминация тесно связана в концепции Тэшфела с рядом других когнитивных процессов и обусловлена ник. Общая схема включает четыре таких процесса в следующем порядке: социальная категоризация — социальная идентификация — социальное сравнение — социальная дискриминация [41]. Анализ указанных когнитивных процессов и составляет, с точки зрения Тэшфела, собственно социально-психологический аспект в изучении межгрупповых отношений. Иными словами, вся проблематика этой области сводится к анализу соотношения между указанными когнитивными процессами, их взаимосвязанности, логического следования одного из другого. Закономерности организации когнитивной сферы субъекта признаются основной детерминантой межгруппового взаимодействия. Независимо от объективных отношений и противоречий между группами факт группового членства, сам по себе обусловливающий развертывание указанной цепочки когнитивных процессов, неизбежно приводит в конечном счете к межгрупповой дискриминации, механизмы которой и выступают в качестве конечного объяснительного принципа для всей совокупности межгрупповых социально-психологических явлений [12], [42], [44].

Оценивая концепцию Г. Тэшфела в целом, следует подчеркнуть, что здесь впервые в зарубежной социальной психологии была поставлена проблема выделения собственно социально-психологического предмета изучения области межгрупповых отношений, а также затронуты очень важные — когнитивные — механизмы их регуляции. С другой стороны, именно здесь была последовательно аргументирована необходимость повышения экологической валидности и социальной значимости социально-психологических исследований в этой области [40], [44]. Однако, перенося акцент на исследование когнитивных механизмов регуляции межгрупповых отношений, эта концепция не избежала общих методологических просчетов, свойственных когнитивизму в целом. В частности, когнитивные процессы рассматриваются в отрыве от деятельности исследуемых групп, на основе которой только и могут быть поняты различные межгрупповые феномены, а само понятие группы интерпретируется скорее как когнитивная, а не как объективная реальность. Именно поэтому эксперименты Тэшфела находятся в явном противоречии с его общими методологическими установками о необходимости расширения социального контекста при изучении области межгрупповых отношений. Эксперименты Тэшфела были проведены на традиционных для западной социальной психологии искусственно созданных лабораторных группах, что существенно ограничивает, вопреки общим теоретическим и методологическим позициям автора, возможность экстраполяции полученных им результатов и выводов на более широкие аспекты социальной действительности.

Исследования Г. Тэшфела, как и в свое время работы М. Шерифа, вызвали многочисленные повторения, подражания и модификации как в странах Западной Европы,

158

так и в США. В частности, в экспериментах швейцарского исследователя В. Дуаза было показано, что сам факт ожидания ситуации, межгруппового взаимодействия обусловливает повышение ингруппового фаворитизма независимо от соревновательного или кооперативного характера ожидаемого взаимодействия [16], [17], [18]. Одним из самых интересных и оригинальных направлений развития идей Тэшфела являются эксперименты Г. Горнстейна и сотр., посвященные изучению основ альтруизма (помогающего, просоциального поведения) [25], [26], [38]. Основным выводом этих исследований является то, что вероятность бескорыстной помощи неизвестному человеку в значительной степени обусловлена процессами социальной категоризации, интерпретацией этого неизвестного в терминах ингруппового или аутгруппового членства.

В заключение обзора основных направлений в изучении межгрупповых отношений в зарубежной социальной психологии необходимо подчеркнуть следующее. Несмотря на большое разнообразие конкретных подходов к изучению этой проблематики и значительное количество эмпирического материала, полученного при исследовании этой области, в зарубежной социальной психологии отсутствуют специальные теории, способные удовлетворительно объяснить накопленный фактический материал, всю совокупность межгрупповых феноменов в целом. В конечном счете это объясняется ограниченностью общефилософских и методологических основ современных ориентации в западной социальной психологии [1]. Вот почему решение одного из самых фундаментальных вопросов — вопроса о предмете собственно социально-психологического изучения этой области — оказывалось всегда ограниченным, частичным и в целом неудовлетворительным. Равным образом, независимо от того, виделся ли этот предмет в анализе внутренних мотивационных факторов (З. Фрейд, Т. Адорно и др.), непосредственных факторах межгруппового взаимодействия (М. Шериф и его последователи) или в закономерностях организации когнитивной сферы субъекта (Г. Тэшфел и др.), указанные направления не смогли дать удовлетворительного решения и целого ряда других важнейших теоретических проблем, например связанных с пониманием общей природы и генезиса межгрупповых социально-психологических феноменов в их детерминации всей совокупностью социальных условий, объективным характером межгрупповой деятельности. В результате игнорирование действительных социальных детерминант в объяснении межгрупповых социально-психологических феноменов неизбежно приводит западных исследователей к крайне пессимистическим выводам о неизбежности межгрупповой враждебности, проявляющейся или в форме открытой межгрупповой агрессии, или в несколько более смягченных формах межгрупповой дискриминации и ингруппового фаворитизма. Иными словами, как справедливо замечает П. Н. Шихирев, социальные конфликты объясняются не действительно социальными факторами, но «испорченностью человеческой природы» [6; 170]. Тем не менее, несмотря на очевидные методологические слабости анализируемых концепций, систематизация теоретических подходов и эмпирических исследований в области межгрупповых отношений, существующих за рубежом, которая была предпринята в настоящем обзоре, представляется весьма актуальной, поскольку решение многих теоретических проблем в этой области имеет самое прямое отношение не только к исследованию собственно межгрупповых феноменов, но и к развитию более общих и фундаментальных вопросов социально-психологической теории.

1. Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л, А. Современная социальная психология на Западе. — М., 1978. — 270 с.

2. Бронфенбреннер У. Два мира детства: Дети США и СССР. — М., 1976,— 168 с.

3. Кричевский Р. Л. Проблема сплоченности малых групп в зарубежной социальной психологии. — Вопросы психологии, 1973, № 3, с. 174—184.

4. Социальная психология / Под ред. Г. П. Предвечного и Ю. А. Шерковина. — М., 1975. —319 с.

5. Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого «я». — М., 1925.— 98 с.

6. Шихирев П. Н. Современная социальная психология США. — М., 1979. — 228 с.

7. Adorno Т. W., Frenkel-Brunswick K., Levinson D. J., Sanford R. M. The authoritarian personality. — N.Y.: Harper & Row, 1950, 432 p.

8. Bandura A, Aggression: Social learning analysis. — N. Y, 1973. — 390 p.

9. Berkowitz L. Aggression: A social psychological analysis. — N. Y.: McGraw-Hill, 1962. — 361 p.

10. Berkowitz L. The concept of aggressive, drive: Some additonal considerations. — In: L. Berkowitz (ed.) Advances in experimental social psychology. — N. Y. & L.: Academic Press, 1965, v. 2, p. 301—329.

11. Berkowitz L. Frustration, comparison and other sources of emotion arousal as contributors to social unrest. — J. Soc. Issues, 1972, v. 28, p., 77—91.

12. Billig M. Social psychology and inter-group relations. — L.: Academic Press, 1976. — 428 p.

13. Billig M., Tajfel H. Social categorization and sinilarity in intergroup behaviour. — Europ. J. Soc. Psychol, 1973, v. 3, p. 37—52.

14. Blake R. R., Mouton I. S. Overevalua-tion'of down groups' product in intergroup competition. — J. Abn. Soc. Psychol, 1962, v. 64, No. 3, p. 237—238.

15. Diab D. N. A study of intergroup and intragroup relations among experimenteily produced small groups. — Genetic psychology monographs. 1970, v. 82, p. 49—82.

16. Doise W. Intergroup relations and polarization of individual and collective judgement.

159

— J. Pers. Soc. Psychol, 1969, v. 12, p0. 6—143.

17. Doise W. Relations et representations tefgroaps. — In: S. Moscovici (ed.) Introduction a la psychologie social. — Paris: Larousse, 1973, v. 2, p. 194—213.

18. L Doise W, Groups and individuals; Explanation in social psychology. — L.: Carnage University Press, 1978.—226 p.

19. Dollard J., Doob L. W., Miller N. E., Mowrer О. H., Sears R. R. Frustration and egression. New Haven: Yale University Press, 1939. — 364 p.

20. Faucheux C, Thibaut J. W. L'approche inique et experimentale de la genese des normes contractuellen dans differentes conations de conflit et de menace. — Bulletin de ler.ire d'Etudes et de Recherches psychotechnigues, 1964, v. 13, No. 4, p. 225—243.

21. Fergusson С. К., Kelley H. H. Significant factors in the overevaluation of one's own group product.—J. Abn. Soc. Psychol., 1964, v. 66, p. 223—228.

22. Fiedler E. E. The influence of leaderkeyman relations on combat crew effectiveness.—J. Abn. Soc. Psychol., 1955, v. 51, No. 2, p. 227—235.

23. Freud S. Civilization and its discontents. Standart edition of the complete psychological works. Ed. by Strachey. — L.: Hogarth, vol. XXI, p. 71—144.

24. Gamson W. A. Experimental studies of coalition formation. — In: L. Berkowitz (ed.) Advances in experimental social psychology. — N. Y. & L.: Academic Press, 1964, v. 1, p. 81—110.

25. Hornstein H. A. Promotive tension: The basis of prosocial behaviour a Lewininan perspective. — J. Soc. Issues, 1972, v. 28, No. 3, p. 191—218.

26. Hornstein H. A., Masor H. N.. Sole K., Heilman M. Effects of sentiment and completion of a helping act on observer helping: A case for socially mediated zeigarnick effects.—J. Pers. Soc. Psychol., 1971, v. 17, No. 1, p. 107—112.

27. Jamous H., Lemaine G. Competition entre groupes d'inegales ressources. — Psychologie Francaise, 1962, v. 7, No. 3, p. 216—221.

28. Lemaine G. Inegalites, comparaison et incompatibilite, esquisse d'une theorie de i'originalite sociale. — Bulletin de psychologie, 1966, v., 252, XX, 1—2, p. 1—9.

29. McNeil E. B. Waging experimental war: A review. — J. of Conflict Resolution, 1962, v. 6, No. 1, p. 77—81.

30. Miller N. E., Dollard J. Social learning and imitation. New Haven, 1941.—341 p.

31. Myers D. G., Bach P. J., Schreiber F. B. Normative and informational effects of group interaction. — Sociometry, 1974, v. 3/, p. 275—286.

32. Bettigrew T. F. Personality and socio-cultural factors in intergroup attitudes: A cross-cultural comparison. — J. of Conflict Resolution, 1958, v. 2, p. 29—42.

33. Rabbie I. M., Berwitz M. Arousal of ingroup-autgroup bias by chance win or loss. — J. Pers. . Soc. Psychol, 1969, v. 13, p. 269—277.

34. Rabbie L M., Wilkens G. Intergroup competition and its effect on intragroup and intergroup relationships. — Eur. J. Soc. Psychol, 1971, v. 1, p. 215—234.

35. Sherif M. Group conflict and cooperation: Their social psychology. — L.: Routledge & Kegan Paul, 1966. — 192 p.

36. Sherif M,, Harvey V. J., White B. L, Hood W. R., Sherif C. W. Intergroup conflict and cooperation: The Robers' cave experiment.— Oklahoma: Norman,. 1961.— 212 p.

37. Sherif M., Sherif С W. Groups in harmony and tension. — N. Y: Harper & Row, 1953. — 316 p.

38. Sole ., Marton J., Hornstein H. A. Opinion similarity and helping: Three field experiments investigating the basis of promotive tension. — J. Exp. Soc. Psychol, 1975, v. 11, p. 1—13.

39. Tajfel H. Experiments in intergroup discrimination. — Scient. Amer., 1970, v. 223, No. 5, p. 96—102.

40. Tajfel H. Experiments in vacuum. — In: J. Israel and H. Tajfel (eds.) The context of social psvchology: A critical assessment. — L. & N. Y.: Academic Press, 1972, p. 69—122.

41. Tajfel H. Intergroup behaviour, social comparison and social change. Katz-Newcomb Lectures. Ann-Arbor, 1974, 65 p.

42. Taijel H. (ed.) Differentiation between social groups: Studies in the social psychology of intergroup relations. — L.: Academic Press, 1978, —374 p.

43. Tajfel H., Flament C., Billig M., Bundy R. Social categorisation and intergroup behaviour. — Eur. J. Soc. Psychol, 1971. v. 1, p. 149—178.

44. Tajel H., Fraser C. (eds.) Introducing social psychology. L.: Penguin Books, 1978. — 490 p.

45. Thibaut J. W., Keley H. H. The social psychology of groups. — N. Y., 1959. — 313 p.

46. Turner I. C. Social comparison and social indentity: Some prospects for intergroup behaviour. — Eur. J. Soc. Psychol, 1975, v. 5, p. 5—34.

47. Vinacke W. E., Arkoff A. An experimental study of coalitions in the triad. — Amer. Sociol. Rev., .1957, v. 22, No. 4, p. 406—414.